Герцен считал что россия придет к социализму
Русский социализм» А.И. Герцена
РЕФЕРАТ
Русское народничество в 70-80-х годах XIX века
Волгоград 2011
Содержание
Глава 1. Идеология народничества 5
1.1 «Русский социализм» А.И. Герцена 5
1.2 Воззрения Н.Г. Чернышевского 8
Глава 2. Деятельность революционных народников в 1870-1880-е годы 11
2.1 «Хождение в народ» 11
2.2 «Земля и воля» (1876-1879) 12
2.3 «Народная воля» (1879-1882) 15
2.4 «Черный предел» (1879-1882) 19
Введение
Начало 1870-х годов ознаменовалось новым подъёмом национального духа. Усиление России и изменение международной обстановки (в конце 1870 года Франция, воевавшая против России в Крымской войне и надежная союзница Турции, потерпела поражение во франко-прусской войне) позволили отвергнуть унизительные условия Парижского мира: Россия снова могла держать флот на Чёрном море. Вновь ожили надежды на свободу слова, свободу совести, конституцию. Они оказались призрачными, но возвышение России было реальным. Страна стремительно возвращалась в ряды великих держав.
В 70-е годы преобладающее значение имело революционное (или, как его называли, «действенное») народничество. Сам термин «народник» появился в литературе в середине 60-х годов, но тогда он еще не обозначал определенного общественно-политического направления. Под народничеством в то время понимали обычно стремление к изучению народного быта и желание облегчить тяготы народных масс, в первую очередь крестьянства.
Целью данной работы является рассмотрение деятельности революционного народничества в 70-80-е годы XIX века.
Исходя из указанной цели, можно выделить следующие задачи:
· на основе анализа идей и воззрений А.И. Герцена и Н.Г. Чернышевского, показать теоретические основы народнического движения;
· рассмотреть явление «хождения в народ»;
· проследить деятельность таких организаций революционного народничества, как «Земля и воля», «Народная воля» и «Черный предел».
Глава 1. Идеология народничества
Русский социализм» А.И. Герцена
народническое движение революционное герцен
Возникновение герценовской теории «русского социализма» в исторической литературе принято датировать 1849 г., связывая ее с крахом его надежд на революционные потенции Запада.
С учением социализма А. И. Герцен познакомился еще в студенческие годы, в начале 30-х годов. Позже, в «Былом и думах», он писал об этой поре своих устремлений: «Новый мир толкался в дверь, наши души, наши сердца растворялись ему. Сенсимонизм лег в основу наших убеждений и неизменно остался в существенном».
Герцен покинул Россию в 1847 г., когда в Западной Европе уже чувствовалось приближение революционной грозы. Он верил, что грядущая революция на Западе принесет «блузнику», т. е. рабочему, свободу от угнетения и приведет к торжеству идей социализма. В «Письмах из Франции и Италии», которые стали в 1847 г. печататься в «Современнике», Александр Иванович выразил свою горячую веру в победу европейской революции.
Герцен восторженно приветствовал революцию. Но скоро, когда парижский пролетариат, заливая своей кровью мостовые, стал отступать с баррикад, его охватили глубокое негодование и грусть. Опять буржуазия справляла свою кровавую тризну.
В первое время после поражения революции 1848 г. Герцен не терял веры в ее возрождение. Он заметил новую консолидацию ее сил, основным представителем которых выступило крестьянство.
Однако по мере усиления реакции вера Герцена в возможность новой европейской революции слабеет, а затем и совсем пропадает.
Поражение революции 1848 г. разрушало схему исторического процесса, построенную Герценом. Оно привело к краху его мелкобуржуазные мечтания о республике как политической форме, совершенствование которой в конечном счете должно было привести к осуществлению идеалов свободы, равенства и счастья трудящихся.
Расставаясь со старыми, он приобрел новые, более прогрессивные убеждения. Из испытаний 1848 г. Герцен вышел с твердой верой в необходимость и неизбежность «социальной революции». И совершить ее на Западе должен пролетариат. Но Герцен не смог дать ответ на вопрос, как этот класс, лишенный политических прав, доступа к образованию, материальных средств, сумеет вооружить себя социалистической теорией, без овладения которой он не добьется победы. Только в конце жизни, обратив свой взор к Интернационалу, он увидел в нем силу, способную организовать пролетариат и вооружить его теорией.
Расставшись с верой в политическую республику, Герцен пришел к выводу, что грядущая революция должна быть не политической, а экономической. Кроме того, он писал, что Европа устарела и «ей недостает силы, чтоб вознестись до уровня собственной мысли». Европа имеет богатое прошлое, но будущее не за ней, а за Америкой или славянским миром.
В освобождении крестьян с землей и заключается основа учения Герцена о крестьянском социализме. Получив землю, которой они владеют в общине коллективно, крестьяне, по его мнению, сразу вступят в царство коммунизма.
Также Герцену принадлежит величайшая заслуга выдвижения идеи некапиталистического развития России. Сама по себе эта идея была оправдана жизнью, но значительно позже, в условиях социалистического строительства в нашей стране. Во времена Герцена, по крайней мере в дореформенную эпоху, требование оградить Россию от капитализма было нереальным: оно исходило из мелкобуржуазных интересов крепостного крестьянства, боровшегося за свое право на землю и свободу, которые капитализм не дал бы осуществить, так как неизбежно разрушил бы общину. Сохранение в России общины с ее элементами социализма рассматривалось Герценом как предопределение особого пути развития страны, способной от феодализма сразу перейти к социализму.
