Глагольная рифма что такое
Эссе о глагольных рифмах и не только.
Поэты-конструкторы перепробовали все формальные приёмы стихосложения ещё в прошлом веке. Придумать новь, отозвавшуюся и прижившуюся в сердце читателя, они не смогли, а потому направили свою неуёмную энергию из созидательного русла в разрушительное. И здесь преуспели, негативно влияя на неокрепшее сознание молодого поколения.
В этой статье затрону только два всё ещё злободневных вопроса: нежелательная глагольная рифма и крайне нежелательная (кровь – любовь).
Отмечу сразу: нет стихотворений с нежелательной или предпочтительной рифмой, есть слабые и сильные произведения вне зависимости от виртуозного владения искусством строительства окончания строк.
Избежать глагольной рифмы невозможно (а в большинстве случаев и не нужно) в силу особенностей построения речи на русском языке, если угодно – традиций в нём.
Обратимся к живым примерам.
Меж нами речь не так игриво льётся,
Просторнее, грустнее мы сидим,
И реже смех средь песен раздаётся,
И чаще мы вздыхаем и молчим.
(А.Пушкин, 1836)
Кое-как удалось разлучиться
И постылый огонь потушить.
Враг мой вечный, пора научиться
Вам кого-нибудь вправду любить.
(А.Ахматова, 1921)
Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, Боже, как их замолчать заставить!
(А.Ахматова, 1943)
А вот стихи поэта, который всячески избегал глагольных рифм, хотя это и не всегда даже ему удавалось. Легко ли ему рифмовалось? Только он мог бы ответить на этот вопрос. Но я предполагаю, что он был образцовым поэтом-конструктором, рождающим мёртвых детей, которых народ не может полюбить до сих пор.
Извёсткой скреплённая скорлупа,
спасающая от напора лба,
соли, рыхлого молотка
в сумерках три желтка.
(И.Бродский, 1993)
Замечу, что только один из ста грамотных читателей Бродского способен не потерять нить его рассуждений при лавинообразном натиске непривычных рифм и словообразований вообще. Я уже не говорю об образности.
ВЫВОД. Избегать глагольной рифмы вряд ли целесообразно преднамеренно. Мастерам слова это удаётся только в некоторых произведениях и то непроизвольно, в силу большого словарного запаса и широкого кругозора. И это – не предмет подражания, а только грань таланта – для большинства недостижимая.
Чтобы не утруждать себя поиском из классики, приведу отрывок из своего стихотворения. Читателю нескромно подскажу, что об уровне мастерства говорит не столь отсутствие глагольных рифм, сколь присутствие рифм редко встречающихся, а то и не встречающихся ранее вообще. И при большом словарном запасе это происходит автоматически на уровне подсознания, то есть без всяких временных или умственных затрат. С долей юмора можно утверждать: гению даётся легко то, на что талант затрачивает огромный труд.
Или вот это моё стихотворение.
Ветра зовут неведомо куда,
материки – совсем иные снятся.
Но – тяжело с насиженного сняться,
уютного и тёплого гнезда.
А сердце рвётся в прерванный полёт,
душа давно – легка, светла, крылата.
Не надо ей: ни жемчуга, ни злата,
она – по справедливости живёт.
И грусть ледяная
Расскажет утихшим волненьем в крови
О счастье без рая,
Глазах без улыбки и снах без любви.
(Н.Гумилёв)
Пусть халат мой залит свежей кровью,
В сердце гибель загорелась снами,
Я как мальчик, схваченный любовью
К девушке, окутанной шелками.
(Н.Гумилёв)
У Ахматовой даже при беглом просмотре обнаружил шесть (!)
примеров с такой рифмой.
Ты поверь, не змеиное острое жало,
А тоска мою выпила кровь.
В белом поле я тихою девушкой стала,
Птичьим голосом кличу любовь.
(А.Ахматова, 1911)
Смятение, 1913.
