Где то что то веет млеет
Афанасий Фет. Пародийная фигура.
Пародия может быть и сатирической, со многими переходными ступенями. К примеру, пародии на стихотворения Фета. Одна из них — резкая строчка Тургенева, постоянно правившего стихотворения поэта: «Что-то где-то веет, млеет. »
Одной из самых известных и удачных пародий Минаева можно считать стихотворение «Холод, грязные селенья. ».
Холод, грязные селенья, Лужи и туман.
Крепостное разрушенье, Говор поселян.
От дворовых нет поклона, Шапки набекрень
И работника Семена Плутовство и лень.
На полях чужие гуси, Дерзость гусенят, —
Посрамлснье, гибель Руси, И разврат, разврат.
Это пародия не столько на поэтический стиль Фета, сколько на его охранительные взгляды, которые казались поэтам некрасовской школы преступными. Их иронию питала и проза жизни поэта — прижимистого землевладельца, судившегося с крестьянами; на склоне лет — камергера, радовавшегося ключу на голубой ленте. А эстетам и сторонникам чистоты поэтического слова фетовские стихи казались бездарными.
И. С. Тургенев так писал о Фете:
Я долго стоял неподвижно
И странные строки читал;
И очень мне дики казались
Те строки, что Фет написал.
Читал. что читал, я не помню,
Какой-то таинственный вздор;
Из рук моих выпала книга — Не трогал ее я с тех пор.
Еще более резкая пародия была написана Тургеневым позже:
. И шепчут гор верхи: «Где Фет? Где тот поэт,
Чей стих свежей икры и сладостней конфет?»
Совсем иной смысл пародий Н. Вормса и Н. Добролюбова. В «Свистке» — сатирическом отделе журнала «Современник» — Добролюбов пародировал романтический пафос стихотворения «Шопот, робкое дыханье. ». Он изобразил свидание в сугубо бытовом плане, сохранив внешние формы поэтического стиля Фета:
Абрис миленькой головки,
Страстных взоров блеск,
Распускаемой шнуровки
Судорожный треск.
Сладострастные объятья,
Поцелуй немой, —
И стоящий над кроватью
Месяц золотой.
Н. Вормс обратил внимание на то, что в фетовском стихотворении любые строчки можно менять местами и произведение не утратит своего смысла:
Звуки музыки и трели, — Трели соловья, И под липами густыми И она, и я.
И она, и я, и трели, Небо и луна, Трели, я, она и небо, Небо и она.
Эту возможность изменять стих Фета без особой смысловой потери блистательно представил Д. Минаев в пародии-палиндроме. Об этом уникальном случае жанровой игры М. Л. Гаспаров написал статью «Поэтика пародии», где доказал, что минаевский текст и композиционно, и тематически стройнее, интереснее фетовского оригинала.
Уснуло озеро; безмолвен черный лес;
Русалка белая небрежно выплывает;
Как лебедь молодой, луна среди небес
Скользит и свой двойник на влаге созерцает.
Уснули рыбаки у сонных огоньков;
Ветрило бледное не шевельнет ни складкой;
Порой тяжелый карп плеснет у тростников,
Пустив широкий круг бежать по влаге гладкой.
Как тихо. Каждый звук и шорох слышу я,
Но звуки тишины ночной не прерывают, —
Пускай живая трель ярка у соловья,
Пусть травы на воде русалки колыхают.
Вот пародия на это стихотворение Д. Д. Минаева (под псевдонимом Михаил Бурбонов):
Пусть травы на воде русалки колыхают,
Пускай живая трель ярка у соловья,
Но звуки тишины ночной не прерывают.
Как тихо. Каждый звук и шорох слышу я.
Пустив широкий круг бежать по влаге гладкой,
Порой тяжелый карп плеснет у тростников;
Ветрило бледное не шевельнет ни складкой;
Уснули рыбаки у сонных огоньков.
Скользит и свой двойник на влаге созерцает,
Как лебедь молоой, луна среди небес.
Русалка белая небрежно выплывает;
Уснуло озеро; безмолвен черный лес.
Впечатление «подлинности» минаевского варианта достигается его зачином. «Пусть. » или «Пускай. » — характерный зачин в русской элегической лирике («Пускай толпа клеймит с презреньем. », «Пускай нам говорит изменчивая мода. » и т. д.). Это начальное «Пусть. » служит сигналом периодического синтаксиса. Последовательность образов подтверждается всей композицией текста и стремлением к постижению тишины. Как и во многих фетовских стихотворениях, движение образов передается через слуховые и зрительные ассоциации. Создается общее ощущение перехода от движения к покою. Направление взгляда автора и читателя: «вниз, на воду — в сторону и вверх — внутрь себя». Каждая строфа начинается движением вниз, а кончается движением внутрь, начинается с образа воды, а завершается образом души.