Теория «Русского общинного социализма» А.И. Герцена
Данный пост продолжает цикл, характеризующий различные направления общественной мысли 1840-х, 50-х годов, касающиеся отмены крепостного права. В предыдущем представлены взгляды Б.Н. Чичерина.
В 1830-е Александр Иванович вполне разделял идею единства исторического развития России и западной Европы. После эмиграции в 1847-м он стал свидетелем европейских революций 1848-49 гг. Увиденное подтолкнуло его к переосмыслению прежних воззрений, итогом которого стала собственная теория перехода России к социализму, во многом отличная как от западных коммунистических учений, так и от проектов петрашевцев, Чернышевского, Огарёва и др. мыслителей.
Основой теории является характеристика крестьянской общины, сформулированная Герценым ещё в конце 1840-х:
1. «Русская сельская община существует с внезапамятных времён и похожие на неё формы встречаются у всех славянских народов».
То есть в самой основе концепция не совпадает с мнением Чичерина, который подчёркивал государственное участие в генезисе общинного строя.
2. Земля общины распределяется между её членами и каждый из них обладает неотъемлемым правом иметь столько земли, сколько имеет любой другой член общины. Она предоставляется в пожизненное владение, её нельзя оставить по наследству.
В работе «Русский народ и социализм», «Крещеная собственность» (1851) рассмотрены прогрессивные и консервативные стороны общинного быта:
+ Обеспечение защиты общинников от произвола чиновников, помещиков, природных невзгод;
+ наделение крестьян землёй в количестве, как правило, достаточном для прокормления;
+ наличие мирского самоуправления, подотчётность выборных лиц сельскому сходу.
— Незаинтересованность в улучшении земледелия;
— отсутствие конкуренции, создающей движение и разнообразие.
Консервативные стороны общинного уклада Герцен объясняет
Во-вторых, использованием общины с круговой порукой в качестве основы обеспечения людьми и ресурсами, т.е. власть возвела народный быт в государственный институт, тем самым законсервировав его.
Такая консервация, считал Герцен, давала возможность для возвышения русского народа за счёт сохранения трёх стародавних начал крестьянского мира (работа «Русские немцы и немецкие русские»):
1. Право каждого на землю.
2. Общинное владение землёй.
3. Мирское управление.
«На этих началах и только на них может развиваться будущая Русь».
При этом, он отмечает, что внесение принципов индивидуализма («личной воли»), не сходных, однако, с капитализмом, в патриархальную жизнь может вывести её из застоя.
— создаётся свободными людьми на добровольной основе с целью удовлетворения экономических интересов;
— имеет выборную администрацию и управляется общим собранием артельщиков;
— не стремится к монополии;
— распределение доходов на общем собрании;
— коллективный труд и круговая порука.
Такие отношения способствуют развитию личностей работников на коллективной основе. Через развитие коллективного начала общество, по замыслу Герцена, должно перейти на стадию социализма.
Социализм по Герцену синкретичен, он учитывает отечественные условия (общинный уклад) и устроен согласно передовым Западным теориям:
«Мы русским социализмом называем тот социализм, который идёт от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владения и общинного управления, и идёт вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука».
6 этапов по построению социализма в России:
1. После реформы все земли становятся общественными. Происходит наделение равными участками с учётом плодородия почв. Упразднение сословий, обусловлено исходным материальным равенством. Происходит выкуп земли общинами у помещиков.
2. Установка разных видов пользования (не владения!) землёй: бессрочная общинная, частная пожизненная, аренда общественной земли, государственная, общественная областная.
При этом сохранены запреты передачи земли по наследству и найма рабочей силы.
3. Создание местных банков для организации выкупа земли, развития общин и частных предпринимателей. Постепенно каждый проживающий в данной местности становится вкладчиком и заёмщиком банка – образуется коллективная собственность.
Общины могут получать большие суммы кредитов, т.к. выплаты по ним обеспечивает круговая порука.
4. Общины развиваются до стадии артелей, затем до ассоциаций.
5. Черты мирского устройства распространяются на всё общество: общины объединяются в области, а те составляют конфедерацию с выборными органами управления на всех уровнях – происходит пересоздание гос. строя.
6. Законы составляются с учётом местных обычаев, включают в себя все неотъемлемые права, существующие на западе, также устанавливается равенство полов, общий доступ к образованию.
Своеобразие воззрений Герцена.
Александр Иванович считал концепции петрашевцев и Чернышевского теориями «чисто западного социализма»: те говорили о пропуске стадии капитализма на пути к социализму в России, Герцен же определял русский социализм как параллельную альтернативу западному капитализму.
Более того, он не считал коммунизм конечной формацией социального развития на основании того, что видел в Европе во время революций: это «учение о принудительном отчуждении собственности, учение возвышающее индивидуум при помощи общества, граничащее с деспотизмом и освобождающее между тем от голода», «Коммунизм пронёсся бурно, страшно, кроваво, несправедливо, быстро».
Необходимо отметить: то, что сейчас воспринимается в качестве единой теории, формулировалось в течение 40-х, 50-х, начале 60-х годов. Различные аспекты концепции содержатся в десятках работ, вышеизложенное – один из вариантов их синтеза, представленный С.И. Павловым в вестнике МГТУ, в статье «Теория русского социализма А.И. Герцена».