«Покорно мне воображенье. «, 1913.
«На пороге белом рая. «, 1921.
«Я гибель накликала милым. «, 1921.
Последнее стихотворение, 1943.
ВЫВОД. Можно рифмовать «любовь» и «кровь». Важно, чтобы при наличии первой не проливалась вторая.
Уже не ссылаясь на свою персону, приведу три примера мастерского владения рифмой.
Традиция в русском языке не только неисчерпаема, но и необычайно богата поэтическими находками, которые с полным правом можно отнести к мировым шедеврам литературы.
О МОЕЙ ЕДИНСТВЕННОЙ ПОДРУГЕ
Глагольная рифма что такое
Сначала предварю выпады псевдорадетелей корректности, взывающих к ссылкам на авторов, фрагменты чьих работ использованы в статье. Поскольку эта статья – переработанная компиляция многих источников и моего литературного опыта, и не является научным или коммерческим трудом, никаких загромождающих ссылок делать не стану. Так что использовать её в качестве диссертационного материала трудно, поэтому и читать упомянутым – не обязательно.
Глагольная рифма – это плохо?
У многих инетных поэтов – словосочетание «глагольная рифма» вызывает чувство отторжения…
Примените глагольную рифму в строфе – и вы рискуете попасть в безнадёжные графоманы.
Сам Пушкин в своей литературной зрелости замечал, что глагольные рифмы ему порядком поднадоели. И что же?
Вот что пишет В.В.Онуфриев в «Словаре разновидностей рифмы»:
«Глагольная рифма – разновидность однородной рифмы; рифма, состоящая только из глаголов: плыву / зову, жить / говорить. По причине того, что придумать такую рифму не составляет труда, такие рифмы называют ещё и бедными: петь / гореть / шуметь / лететь..». Прочтя строки с подобными рифмами, многие решили – рифмовать глаголы плохо.
Странно, но почему-то мало кто – из числа яростных критиков глагольной рифмы – замечает, что рифмовать прилагательные или, например, наречия – не менее просто: «прекрасный / страстный / опасный / напрасный», «прекрасно / страстно / опасно / напрасно». Да и, если уж совсем начистоту, большинство существительных рифмуются элементарно, а рифму к оставшимся – поэту с плохой фантазией всегда подскажет словарь рифм.
Времена меняются. Глагольную рифму вполне заслуженно обижали прежде, когда число поэтов (именно поэтов, а не людей пописывающих стишки) не исчислялось третьим порядком. Сейчас же, наравне с глагольной, практически любую рифму можно назвать «банальной», «затёртой до дыр». Если в творчестве современного поэта окажется с десяток рифм, которые до него никто не использовал – это уже удача.
И как же быть? Многие, окончательно запутавшись в современной русской поэзии, решили вопрос просто – вовсе отказавшись от рифмы в пользу белого стиха, верлибра и хокку. Спорное и опасное решение. Спорное, потому как тот же белый стих или верлибр совсем не так «свеж и оригинален», как то желают доказать многие нынешние поэты. Например, даже у Пушкина есть такие строки:
«Как весенней теплою порою
Из-под утренней белой зорюшки
Что из лесу из лесу из дремучего
Выходила медведиха
Со милыми детушками медвежатами
Погулять посмотреть себя показать. «
В поэзии же, начиная с периода символизма, белый стих и верлибр встречался в творчестве почти каждого поэта.
Увлечение восточной поэзией тоже не выход. Во-первых, она старше русской, во-вторых примитивней по форме, в-третьих не подходит русскому менталитету. Чтобы писать хокку, необходимо быть буддистом, а это уже – совсем иной тип мировоззрения.
Решение отказаться от рифм – опасно, потому как начинающему поэту кажется, что творить в данных формах легче, нежели в традиционных. В итоге сейчас в инете наблюдается засилье текстов, прячущихся под вывеской «стихи», и при том совершенно не являющихся поэзией. Безусловно, белый стих и верлибр являются одними из наиважнейших завоеваний прошлого, они должны и будут существовать, но творить в данных формах с правом называть написанное поэзией способен лишь поэт состоявшийся, имеющий в арсенале огромное количество наработок и технических приёмов.