Наконец, развертывание текста на ритмическом уровне тоже аккомпанирует наметившейся композиции. В ритмике строки — вначале напряжение, а дальше его разрешение (дактилическая рифма). Стихотворение напечатано без отбивок между четверостишиями, одной непрерывной тирадой, и эта особенность вписывается в художественную систему основного образа.
Если в минаевском варианте пространство от строфы к строфе расширялось, то в фетовском оно сужается, и последовательность этого сужения становится основой композиции. В первой строфе в поле зрения озеро, обрамленное лесом, и небо. Во второй строфе — берег и рыбаки. В последней строфе — только авторское «я». У Минаева природа — засыпающая, застывающая, у Фета — оживающая и живущая сквозь видимый сон и покой. У Минаева жизнь сосредоточена в начальном «я» и затем постепенно ослабевает. У Фета жизнь растворена в природе.
Поток пародий на стихи Фета мелеет за пределами шестидесятых годов. Многократно осмеянные, черты его стиля оцениваются как достоинства новыми законодателями литературного вкуса. Литературная репутация Фета резко изменилась на рубеже XIX—XX веков, его вписали в свою родословную символисты. Для В. Брюсова, А. Блока, К. Бальмонта Фет — родной по духу поэт, мастер стиха, в чью школу они шли добровольно.
цит. по: Введение в литературоведение: Учебник / Н. Л. Вершинина, Е. В. Волкова, А. А. Илюшин и др.; Под общ. ред. Л. М. Крупчанова. — М.: Издательство Оникс, 2005. — 416 с.
13ВК 5-488-00103-4
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Афанасий Фет. Когда кичливый ум, измученный борьбою…
Приблизительное время чтения: 8 мин.
«Не религиозен, скептик и язычник», — так охарактеризовал Афанасия Фета сын Льва Толстого, музыковед Сергей Толстой. Современники поэта отмечали туманность и неясность образов его стихотворений. «Где-то, что-то веет, млеет…», — именно так начинается пародия Ивана Тургенева на лирику Фета.
Проект «50 великих стихотворений» показывает «другого Фета» — преисполненного духовной жажды, ярко и убедительно выражающего в своей лирике противоречивые мысли.
Когда кичливый ум, измученный борьбою
С наукой вечною, забывшись, тихо спит,
И сердце бедное одно с самим собою,
Когда извне его ничто не тяготит,
Когда, безумное, но чувствами всесильно,
Оно проведает свой собственный позор,
Бестрепетностию проникнется могильной
И глухо изречет свой страшный приговор:
Страдать, весь век страдать бесцельно, безвозмездно,
Стараться пустоту наполнить — и взирать,
Как с каждой новою попыткой глубже бездна,
Опять безумствовать, стремиться и страдать, —
О, как мне хочется склонить тогда колени,
Как сына блудного влечет опять к Отцу! —
Я верю вновь во всё, — и с шепотом моленья
Слеза горячая струится по лицу.
Исторический контекст
В прозе 1840-х эта тяга к обобщению часто доходила до такой степени, что абсолютно всё в людской природе объяснялось социальными условиями, материальными, бытовыми, заземленными причинами. Постепенно это реалистическое и социальное направление будет расширять влияние и в поэзии.
Но немалое число поэтов продолжат «петь» о своём. Их по-прежнему будет волновать личность, осмысление сокровенных тайн человеческой души. Они сохранят верность поэтической лирике, сконцентрированной на внутреннем, сердечном переживании. Таких поэтов немало: Аполлон Майков, Алексей Плещеев, Аполлон Григорьев, Евдокия Ростопчина. Но среди собратьев по перу Афанасий Фет окажется голосом особенно прекрасным. Голосом, который расслышали и оценили искатели нового поэтического слова, уже в веке двадцатом.
Автор
Шеншин — Фёт — Фет
«Визитной карточкой» поэта для многих служат простые и пронизанные радостным светом строки:
«Я пришёл к тебе с приветом
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало. «
И в восприятии многих современников Афанасий Афанасиевич воспринимался как позитивный, добродушный и по-своему благополучный человек. Однако сам наш герой совсем иначе оценивал прожитое.