Крепостное право для чайников
У каждого из нас есть какое-нибудь мнение о крепостном праве; в конце концов, почти каждый из нас является потомком крепостных. Однако, как я заметил, что многие плохо понимают, а что такое русское крепостное право в поздний период. Пожалуй, надо дать пояснения, в которых кто-то увидит новое для себя. Вообще–то, именно это надо рассказывать детям в школе, но не складывается.
Обратите внимание на то, что я пишу только о помещичьих крестьянах – на момент освобождения таковыми являлись 48% крестьян Европейской России. У государственных и удельных крестьян все обстоятельства были совершенно другие.
1. Классическое полное рабство, как в раннем Риме, в России не сложилось. Не существовало помещичьих хозяйств, в которых бы крепостные крестьяне обрабатывали поля помещика без платы, под бичом надсмотрщика, не имели бы ничего своего, жили бы в общем бараке, и получали бы еду и одежду от помещика по физиологическому минимуму, не располагая собственными деньгами. Все попытки ввести такой строй (так называемая «месячина») кончались плохо для всех.
2. Крепостное право в России – это как римское рабство в момент перехода в колонат, у всякого раба есть пекулий, то есть такое имущество, которое в чистой теории принадлежит хозяину, но на деле раб пользуется им как собственным; хозяйственные отношения раба и хозяина представляют собой отчасти принуждение, а отчасти добровольные сделки; у рабов есть на руках собственные деньги. Это не буква закона, но фактическое сложение обстоятельств, сильнейшим образом вошедшее в обычай, только дворяне бешеные, безрассудные могут решиться идти против данного обычая, принимая на себя большие риски.
3. Закон формулировал власть помещика так, что он вправе заставить крепостных безвозмездно работать на себя не более трех дней в неделю, то есть помещик располагал половиной трудового потенциала крестьян, и, в теории, половиной создаваемого ими продукта. На самом деле, так дело не шло – надо было еще разобраться на что при этом будут существовать крестьяне. Сложилось два хозяйственных уклада, барщинный и оброчный, из которых в первом к концу крепостной эпохи находилось две трети крестьян.
Оба уклада подразумевали, что помещичье имение поделено на две примерное равные части, крестьянскую запашку и барскую запашку.
4. Барщинная система выглядит следующим образом:
— помещик ведет хозяйство на своей части земли самостоятельно, крестьяне обязаны работать на барской запашке бесплатно; в теории, такой труд занимает половину их рабочего времени;
— поскольку крестьянам не платят, ни натурой, ни деньгами, они существуют своим трудом на предоставленной им помещиком земле (крестьянская запашка), крестьяне пользуются своей половиной земли бесплатно;
— конец барщинной системы настает тогда, когда у крестьян хватает ума вызнать у управляющего цифру дохода помещика, устроить раздражающую саботажную компанию в его хозяйстве и одновременно предложить ему оброк (см. далее) в размере чуть высшем по отношению к текущему доходу; помещик склонен принять это предложение, так как денег станет больше, а крестьяне надеются, что они потом как–то еще поддавят помещика, их же много, а барин один;
— с жестким и бестолковым помещиком барщинное хозяйство легко сваливается в штопор; крестьяне требуют облегчить их условия, притворяясь бедными и укрывая доходы – помещик не верит и больше нажимает на крестьян – крестьяне начинают с ленцой вести своё хозяйство, так как разбогатеть им все равно не дадут – ближайший неурожайный год действительно разоряет крестьян, не считавших нужным накапливать запасы – озлобившиеся крестьяне работают на помещика безобразно плохо, но их уже не прижать, так как они разорены.
5. Оброчная система выглядела так:
— крестьяне хозяйствуют на выделенной им части земли как желают, обычно приусадебными участками и домами они владеют как полной частной собственностью, а полевой землей пользуются общинным порядком, регулярно переделяя ее между дворами по каком–либо рациональному принципу; статус этой земли очень неопределенный, помещик является ее полным хозяином, но де–факто не решается отнять ее у крестьян, даже если ему это нужно; крестьяне могут переделять землю между собой, но не могут продать посторонним; помещик может продать всё имение вместе с крестьянами, но и новому владельцу будет непросто сократить крестьянскую часть земли, он столкнется с саботажем; в чистой теории, помещик имеет право отобрать у крестьян даже их избы, но никто не удивится, если после такого его прирежут.
— за пользование своей частью земли крестьяне платят оброк; никаких правил для установления оброка нет, но он в целом всегда приближается к половине годовой платы наемному работнику; если помещик нанимает крестьянина обрабатывать его землю (это отнимает у крестьянина половину времени, так как земля поделена между помещиком и крестьянами пополам), то заработная плата обычно покрывает весь оброк, и еще немножечко остается крестьянину наличными – чтобы у него был стимул;
— иногда оброк налагается на все крестьянское общество как единое лицо, а крестьяне распределяют его между собой как хотят; но помещик имеет право также и налагать индивидуальные оброки на домохозяйства – обычно это происходит тогда, когда в составе крестьян есть лица, имеющие большие внеземледельческие доходы, то есть торговцы или ремесленники.
— крестьяне не могут оспорить слишком высокий оброк, так как правил тут нет, основным методом их борьбы за улучшение своего положения является саботаж – помещик ведь либо сдает свою часть земли крестьянам, либо нанимает их, и в обоих случаях крестьяне, обиженные слишком высоким оброком, начинают вести себя агрессивно, непредсказуемо, работают плохо, платят плохо; помещик, в теории, может вообще отдать всю землю крестьянам и соответственно удвоить оброк, но так никто не делает – крестьяне на этих условиях просто взбесятся, вообще перестанут платить, помещику тоже нужен рычаг экономического давления, типа «ты плохо платишь оброк, я тебя не найму и ничего тебе не сдам».