Русская поэзия традиционно строилась на рифме. Ни один великий русский поэт рифмы не избежал. И будущее поэзии – за рифмой. В силу того, что рифмованный стих имеет целый ряд бесспорных преимуществ перед нерифмованным, но это – уже совсем другая история.
На мой взгляд, основная проблема нынешнего подхода к глагольной и к грамматической рифмовке – недостаточное понимание ситуации в современной русской поэзии. Вокруг постоянно сыплют словами, которые, безусловно, звучали уместно из уст символистов 19-го века или футуристов 20-го и которые звучат сейчас как нелепица: «данная форма устарела», «эта рифма банальна», «нынешняя поэзия должна экспериментировать с. «. Поэзия никому ничего не должна, любые эксперименты после Хлебникова – всего лишь повторение, все рифмы расфасованы по словарям. Экспериментальный вакуум давно заполнен.
Современный стих будет хорошим лишь при условии, что автор, владея всем разнообразием, всем многовековым поэтическим опытом, выберет приёмы и слова, наиболее подходящие для решения поставленных задач. Отказаться от чего-либо – означает попятиться.
Хороший поэт обязан быть всего лишь самобытным и самодостаточным.
Но – вернёмся к глагольным рифмам.
У многих презрение к ним основано на твёрдом убеждении, что рифмованный стих – это некий набор слов, вставленных в определенный размер, связанных общим смыслом, и с зарифмованными последними словами строк.
Ни один настоящий поэт не воспринимает поэзию столь узко. Прежде всего, все слова в стихе должны гармонично сочетаться. Внутренние рифмы, аллитерации, проверка каждой буквы на уместность использования в данном стихотворении и многое другое – без всего этого поэзия куца с технической точки зрения. Именно за счёт использования широкого поэтического арсенала в стихах глагольные рифмы классиков не режут слух – даже простейшие рифмы идеально вписываются в общую фонетику стихотворения.
Особенно нелепой сложившаяся ситуация выглядит, когда поэты, рьяно протестующие против «глагольных рифм» в описанном выше понимании, совершенно спокойно используют их же в качестве внутренних.
Глагол создаёт движение в стихе, глагол – динамика жизни. Лев Котюков, например, считает, что основная энергетика произведения сосредоточена именно в глаголах. Попробуйте написать стихи, о нежности, избегая глаголов? Это вполне возможно, но без глаголов, эта нежность будет созерцательна, одинока. И лишь глагол способен заставить читателя выйти из состояния созерцания, ощутить прикосновение. У Маяковского есть отличные строки:
«Глаза наслезнённые бочками выкачу. Дайте о ребра опереться.
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу. «
Как Маяковскому, не используя глаголов, до последней извилины дать понять читателю перевозбуждение, всю нервозность своего героя? Герой Маяковского кричит, герой готов действовать. Но давайте переставим слова, дабы удовлетворить «критика», получим:
«Выкачу глаза наслезненные бочками» или «Глаза выкачу наслезненные бочками»
Многие бы одобрили, только вот кричать герой перестал, стал пассивен. Герой стал похож на плачущего от обиды мальчика.
Не спорю, рифмы вроде «был-любил» заезжены «до нельзя». Но разве это повод отказываться от гигантского и столь аппетитного куска русского языка, как глаголы?!
Иван Васильевич Рыжиков говорил, что во множестве случаев – глагольная рифмовка не может быть заменена никакой другой. И нетрудно догадаться, в каких. В тех, когда элемент движения, внутренняя динамика действия стихов – должны быть акцентированы, усилены. Но он предъявлял к глагольным рифмам требование созвучности корневых частей глаголов.