«Если спросить: как называются все страдания, все горести моей жизни, я отвечу: имя им — Фет», — признался поэт жене в 1874 году.
Он родился и вырос в семье зажиточного орловского помещика Афанасия Шеншина и его жены, урожденной Шарлотты Беккер (Фёт). Когда мальчику было 14 лет, ему неожиданное было велено носить фамилию первого мужа матери — Фёт: обнаружилось, что он родился до того, как брак его отца с Шарлоттой был освящен. Фетом Афанасий Афанасиевич станет по ошибке наборщика в типографии при издании журнала. С тех пор две точки над «е» в фамилию автора не возвращались.
Именно поэтому с 1845 года после окончания университета и до своей отставки в 1858 году Фет находился на военной службе: это давало возможность получить дворянство. Только в 1873 году ему была возвращена фамилия Шеншин, а также даровано потомственное дворянство. Однако под своими стихами он до конца своих дней продолжал ставить фамилию Фет.
Исследователи и современники считали, что Фет и Шеншин — это два абсолютно разных человека. Один — одаренный поэт, воспевающий природу, стремящийся передать читателю красоту мимолетных движений человеческого сердца, другой — волевой практичный человек, офицер. Лев Толстой писал Боткину в 1857 году: «…И в воздухе за песнью соловьиной разносится тревога и любовь! — Прелестно! И откуда у этого добродушного толстого офицера такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов». Возможно, Афанасию Афанасиевичу просто хорошо удавалось скрыть от окружающих свою внутреннюю драму.
Слова: А. Фет, музыка: А. Варламов, исполняет Надежда Обухова
«А г. Ф. много обещает», — именно так оценил ранние стихи Фета один из главных критиков XIX века Виссарион Белинский. Положительную оценку его творчеству дал и Николай Гоголь. То есть дорога в большую литературу открылась перед ним с самых первых публикаций. После издания в 1840 году первого сборника стихотворений, в 1841 году Фет начинает печататься в журнале славянофилов «Москвитянин», а в 1842 году — в «Отечественных записках». Фет становится известным поэтом, а его стихотворения — популярными романсами. Первым стихотворением Фета, положенным на музыку, стало «На заре ты ее не буди…»: вряд ли в русской литературе кто-то писал нежнее о своих любовных чувствах. Параллельно Афанасий Афанасиевич писал публицистику, мемуары, занимался переводами философских работ.
Фет прожил долгую жизнь, творил более пятидесяти лет. Его творчество оказало огромное влияние на поэзию ХХ века. Особенные любовь и почитание он обрел в круге поэтов-символистов, которые считали Фета одним из самых значительных русских поэтов, своим учителем и предтечей.
Был ли Фет атеистом?
В ранних стихах первого сборника «Лирический пантеон» 1840 года уже можно отыскать несколько стихотворений с христианскими мотивами, затерявшихся среди языческой антологической (в духе античной лирики) поэзии. С каждым фетовским сборником религиозная тема по-своему развивается, а в позднем творчестве окрашивается в философские тона. В 1880-е годы Фет переводит грандиозный труд немецкого философа-пессимиста Шопенгауэра «Мир как воля и представление», и шопенгауэровское восприятие мира произвело на Фета сильное впечатление.
Афанасий Афанасиевич, получивший традиционное религиозное воспитание, хорошо разбирался в библейских образах. Например, в стихотворении «Когда Божественный бежал людских речей. » представлена евангельская история об искушении сатаной Христа во время его многодневного поста в пустыне. А стихотворение «Чем доле я живу, чем больше пережил. » является прекрасным переложением молитвы «Отче наш…».
Но знания и образованность не отрицают для человека сомнений и колебаний в поиске Божественного. Вопрос о религиозности Фета, пожалуй, навсегда останется предметом споров. Единственное, что можно сказать уверенно: он никогда не был равнодушен к религиозным вопросам, размышления о вере волновали его на протяжении всего жизненного пути. Это факт неоспоримый. И лучше всего о них говорят его произведения.
Произведение
Стихотворение «Когда кичливый ум, измученный борьбою…» Фет написал в 1842 г., когда ему было 22 года. Впервые текст произведения был опубликован в студенческом альманахе «Подземные ключи».
Здесь запечатлен ранний опыт духовных борений автора. В стихотворении можно заметить значимое для лирики Фета противопоставление разума («кичливого ума») и сердца. Фет никогда не признавал приоритета рационального начала. Для него только сердечным опытом, опытом чувства можно проникнуть в суть вещей. Поэт утверждал, что «Бог сидит в чувстве, и если Его там нет, разум Его не найдет». Возвышенное, Прекрасное, Божественное можно найти только с помощью интуитивного творческого прозрения.