— своей половиной земли помещик распоряжается в режиме свободных добровольных сделок – иногда сдает в аренду целиком всей крестьянской общине как единому лицу, иногда сдает в аренду по частям отдельным крестьянам, иногда обрабатывает самостоятельно, нанимая работников за деньги, или же как–то сочетает все эти способы.
7. Кроме крестьян, занятых полевым хозяйством, имеются две специальные группы:
— дворня, то есть домашняя прислуга помещика; если человек взят в дворню, у него нет полевого надела, он работает на барина целый день, не получает заработной платы, но барин обязан кормить и обеспечивать его жильем, одеждой и т.п. вещами, в том числе и тогда, когда он заболеет или состарится; на практике многие дворовые получали также и небольшие приплаты, более похожие на премии, так как без стимулов они работали плохо;
— крестьяне, занятые торговлей, промыслами и ремеслами; эти люди платили индивидуальный оброк, связанный с доходностью их промыслов; разумный помещик устанавливал оброк на том максимуме, при котором для крестьян сохранялся стимул развивать свое дело; такие крестьяне могли жить где–то далеко, в городах, присылая оброки с оказией; иногда такие крестьяне настолько богатели, что сами себя выкупали у помещиков за огромные деньги.
8. Важно понимать, что индивидуальные экономические отношения с каждым крестьянским двором были очень трудозатратны для помещика, особенно если речь идет о крупном поместье. В теории, помещику было бы выгодно индивидуально поощрять лучших крестьян, а худших продать на колбасу (сдать в рекруты), купив вместо них новых. На практике же крестьянское сочетание эмоциональной манеры поведения, общей невнятности мыслей и речи, тотальной ненадежности в исполнении обещанного и низкого уровня гигиены отвращало бар от идеи договориться с каждым дворохозяином индивидуально. Помещики предпочитали общаться с крестьянами как с общиной, представленной более или менее чистым, связно изъясняющимся старостой. Это обстоятельство затем дало огромные последствия, так как правительство восприняло общину как необходимейший институт, и не только сохранило при освобождении крестьян, но и принудительно организовало и зарегулировало.
9. Личный гнет в русском крепостном праве парадоксальным образом более тяжел, чем экономический; крестьян можно принудительно женить, можно продать их детей, оторвав их от родителей, можно наказать телесно без формального разбирательства. Не всё это разрешалось законом, но всё было возможным на практике. Наконец, у крестьян не было хороших средств для противодействия и явной уголовке со стороны помещика: изнасилования, безмотивные избиения или истязания должны дойти до очень высокого градуса, прежде чем в дело вмешаются власти. Регулярно проявления личного садизма со стороны помещиков заканчиваются их убийством, после чего крестьяне массой идут на каторгу.
10. Общая экономическая динамика помещичьего хозяйства была такова, что там, где крестьяне богаты и сыты, там высок доход и у помещика, и обратное. Если подробнее, то помещикам для максимизации своего дохода в многолетней перспективе (а они как раз и владели землей поколениями) было выгодно устанавливать такой уровень изъятий у рабов, при котором хозяйство худших крестьян было бы устойчивым, а хозяйство лучших развивалось. Заметим, что мы говорим о максимуме прибыльности для помещиков, а не максимуме общей экономической эффективности хозяйства.
К сожалению, эти общеизвестные соображения не могли помочь многим помещикам – они, ровно как и крестьяне, были предпринимателями поневоле, привязанными к своему роду деятельности по рождению. Разумеется, значительная их часть не имела агрономических познаний, деловой хватки, выдержки, спокойствия, расчетливости, такта, необходимых для успешного ведения дел с непредсказуемой толпой неандертальцев. Многие не умели удержаться от соблазна насилия, особенно сексуального, порождаемого самой природой отношений раба и хозяина.
В результате, отношения между помещиками и крестьянами регулярно омрачались по причинам не экономического, а личного свойства. Старые распри и счеты, борьба дурного нрава и коллективного упрямства, смешение личных мотивов с хозяйственными постоянно уводили экономику помещичьего имения от того весьма скромного оптимума, которого она могла достигнуть в идеале.
Именно многолетнее накопление этого раздражения я и считаю основной причиной крестьянской реформы. Стремление перейти от напряженных, эмоционально заряженных отношений с крестьянами к более безличным и хозяйственным; стремление распустить дворню и окружить себя более мотивированной и лояльной наемной прислугой; желание отказаться от бесплатного, но раздражающего домашних секса с крестьянками к платному, но засекреченному сексу с проститутками; желание сдать всё в аренду и, наконец, переехать в город – вот настоящий набор сильных стимулов, побуждавших дворян отказаться от экономического преимущества, даваемого им рабством.
Герцен считал что россия придет к социализму
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Александр Герцен как отец «русского социализма»
Статья основана на работе, написанной мной как часть программы магистерского курса по истории русской мысли XIX века в университете Оксфорда.
Александр Герцен в 1830-е годы.