Кое-что о глагольной рифме
История русской рифмы даёт картину постепенного обогащения и усложнения искусства рифмовки. Новые рифмы являются обычно в большом количестве при новой тематике, обусловленной, в свою очередь, социальными причинами. Стихотворство поэтов-силлабиков, ориентировавшееся главным образом на древнерусскую и преимущественно на церковную письменность, не может не поражать нас убожеством рифмовки; но и классическая русская рифма, то есть рифма эпохи Пушкина, не может не казаться слишком ограниченной с точки зрения современных поэтов.
Вы знаете, что рифмой наглагольной
Гнушаемся мы. Почему? спрошу.
Так писывал Шихматов богомольный;
По большей части так и я пишу.
К чему? Скажите: уж и так мы голы.
Отныне в рифме буду брать глаголы.
Первое десятилетие XIX в. ознаменовано смелой попыткой, не вызвавшей, впрочем, подражаний, обойтись совсем без глагольных рифм. В 1807 году вышла поэма Сергея Шихматова «Пожарский, Минин, Гермоген, или Спасенная Россия», а в 1810 году его же «Петр Великий». Автор показал себя виртуозом, искусно избегая глагольных рифм; глагол может у него рифмовать с существительным, напр.: «постиг — миг», «расторг — восторг», «пренебрег — нег», «предпочел — пчел», но не глаголы с глаголами. Это произвело ошеломляющее впечатление на многих современников Шихматова. «Большие дарования, но не по летам больно умничает»,— сказал про Шихматова старик Державин, а Жихарев писал в своем дневнике про стихи Шихматова: «богатство в рифмах изумительное: автор вовсе не употребляет в них глаголов, и оттого стихи его сжаты, может быть, даже и слишком сжаты, но это их не портит. Не постигаю, как мог он победить это затруднение, составляющее камень претыкания для большей части стихотворцев». Успех Шихматова был очень непродолжителен. Арзамасцы высмеяли Шихматова за его ригоризм, и в пушкинском кругу он получил ироническое обозначение «Шихматов безглагольный». Пушкин прекрасно выразил мысль, что дело не в категориях рифм, а в умении ими пользоваться. «Ведь рифмы запросто со мной живут»,— заявляет он. О глагольных рифмах он говорит в той же названной выше поэме:
Не стану их надменно браковать,
Как рекрутов, добившихся увечья.
Мне рифмы нужны: все готов сберечь я,
Хоть весь словарь: что слог, то и солдат —
Все годны в строй: у нас ведь не парад.
При подготовке материала использованы следующие материалы:
Аллергия на глагольные рифмы
— Глагольные рифмы? Ах, оставьте…
Встречала стихи, которые читаешь на одном дыхании, воспринимаешь, как неделимое целое. И лишь при повторных прочтениях обращаешь внимание на техничность написания стихотворения. А у Автора – ба! – глагольные имеются рифмочки-с!
Стихотворение, нарочито написанное без единой глагольной рифмы, ощущается пресным, каким-то не наполненным.
От кого, интересно, это пошлО: глагольные рифмы? – ффффууу.
Вообще, кто законодатель поэтической моды?
Ну, не понимаю я этих новаторских введений. Пока не понимаю. Но надежда есть. Может, кто объяснит. Хорошо бы сподобились объяснить те, кто сторонится глагольных рифм как моровой чумы: да не дай Бог!
Сама стала шарахаться: найду у себя глагольную рифму, и хочется окропить самоё себя святой водой.
Не понимаю, почему считаются хорошими, нормальными рифмы «существительное»-«существительное»?! Например: весна-блесна, ёжик-ножик, солнце-оконце и т.д.
В чём провинились, считающиеся бедными глагольные рифмы: едет-бредит, споёт-не даёт, получить-обручить и т. д.
Не бедны ли рифмы «прилагательное»-«прилагательное»?
Нет ли здесь какой-нибудь особенности энергетики Слова и всего стихотворения в целом, в зависимости от этого?