Три первых четверостишия — это описание ситуации духовных исканий. Последние четыре строки — свершение внутреннего события, когда после периода колебаний, сомнений герой вновь обретает веру: «Я верю вновь во все — и с шепотом моленья / Слеза горячая струится по лицу». Условиями молитвенного переживания и обретения веры являются, в первую очередь, угасание «кичливого» ума, отказ от холодной рациональности, а также принятие неизбывности страданий. Интересно, какими эпитетами награждает Фет сердце, призывая заполнить пустоту, проистекающую от безверия: бедное, безумное, страдающее, всесильное только чувствами. Рождается молитвенный, покаянный порыв, который Фет передает, используя известный библейский образ: «О, как мне хочется склонить тогда колени,/ Как сына блудного влечет тогда к Отцу!»
В словах «Я верю вновь во всё» слышится драматическое библейское «Верую, Господи! Помоги моему неверию». Мятущееся сознание находит успокоение в вере.
Отсылки к Библии
В стихотворении Фет использует известный библейский образ блудного сына. Евангельская история о блудном сыне часто и многообразно обыгрывалась во многих произведениях мировой культуры. В русской литературе до Фета она появлялась в произведениях Древней Руси, у авторов XVIII века, Жуковского, Батюшкова, Пушкина и др. Знаменитая притча рассказывается в Евангелии от Луки. В ней повествуется о некоем человеке и двух его сыновьях. Младший потребовал выдать ему причитающуюся долю наследства. Получив свое, он покинул дом и, скитаясь в дальних краях, растратил все свое состояние. Оказавшись в бедственном положении, он принял решение вернуться в отчий дом. Блудный сын сказал: Отче! Я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим (Лк 15:21). Отец принял его искреннее раскаяние, велел одеть его в лучшие одежды и устроил пир: Станем есть и веселиться! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся (Лк 15:23–24).
К образу блудного сына прибегают тогда, когда говорят о человеке, который раскаялся в своих заблуждениях. Этот образ напоминает, что только при условии истинного смирения возможно прощение.
Непонятные слова
Кичливый — горделивый, высокомерный, надменный
Фет, которого вы не знали. К 200-летию поэта
Приблизительное время чтения: 8 мин.
«Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало»: Афанасий Фет чаще всего воспринимается неискушённым читателем как автор незамысловатых и позитивных стихотворений о любви. «Где-то, что-то веет, млеет…», — именно так пародировал лирику Фета Иван Тургенев. О Фете говорят, что он — добродушный эстет. Говорят, что атеист. Но так ли это? Мы собрали для вас несколько интересных и неожиданных историй о русском поэте.
История о том, как Фету неожиданно поменяли фамилию
Рождение Фета связано с запутанными обстоятельствами, которые во многих деталях до сих пор остаются непроясненными. Он родился и вырос в семье помещика Афанасия Шеншина и его жены-немки, урожденной Шарлотты Беккер (Фёт). До 14 лет мальчик носил фамилию Шеншин. Но однажды фамилия Афанасия Шеншина была неожиданно изменена, когда он учился в пансионе. Ему было велено носить фамилию первого мужа матери — Фет. Оказалось, что Афанасий якобы родился до того, как брак его отца с Шарлоттой был освящен.
Фет вспоминал: «Как ни горька была мне эта неожиданная новость, но я считал, что у отца была к этому достаточная причина, я считал этот вопрос до того деликатным, что ни разу не обратился за разрешением его ни к кому. «Фет так Фет», — подумал я, — видно, так тому и быть. Покажу свою покорность и забуду Шеншина, именем которого подписаны все мои учебники». Тогда юноша еще не знал, что именно фамилия Фет принесет ему известность и именно ею будут подписаны все его многочисленные стихи, статьи и переводы.
История о том, как Фет-путешественник восхищался религиозной живописью
Афанасий Афанасьевич Фет был впечатлительным и страстным путешественником. Одним из его любимых городов был Дрезден. В знаменитой картинной галерее его больше всего поразила «Мадонна» Гольбейна. Размышляя об этом полотне немецкого живописца, Фет отмечал, что при работе над ней душа художника явно была в нездешних мирах, ведь только благоговейной душе под силу создать такое изображение Богоматери. Главная же картина галереи — «Сикстинская Мадонна» Рафаэля — также произвела на Фета сильнейшее впечатление. Поэт просидел перед образом Божией Матери два часа и, согласно его воспоминаниям, понял, «почему народ толпою следовал за Рафаэлем. Из галереи я вынес неподдельный восторг и счастье, которого уже не утрачу в жизни».