Алекса́ндр Ива́нович Ге́рцен (1812 — 1870) — русский публицист, писатель, философ, родился в семье богатого помещика Ивана Алексеевича Яковлева (1767—1846), происходившего от Андрея Кобылы (как и Романовы) и 16-летняя немки Генриетты-Вильгельмины-Луизы Гааг (нем. Henriette Wilhelmina Luisa Haag), дочери мелкого чиновника, делопроизводителя в казённой палате в Штутгарте. Брак родителей не был оформлен, и Герцен носил фамилию, придуманную отцом: Герцен — «сын сердца» (от нем. Herz).
В юности Герцен получил обычное дворянское воспитание на дому, основанное на чтении произведений иностранной литературы, преимущественно конца XVIII века. Французские романы, комедии Бомарше, Коцебу, произведения Гёте, Шиллера с ранних лет настроили мальчика в восторженном, сентиментально-романтическом тоне. Систематических занятий не было, но гувернёры — французы и немцы — сообщили мальчику твёрдое знание иностранных языков. Благодаря знакомству с творчеством Шиллера, Герцен проникся свободолюбивыми стремлениями. Уже в детстве Герцен познакомился и подружился с Николаем Огарёвым. По его воспоминаниям, сильное впечатление на мальчиков (Герцену было 13, Огарёву 12 лет) произвело известие о восстании декабристов 14 декабря 1825 года. Под его впечатлением у них зарождаются первые, ещё смутные мечты о революционной деятельности; во время прогулки на Воробьёвых горах мальчики поклялись бороться за свободу.
Герцен грезил дружбой, мечтал о борьбе и страданиях за свободу. В таком настроении в 1829 году он поступил в Московский университет на физико-математическое отделение, и здесь это настроение ещё более усилилось. К этому времени относится встреча Герцена с Вадимом Пассеком, превратившаяся потом в дружбу, установление дружеской связи с Кетчером и др. Кучка молодых друзей росла, шумела, бурлила; допускала по временам и небольшие кутежи, вполне невинного, впрочем, характера; усердно занималась чтением, увлекаясь по преимуществу вопросами общественными, занимаясь изучением русской истории, усвоением идей Сен-Симона (утопический социализм которого Герцен считал тогда наиболее выдающимся достижением современной ему западной философии) и других социалистов. Вот, что писал на эту тему сам Герцен в последствии:
«После 1830 года, с появлением сен-симонизма, социализм произвел в Москве большое впечатление на умы. Привыкнув к общинам, к земельным разделам, к рабочим артелям, мы видели в этом учении выражение чувства более нам близкого, чем в учениях политических. Нас, свидетелей самых чудовищных злоупотреблений, социализм смущал меньше, чем западных буржуа.
Мало-помалу литературные произведения проникались социалистическими тенденциями и одушевлением. Романы и рассказы, даже писания славянофилов, протестовали против современного общества с точки зрения не только политической. Достаточно упомянуть роман Достоевского «Бедные люди».»
(Герцен, А.И. Собрание сочинений в тридцати томах, М,1954. Т.7. с.252)
В 1834 году все члены кружка Герцена и он сам были арестованы. Герцен был сослан в Пермь, а оттуда в Вятку, где и был определен на службу в канцелярию губернатора.
Первоначальное понятие о социализме как желательном пункте будущего развития России появилось у Герцена очень рано. В период прямо предшествующий ссылке, между 1832 и 1840 гг, им был разработан вариант «социализма по Сен-Симону», или социализма как «нового христианства». В этом варианте исторический прогресс человечества видится Герцену как непрерывное движение вперед от самых ранних дней к своей кульминации в социалистической революции, проходя через этапы христианства, реформации, просвещения и французской революции 1789 года. Однако тут не предусмотрена была отмена частной собственности, как собственно и вообще какие-либо экономические детали, и основным требованием являлась замена ‘индивидуализма’ на ‘любовь’. Основная идея заключалась в том, что политические перемены не достаточны сами по себе, и должны сопровождаться ‘универсальными’ или ‘социальными’ переменами, необходимыми для искоренения старых, отрицательных традиций и инаугурации нового мира.
(Герцен А.И., Сочинения в двух томах. Москва, 1986. Т.2 сс. 190-191 и 194.)
Герцену не потребовалось много времени, чтобы переломить эту ситуацию. Быстро ознакомившись с Гегелем он пришел к своему собственному толкованию, о котором речь шла в прошлый раз, и который суммирован самим автором следующим образом:
Вскоре Герцен смог перетащить на свою сторону и Бакунина с Белинским. С этого момента философия социализма была дня него тесно связана с именем Гегеля. Выдержка из герценского труда «О развитии революционных идей в России (перевода)», написанной значительно позднее, придает некоторую дополнительную ясность:
«В Москве социализм развивался вместе с гегелевской философией. Союз новой философии с социализмом представить себе не трудно, но лишь в последнее время немцы признали тесную связь науки и революции, и не потому, чтобы они прежде не понимали ее, а потому, что социализм, как все практическое, их не интересовал. Немцы могли быть глубоко радикальными в науке, оставаясь консервативными в своих поступках, поэтами — на бумаге и буржуа — в жизни. Нам же, напротив, дуализм противен. Социализм нам представляется самым естественным философским силлогизмом, приложением логики к государству. Нужно отметить, что в Петербурге социализм принимал иной характер. Там революционные идеи всегда были более практическими, нежели в Москве; холодный фанатизм петербуржцев — фанатизм математиков; в Петербурге любят порядок, дисциплину, практическую применимость. Пока в Москве спорят, в Петербурге объединяются.»