А, господа поэты-эстеты? Может, литературку подскажете, где об этом можно прочесть?
А может, это просто навязанная крайность всё-таки?!
Подумалось вдруг даже: а не спланированный ли это наезд на Светило Русской Поэзии, который, как известно, активно пользовался глагольной рифмой?! Ну, что-то вроде развенчания культа гениальности Нашего Великого Всего. Или что-то вроде: облей грязью то, что сверкает, и сам заблестишь на фоне этой грязи. Но даже, скорее всего, оно всё гораздо серьёзней со Светилом нашим: спланированная атака по Слову Русскому и миссии Поэта в целом. Заметьте, Поэта с большой буквы. А Поэт с большой буквы дружил с тривиальной глагольной рифмой. И жёг. Глаголом.
Дабы убедиться в правильном направлении своих мыслей и подбодрить себя, достала с полки несколько книжек со стихами всем известных классиков, русских Поэтов 20 века.
Вот выборка навскидку из стихотворных отрывочков пяти заслуженных корифеев. И все, хоть немного, грешат глагольной рифмой.
******
По неделе ни слова ни с кем не скажу,
Всё на камне у моря сижу,
И мне любо, что брызги зелёной волны,
Словно слёзы мои солоны…
… «Ты не та ли, кого я повсюду ищу,
О которой с младенческих лет,
Как о милой сестре, веселюсь и грущу?»
Я чужому ответила: «Нет!»
А как свет поднебесный его озарил,
Я дала ему руки мои,
И он перстень таинственный мне подарил,
Чтоб меня уберечь от любви…
(«По неделе ни слова ни с кем»)
*******
Что стыдно оставаться
До мая в городах,
В театре задыхаться,
Скучать на островах.
(«Теперь прощай, столица»)
******
Господи! Ты видишь, я устала
Воскресать, и умирать, и жить.
Всё возьми, но этой розы алой
Дай мне свежесть снова ощутить.
*****
Ворон криком прославил
Этот призрачный мир…
А на розвальнях правил
Великан-кирасир.
******
Что-то хочется крикнуть
В эту чёрную пасть,
Робким сердцем приникнуть,
Чутким ухом припасть.
(«Небо в тонких узорах»)
(«На дне преисподней»)
Заметно при прочтении, что совсем не любили и не баловали глагольную рифму Пастернак, Цветаева, Вознесенский. Но и у них при беглом просмотре обнаружила эту «проказу».
(«Не знаю, какая столица»)
*****
Так ясно сиявшие
До самой зари –
Кого провожаете,
Мои фонари?
Кого охраняете,
Кого одобряете,
Кого озаряете,
Мои фонари?
*****
И за это, быть может,
Как огонь горяча,
Дочка голову сложит
Под рукой палача…
…И опять мы в метели,
А она всё метёт,
И в церковном приделе
Свет, и служба идёт.
*****
Москвою кто-то бродит,
накрутит номер мой.
Послушает и бросит –
отбой…
*****
вы прошлой любви не гоните,
вы с ней поступите гуманно –
как лошадь её пристрелите.
Не выжить. Не надо обмана.
(стихотворение из двух строк)
Очень интересная и достойная, на мой взгляд, статеечка: «О глагольной рифме, и не только», Алексей Всегдар http://lito.ru/text/8198
ЗАМЕТКИ О СОВРЕМЕННОЙ И НЕСОВРЕМЕННОЙ РИФМЕ
http://www.poetograd.ru/nomer.php?id=2424
© Copyright: Наталья Губанова, 2011
Свидетельство о публикации №11104086569
О глагольной рифме и не только о ней
Известно, что некоторые поэты брезгливо морщатся, услышав словосочетание «глагольная рифма». По их мнению, стихи с такими рифмами – в лучшем случае второго или даже третьего сорта либо вообще не стихи.