История о том, как стихи Фета одобрил Николай Гоголь
Поэзия занимала Фета в студенческие годы и была его искренней страстью и любимым увлечением. Сочинял он, как он сам признавался, едва ли не по стихотворению каждый день. Стихи записывал в «желтую тетрадку», которая постоянно увеличивалась в объеме. Первыми читателями лирики Фета были его соседи по пансиону, где он обучался. Однажды Фет решил показать свои стихотворные опыты (получить «приговор моему эстетическому стремлению», как вспоминал Фет) известному литератору и историку Михаилу Погодину. Тот в свою очередь сказал: «Я вашу тетрадку, почтеннейший, передам Гоголю. Он в этом случае лучший судья». Через неделю Фет получил от Погодина свою тетрадку обратно со словами: «Гоголь сказал: это несомненное дарование».
История о том, как Тургенев стихи Фета переделывал
В 1853 году Фет вошел в круг журнала «Современник», авторитетным членам которого, Тургеневу, Дружинину и другим, многие стихотворения Фета казались темными, косноязычными и неясными. В начале 1855 года Фет получил письмо от Ивана Тургенева: «Весь наш дружеский кружок Вам усердно кланяется. Мы предлагаем поручить нам новое издание Ваших стихотворений, которые заслуживают самой ревностной очистки и красивого издания для того, чтобы лежать на столике всякой прелестной женщины». Фет согласился, не зная, что его ждёт.
Тургенев стал лихо исправлять стихи Фета: исключал целые строфы, переписывал, что-то дополнял. Да и все литераторы «Современника» получали большое удовольствие и искренне веселились, пытаясь расшифровать и переделать нелепые, на их взгляд, строки. Фет вспоминал: «Почти каждую неделю стали приходить ко мне письма с подчёркнутыми стихами и требованиями их исправлений». Мнение самого поэта учитывалось мало: «Я ревностно отстаивал свой текст, но по пословице «один в поле не воин» вынужден был отступить». Никто и предположить не мог, что для Фета вовсе не было первостепенным, чтобы его сборник держала в руках каждая первая любительница поэзии. Пропасть между эстетическими вкусами Фета и литераторов «Современника» была огромна. Например, в стихотворении Фета «Когда мечтательно я предан тишине. » невинная и нежная нота стихотворения была заменена на страстные порывы героини. В финальной части стихотворения строчка «Ты руку подаешь, сказавши: до свиданья!» изменена на «Ты предаешься вся для страстного лобзанья».
В результате сборник вышел устрашающим, удивившим и поклонников Фета, и обычных читателей и исследователей. Как замечают литературоведы, по количеству переделок это издание фетовских стихотворений являет пример едва ли не уникальный в истории русской литературы. Сам же Фет говорил, что «издание из-под редакции Тургенева вышло настолько же очищенным, насколько и изувеченным». В конце концов Фет разорвал свои отношения с «Современником».
История о том, как Фет находил сюжеты для своих стихотворений
Поэт Яков Полонский вспоминал, как однажды он разговаривал с Фетом о поэтическом вдохновении и о том, где же брать сюжеты для лирических текстов: «Юный Фет, бывало, говорит мне: «К чему искать сюжета для стихов; сюжеты эти на каждом шагу, — брось на стул женское платье, или погляди на двух ворон, которые уселись на заборе, вот тебе и сюжет». В этом забавном предложении, однако, скрывается настоящее открытие Фета-поэта. Именно он одним из первых в русской поэзии открыл новый способ самовыражения — показывать внутренние переживания через внешнюю атрибутику — и довел этот способ до совершенства (достаточно вспомнить знаменитые «Шепот, робкое дыханье. » или «На заре ты ее не буди. »). Все, что находится вокруг автора, вся лирическая одухотворённая картина, и является самым подлинным выражением чувств. Надо только искренне всё запечатлеть. Фет писал стихотворения до самой смерти в 1892 году, и главная тема поздней лирики Фета — это любовь. Поэт пишет о любви так же тонко и проникновенно, как писал в юности. Порой даже невозможно поверить, что эти строки написал уже стариком:
Качаяся, звезды мигали лучами
На темных зыбях Средиземного моря,
А мы любовались с тобою огнями,
Что мчались под нами, с небесными споря.