(Герцен, А.И. Собрание сочинений в тридцати томах, М,1954. Т.7. с.252)
«Не может человечество идти далее в этих путях незакония. Но как выйти? Тут-то весь вопрос, но на него не может быть полного теоретического ответа. События покажут форму, плоть и силу реформации. Но общий смысл понятен. Общественное управление собственностями и капиталами, артельное житье, организация работ и возмездий и право собственности, поставленное на иных началах. Не совершенное уничтожение личной собственности, а такая инвеститура обществом, которая государству дает право общих мер, направлений.
Так складывалась идея того, что сам Герцен называл «философией действования«, разработанная в цикле статей озаглавленных «Дилетантизм в науке», написанных в период 1842-1843 годов. Основанная на работах Гегеля философия действования, или действия, не была строго герценским изобретением: уже в начале 40-х годов она обсуждалась в Европе, в частности левым гегелианцем Арнольдом Руге, в 1840 говорившем в своей Hallische Jahrsbücher о победе революционной Philosophie der Tat над ‘размышляющими’ (Walicki, ibid., p.383) Еще ближе к мыслям Герцена находилась статья Мозеса Гесса Die Philosophie der Tat изданная в 1843 году. Эти идеи, скорее всего, были обсуждаемы Герценом в письмах и беседах с Огаревым, в тот же период (1841-1846) находившемуся в качестве студента в Германии, но в 1842 совершившего краткую поездку в Россию (ibid.,384).
Следует особенно иметь в виду, что примерно в этот же период Герцен подвергался и значительному влиянию со стороны славянофилов, с которыми у него проходили постоянные дебаты. Именно это, вероятнее всего, помогло выработке нового варианта русского социализма, не только отличного от первоначальных, но и специально продуманного в отношении российских реалий. Первые намеки на это можно обнаружить в том же цикле «Дилетантизме в науке». Именно в этих работах, в частности в четвертой статье, «Буддизм в науке», написанной в 1843 году, говоря о русских людях, Герцен уже утверждает:
«С другой стороны, может, тут раскроется великое призвание бросить нашу северную гривну в хранилищницу человеческого разумения; может, мы, мало жившие в былом, явимся представителями действительного единства науки и жизни, слова и дела. В истории поздно приходящим — не кости, а сочные плоды. В самом деле, в нашем характере есть нечто, соединяющее лучшую сторону французов с лучшей стороной германцев. Мы несравненно способнее к наукообразному мышлению, нежели французы, и нам решительно невозможна мещански-филистерская жизнь немцев; в нас есть что-то gentlemanlike, чего именно нет у немцев, и на челе нашем проступает след величавой мысли, как-то не сосредоточивающейся на челе француза.»
(Герцен, указ. соч. Т.3. с.73)
В то же время у Герцена есть резкие расхождения со славянофилами, и основным здесь можно считать все ту же тему концепции личности, индивидуальности и важности человеческого «я»:
«Что такое эгоизм? Сознание моей личности, ее замкнутости, ее прав? Или что-нибудь другое? Где оканчивается эгоизм и где начинается любовь? Да и действительно ли эгоизм и любовь противуположны; могут ли они быть друг без друга? Могу ли я любить кого-нибудь не для себя; могу ли я любить, если это не доставляет мне, именно мне, удовольствия? Не есть ли эгоизм одно и то же с индивидуализацией, с этим сосредоточиванием и обособлением, к которому стремится все сущее как к последней цели? Всего меньше эгоизма в камне — у зверя эгоизм сверкает в глазах; он дик и исключителен у дикого человека; не сливается ли он с высшей гуманностью у образованного?
Вы думаете, что моралисты разрешили эти вопросы? Нет, они отделываются доблестным негодованием против всего эгоистического; они знают, что эгоизм — значительный порок; им этого довольно; их беспорочная натура мечет громы на него и не унижается до понимания. Странные люди! Вместо того, чтоб именно на эгоизме, на этом в глаза бросающемся грунте всего человеческого, создать житейскую мудрость и разумные отношения людей, они стараются всеми силами уничтожить, замарать эгоизм, т. е. срыть die feste Burg (укрепленный замок) человеческого достоинства и сделать из человека слезливого, сантиментального, пресного добряка, напрашивающегося на добровольное рабство. Слово эгоизм, как слово любовь, слишком общи: может быть гнусная любовь, может быть высокий эгоизм и обратно. Эгоизм развитого, мыслящего человека благороден, он-то и есть его любовь к науке, к искусству, к ближнему, к широкой жизни, к неприкосновенности и проч.; любовь ограниченного дикаря,
даже любовь Отелло — высший эгоизм. Вырвать у человека из груди его эгоизм — значит вырвать живое начало его, закваску, соль его личности; по счастию, это невозможно и напоминает только того почтенного моралиста, который отучил свою лошадь от эгоистической привычки есть и очень сердился, что она умерла, как только стала отвыкать от пищи. «
(Герцен, указ. соч. Т.2. сс.96-97)
Именно здесь для нас начинает проступать то, о чем говорил впоследствии Владимир Соловьев, указывая на эгоистическую, материальную основу социализма, на его двойственность, с одной стороны провозглашающую «всеобщее равенство и братство», а с другой стороны сводящую это «равенство и братство» к материальным ценностям, хотя и с оговорками:
Герцен понимает это. Вот его ответ:
«Не отвергнуться влечений сердца, не отречься от своей индивидуальности и всего частного, не предать семейство всеобщему, но раскрыть свою душу всему человеческому, страдать и наслаждаться страданиями и наслаждениями современности, работать столько же для рода, сколько для себя, словом, развить эгоистическое сердце во всех скорбящее, обобщить его разумом и в свою очередь оживить им разум. «
(Герцен, указ. соч. Т.2. сс.63-64)
Мы видим сочетание индивидуального и всеобщего, сердца и разума, эгоизма и альтруизма. Но возможно ли это? Герцен не видит здесь проблемы:
«Поднимаясь в сферу всеобщего, страстность не утрачивается, но преображается, теряя свою дикую, судорожную сторону; предмет ее выше, святее; по мере расширения интересов уменьшается сосредоточенность около своей личности, а с нею и ядовитая жгучесть страстей. В самом колебании между двумя мирами — личности и всеобщего — есть непреодолимая прелесть; человек чувствует себя живою, сознательною связью этих миров, и, теряясь, так сказать, в светлом эфире одного, он хранит себя и слезами, и восторгами, и всею страстностью другого.»