Мне представляется, что такой приговор (как, впрочем, почти все безапелляционные утверждения) вряд ли состоятелен. Нужно помнить, что поиск хорошей, богатой рифмы – это не главное в стихотворении, а лишь один из способов улучшить его поэтическую сторону, его красоту.
Много лет назад и я, принявший на веру это утверждение опытных стихотворцев, старался не использовать такие рифмы. В одном из своих посвящений я написал постскриптум:
И если так случилось, что невольно
Пришлось мне рифмой погрешить глагольной,
Прошу смиренно извинить меня –
Ведь только раз и в честь ТАКОГО дня!
«Говоря с автором о бедности глагольных рифм, о том, что они являются для стихотворца линией наименьшего сопротивления…», нужно «…только предостеречь поэта от нечаянного, бессознательного пользования этими простейшими рифмами.
Когда рифма становится самоцелью, чуть ли не единственным признаком стихов, когда рифма и стихотворный ритм перестают работать, то есть служить поэтической идее, поэтической воле, – их ждет неизбежная участь. В течение какого-то времени они остаются внешним украшением, а потом и совсем отмирают за ненадобностью».
Совершенно прав был Самуил Яковлевич – действительно, искать во что бы то ни стало оригинальную рифму (и непременно избегать глагольной) – занятие не слишком полезное.
Шекспир посвятил ложной оригинальности, мнимой новизне сонет № 76:
Увы, мой стих не блещет новизной,
Разнообразьем перемен нежданных.
Не поискать ли мне тропы иной,
Приёмов новых, сочетаний странных?
Я повторяю прежнее опять,
В одежде старой появляюсь снова,
И, кажется, по имени назвать
Меня в стихах любое может слово.
Все это оттого, что вновь и вновь
Решаю я одну свою задачу:
Я о тебе пишу, моя любовь,
И то же сердце, те же силы трачу.
Всё то же солнце ходит надо мной,
Но и оно не блещет новизной!
Что касается глагольных рифм (естественно, не типа «поздравляем – желаем», то они иногда не только не снижают уровень стихотворения, а даже помогают выразить то, что не удастся без них. Приведу лишь несколько широко известных примеров из классики:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко постучит…
Навряд ли нужно объяснять, что пушкинское сравнение звуков бури с воющем зверем, плачущим ребёнком, шуршанием соломы на крыше или деликатным стуком в окно, производимым запоздалым путником, невозможно было бы передать без использования глаголов. Это же относится ко всем остальным приведенным ниже (а также к бессчётному количеству не приведенных здесь) глагольных рифм.
Не могу удержаться и приведу ещё несколько стихов с глагольными рифмами, настолько точно выражающими не только содержание, но и настроение, эмоциональную окраску восприятия, дающими такие яркие сравнения, что теперь уже трудно представить себе, как можно было бы обойтись без них и выразить это хотя бы так же точно.
Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела,
А нынче – погляди в окно:
Под голубыми небесами
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.
Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла, всё кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит…
… Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг – летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьёт, то разовьёт,
И быстрой ножкой ножку бьёт…
Играют волны, ветер свищет,
И мачта гнётся и скрипит…
Увы, – он счастия не ищет
И не от счастия бежит…
Мне могут возразить: «Пушкин, Лермонтов – это всё XIX век, вы бы ещё Державина с Карамзиным и Сумарокова с Майковым в пример привели! Сейчас другие времена и другие требования к стихам».
Что ж, приведу другие примеры – XX века :
Иван Бунин так пишет о волне:
Зеркальной зыбью плещет и дробится,
А солнце над волной
По валунам скользит и серебрится,
Тихой ночью поздний вечер вышел
Дверь балкона скрипнула – я слышал
В глупой ссоре мы одни не спали,
В темноте аллей цветы дышали
В этот сладкий час.