История о том, как Фет увлекался мрачной философией
В середине жизни Фет увлекался непопулярной в его время в России философией немецкого мыслителя Артура Шопенгауэра, чьими трудами особенно начнут восхищаться писатели и философы ХХ века. Фета же особенно привлекали идеи Шопенгауэра о том, что разум не является главным способом познания. Есть что-то более высшее. По Шопенгауэру, это так называемая воля, которая проявляется в любой деятельности человека: все явления исходят из нее. Фет также никогда не признавал приоритета рационального начала. Однако для него только сердечным опытом, опытом чувства можно проникнуть в суть вещей. Поэт утверждал, что «Бог сидит в чувстве, и если Его там нет, разум Его не найдет». Прекрасное и Великое, по Фету, можно отыскать только с помощью интуитивного творческого прозрения.
Фет решил первым перевести на русский язык главный труд Шопенгауэра «Мир как воля и представление», и ему прекрасно удалась эта работа. Философия Шопенгауэра довольно мрачна, но именно она заставила Фета перейти от довольно простых по форме и содержанию стихотворений к созданию глубокой философской лирики:
Идем. Надолго ли еще не разлучаться,
Надолго ли дышать отрадою? Как знать!
Пора за будущность заране не пугаться,
Пора о счастии учиться вспоминать.
История о том, как Фет «Фауста» переводил
Фет был талантливым переводчиком. Уже первый лирический сборник Фета «Лирический пантеон» включал не только стихи молодого автора, но и талантливые переводы из Ламартина, Гёте, Шиллера и Горация. Но самым грандиозным переводческим подвигом Фета стал перевод на русский язык бессмертной трагедии Иоганна Гёте. Перевод первой части был начат осенью 1880 года, а закончен уже в январе 1881 года. Перевод второй части вышел в 1883 году. Знатоками перевод Фета назван очень точным, хоть и наименее поэтичным, чем, например, перевод Николая Холодковского. Также Фет снабдил свой перевод подробным комментарием и примечаниями, где делился своими соображениями по поводу трагедии, и писал, что Гёте здесь «выдвигает на авансцену историю развития человеческого духа»: «Ни одно произведение искусства не захватывает такой широкой идеи, как “Фауст”. Если под верностью природе разуметь природу искусства, то на каждом шагу мы будем изумлены той очевидностью, с какой трагедия вводит нас из мира будничных явлений в мир самых волшебно-несбыточных».
История о том, как Фета посчитали атеистом
Долгое время в читательских кругах Фета считали атеистом: слишком много было в его стихотворениях античных образов и чувственных мотивов. В 80-х годах ХХ века на страницах журнала «Вестник русского христианского движения» вспыхнула полемика: каков религиозный характер и направление поэзии Фета. Вопросы веры и религии занимали ум Фета на протяжении всей жизни, однако это был сложный поиск. Фет, получивший традиционное религиозное воспитание, хорошо разбирался в библейских образах. Например, в стихотворении «Когда Божественный бежал людских речей. » представлена евангельская история об искушении сатаной Христа во время его многодневного поста в пустыне. А стихотворение «Чем доле я живу, чем больше пережил. » является прекрасным переложением молитвы «Отче наш». Религиозная тема постоянно возникает в контексте других «вечных» тем в лирике Фета: любви, жизни и смерти, искусства и красоты. У поэта можно найти много стихотворений с христианскими мотивами, и с каждым фетовским сборником религиозная тема по-своему развивается, а в позднем творчестве окрашивается в философские тона. Фет постоянно находился в поиске Божественного, поэтому вопрос о религиозности Фета, скорее, навсегда останется предметом споров. Однако можно сказать наверняка одно: Фет никогда не был равнодушен к религиозным вопросам, размышления о вере волновали его на протяжении всего жизненного и творческого пути, о чем наилучшим образом говорят его религиозных стихотворения. Так, «Когда кичливый ум, измученный борьбою…» — прекрасный пример духовных исканий автора, где он обращается к евангельскому образу блудного сына. Лирический герой Фета сравнивает себя с блудным сыном, осознавшим свою греховную ошибку: «О, как мне хочется склонить тогда колени, / Как сына блудного влечет опять к Отцу! — / Я верю вновь во всё, — и с шепотом моленья / Слеза горячая струится по лицу».
«Когда кичливый ум, измученный борьбою…»
При подготовке статьи использовались материалы из книги Михаила Матвеева «Фет» (серия ЖЗЛ).