Уникальным образом здесь мы видим сопряжение с религиозными идеями Соловьева, высказанными им три десятка лет позднее, в 1870-х. В своих «Письмах об изучении природы» Герцен открыто призовет к сочетанию идеального с действительным, говоря о материализме (эмпиризме) Юма:
«Consommatum est! (Свершилось!) Дело материализма как логического момента совершилось; далее идти теоретически было невозможно». Вселенная распалась на бездну частных явлений, наше я — на бездну частных ощущений; если между явлениями и между ощущениями раскрывается связь, то эта связь, во-первых, случайна, во-вторых, лишает полноты и жизненности то, что связывает; наконец, таутологически повторяет то же самое на другом языке. Связь эта ни логической, ни эмпирической достоверности не имеет, ее критериум — инстинкт и привычка.»
(указ.соч. Т.3. сс.307-308)
«все рассыплется, распадется, будут существовать одни частные явления, одни индивидуальности, мерцающие мгновенно и мгновенно тухнущие; всеобщий порядок разрушится, будут атомы, явления, груды фактов, случайности, но не будет стройного, всецелого, космоса»
Здесь виден и «материализм с человеческим лицом» Фейербаха, о котором говорил Маркс в «Святом семействе». Валицкий высказывает предположение, что антропологический гуманизм Фейербаха был для Герцена и Белинского попыткой разбавить сухой панлогизм Гегеля, слишком оторванный от реальности жизни (Walicki, ibid., 392). Согласно Валицкому для Герцена в системе философии действия рационализм представлял собой «универсальное», в то время как материализм защищал права личности; идеализм определял роль личности в обществе и в истории, а материализм занимался его ре-интеграцией в мир природы и реабилитацией «животной» стороны человеческой натуры (ibid.,393).
Герцен, отбывший из России в январе 1847 года, прибыв в Париж, оказался шокирован тем, что там увидел. Хотя нет особых оснований полагать, что он не предвидел своего будущего шока, и не ожидал, что это будет именно так, поскольку свое мнение о буржуазии выражал он достаточно ясно и ранее. Однако Париж это мнение полностью подтвердил:
(Герцен, указ. соч. Т.5. с.34)
«Вы меня браните, милый мой Аненков, вы, которого тонкий ум всегда оставался чуждым всякого рода доктринам (и за это-то я вас и люблю особенно), вы меня браните за то, что я защищаю bourgeoisie; но ради Бога, как же не защищать ее, когда наши друзья со слов социалистов представляют эту буржуазию чем-то в роде гнусного, отвратительного, губительного чудовища, пожирающего все прекрасное и благородное в человечестве? Я понимаю такие гиперболы в устах французского работника; но когда их говорит наш умный Герцен, то они кажутся мне не более как забавными. Там борьба, дух партий заставляет прибегать к преувеличениям,- это понятно, а здесь вместо самобытного взгляда, вместо живой, индивидуальной мысли вдруг встречать общие места, ей Богу, досадно.»
(П.В. Аненков и его друзья, С.Петербург, 1892. с.542)
Основная тема все та же: ‘старая’ Европа противопоставляется ‘молодой’ России. Для Герцена, в лучших традициях славянофилизма, принципиальным моментом является тот, что Россия стала еще целиком захвачена разлагающим влиянием римской системы права и ее зловредных элементов, утверждающих «священное право частной собственности». У славянофилов же Герцен заимствует и взгляд на крестьянскую коммуну как зачаток будущего социального устройства новой и более высокоразвитой формы, как и веру в то, что коллективизм является естественной чертой присущей русским людям, хотя в нее теперь вкладывается некоторый элемент пан-славизма, в последствии так раздражавший Маркса:
«Русская сельская община существует с незапамятного времени, и довольно схожие формы ее можно найти у всех славянских племен. Там, где ее нет, она пала под германским влиянием. У сербов, болгар и черногорцев она сохранилась а еще более чистом виде, чем в России. Сельская община представляет собой, так сказать, общественную единицу, нравственную личность; государству никогда не следовало посягать на неё; община является собственником, облагаемым объектом; она ответственна за всех и за каждого в отдельности, а потому автономна во всем, что касается ее внутренних дел.
Община спасла русский народ от монгольского варварства и от императорской цивилизации, от выкрашенных поевропейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная организация, хоть и сильно потрясенная, устояла против вмешательств власти; она благополучно дожила до развития социализма в Европе.»
(Герцен, ук. соч. Т.6. с. 200 и Т.7.с.323 )
Вообще же, Герцен открыто признает сходство своих идей со славянофилами:
«Да разве нет у нас открытого поля для примирения? А социализм, который так решительно, так глубоко разделяет Европу на два враждебных лагеря,— разве не признан он славянофилами так же, как нами? Это мост, на котором мы можем подать друг другу руку.»
В целом в развитии своих идей Герцен следует концепции «органического развития» сравнивая нацию с живым организмом. Дополнительный акцент делается на то, что в России отсутствует буржуазия, и практически ни одной из социальных прослоек не выгодно сохранение нынешнего положения дел. У Чаадаева Герцен позаимствовал концепцию России как «страны без прошлого», и сделанный им логический вывод, что это дает уникальную возможность построения нового общества «с чистого листа» (см., например, Герцен, указ. соч. Т.6. сс. 187-188). «Юность» России и ее «исконно революционный и демократический характер» подчеркиваются Герценом не смотря на очевидное противоречие этих утверждений как с длительной историей существования русской нации, так и ее очевидно автократической системы правления. Однако объяснение тут простое: российское государство у Герцена по сути своей различно с российским народом, и таким образом автократия это не подлинно русская система правления:
«Княжеская власть, при наличии судилищ, составленных из выборных судей, творивших правосудие устно и по внутреннему убеждению перед лицом свободных сходов в городах, и к тому же лишенная постоянной армии, не могла укрепляться; это станет особенно понятным, если не упускать из виду, насколько ограничены жизненные потребности у народа, целиком занятого земледелием. Московская централизация положила конец этому порядку вещей; Москва явилась для России первым Петербургом. Московские великие князья, отбросив этот титул, чтобы принять титул царя всея Руси, стремились к совсем иного рода власти, чем та, которой пользовались их предшественники. Пример увлекает их: они явились свидетелями могущества греческих императоров в Византии и могущества монгольских ханов из главной орды Тамерлана, известной под именем Золотой орды. И действительно, власть царей в своем развитии приняла двойной характер обеих этих держав. С каждым шагом московских царей на пути деспотизма власть народа все уменьшалась. Жизнь сжималась и обеднялась все более и более во всех своих проявлениях; одна лишь сельская община продолжала сохраняться в своей скромной сфере.»
В этих идеях как нельзя более отчетливо проступает влияние работ Кавелина, который еще в 1846 году в работе «Взгляд на юридический быт древней Руси» высказывал схожие мысли, хотя и делал из них выводы с противоположным знаком, считая появление государства в России первым признаком освобождения личности (см. Собрание сочинений К.Д. Кавелина, С. Петербург, 1897. Т.1. сс. 5-66).
(указ. соч. Т.6. сс.208-209)
Однако уже начиная с Екатерины Великой государство утратило свою необходимость, а при Николае Первом и вовсе потеряло всякий смысл, став просто паразитом на теле страны. Герцен делает вывод, что бунт неизбежен и «Новый Мир» уже близок.
В целом нужно отметить, что комбинация идеи социализма с идей крестьянской коммуны была, несомненно, не нова: к концу 1840-х годов схожие мысли возникали уже у Лелевела в Польше, а вскоре и у Бакунина, хотя с откровенно пан-славянской ориентацией (Malia, ibid, 396) Помимо этого, как уже отмечено, взгляды самого Герцена являются комбинацией различных идей, подчерпнутых из разных источников. Однако сама по себе эта комбинация, безусловно, по своему уникальна, и в будущем именно она окажет огромное влияние на развитие революционной мысли в России, особенно ее народнического направления. Разработка Герцена особенно интересна и важна тем, что это не антитезис Европе, а попытка синтеза определенных элементов ее развития с чисто русским историческим наследием. В его работах оригинальным образом сочетаются принципы демократического равенства русской коммуны с западной концепцией уважения прав личности. Права личности в данном случае должна была выразить и защитить русская интеллигенция, а коммуна имелась уже у крестьянства. Антагонизм, однако, довольно очевидно проявляется в самих работах Герцена, достаточно процитировать вот этот фрагмент:
«Человек, привыкший во всем полагаться на общину, погибает, едва лишь отделится от нее; он слабеет, он не находит в себе ни силы, ни побуждений к деятельности: при малейшей опасности он спешит укрыться под защиту этой матери, которая держит, таким образом, своих детей в состоянии постоянного несовершеннолетия и требует от них пассивного послушания. В общине слишком мало движения; она не получает извне никакого толчка, который побуждал бы ее к развитию, — в ней нет конкуренции, нет внутренней борьбы, создающей разнообразие и движение; предоставляя человеку его долю земли, она избавляет его от всяких забот.»
(Герцен, указ. соч. Т.6. с. 204)
В конечном итоге Герцен, безусловно, явился «отцом русского социализма», основанного на национальной идее, коллективистического по форме и, однако, индивидуалистического по содержанию: социализма, разработанного представителем эрудированной элиты «для простых людей», и предназначенного к приведению в жизнь членами этой самой элиты. Эта модель социализма явилась продуктом специфической ситуации, имевшей место в России в середине XIX века, когда незначительное меньшинство интеллектуалов, ощущавших чувство вины за свое привилегированное положение и неспособных найти своим чувствам иного выхода, кроме как посредством литературных работ и бесконечных разговоров, в конечном итоге произвело на свет разновидность фантазии. Это была фантазия о прекрасном будущем, где органичное общество основанное на любви и взаимопомощи сочеталось с сохранением каждым своей собственной индивидуальности. И, вне всяких сомнений, Александр Герцен по праву может считаться отцом этой прекрасной фантазии.