Ты к губам платочек прижимала,
И, рыдая от дождя, роняла
Цветы в темноте аллей дышали – так образно мало кто мог сказать…
… Не зря, не даром всё прошло,
Не зря, не даром ты сгорела,
Коль сердца твоего тепло
Чужую боль превозмогло,
Чужое сердце отогрело.
Скажи, как жить мне, как мне жить
Я не могу тебя забыть
…Друг другу навстречу по-прежнему выйдем,
Если сердце горит и трепещет,
Если древняя чаша полна,
Горе, горе тому, кто расплещет
Эту чашу, не выпив до дна.
В нас весенняя ночь трепетала,
Нам таинственный месяц сверкал,
Не меня ты во тьме обнимала,
Не тебя я во тьме целовал.
Нас палящая жажда сдружила,
В нас различное чувство слилóсь:
Ты кого-то другого любила,
И к другой моё сердце рвалóсь.
Ну с чем можно было ярче сравнить сердце, переполненное чувствами, и предупредить об опасности растратить их понапрасну, чем с полной чашей, которую боишься расплескать? И как обойтись в этом случае без глаголов, которые привлекают особое внимание именно в конце строки?
«Не утруждай», «муж», «аттестат»…
Да где ж вы душу потеряли?
Ведь он же был солдат. Солдат!
Ведь мы за вас с ним умирали.
… Но ведь солдат не виноват
В том, что он отпуска не знает,
Что третий год себя подряд,
Вас защищая, утруждает.
… На суд далёких жён своих
Мы вас пошлём. Вы клеветали
На них. Вы усомниться в них
Нам на минуту повод дали.
Неправда, друг не умирает,
Лишь рядом быть перестаёт.
Он кров с тобой не разделяет,
Из фляги из одной не пьёт…
Мы не все вернёмся, так и знайте,
Но ребята просят – в чёрный час
Заодно со мной их вспоминайте,
Даром, что ли, пьют они за вас!
Подойдёт на стон к нему сестрица,
Поднесёт родимому напиться.
Даст водицы, а ему не пьётся,
А вода из кружки мимо льётся.
И родные про него не знают,
Что он в чистом поле умирает…
И здесь глаголы в двух последних строках настолько точно и одновременно образно выражают содержание и настроение, что за душу берут…
А вот и память подошла
На цыпочках. Глаза прикрыла
Мои ладонями. Спросила:
– Кто я? – Не мог я угадать.
Она сказала: – Я могила.
Она была так молода́,
Что вовсе страшной не казалась.
Она беспечно улыбалась…
Уже меня не исключить
Из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
От тех снегов, от той зимы.
И с той зимой, и с той весной
Уже меня не разлучить.
До тех снегов, где вам уже
Моих следов не различить.
Каждый выбирает для себя…
Выбираю тоже – как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.
Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
Нет, чем клянчить и пенять,
Будто можно те на эти,
Как на рынке поменять.
Но вспять безумцев не поворотить,
Они уже согласны заплатить
Любой ценой – и жизнью бы рискнули,
Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
Волшебную невидимую нить,
Которую меж ними протянули.
Свежий ветер избранных пьянил,
С ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что, если не любил,
Значит, и не жил, и не дышал!
Кто же скажет, моя отрада,
посоветует, как же быть?
Нам никто об этом не скажет,
и никто пути не укажет,
и никто узла не развяжет.
Кто сказал, что легко любить?
Со мною вот что происходит:
Ко мне мой старый друг не ходит,
а ходят в мелкой суете
разнообразные не те.
…Со мною вот что происходит:
Совсем не та ко мне приходит,
Мне руки на плечи кладёт
И у другой меня крадёт.
Любимая, спи… Ничего не попишешь,
Но знай, что невинен я в этой вине.
Прости меня – слышишь? Люби меня – слышишь?
Хотя бы во сне, хотя бы во сне.
Любимая, спи… Ты обид не копи.
Пусть сонники тихо в глаза заселяются.
Так тяжко на шаре земном засыпается,
И всё-таки – слышишь, любимая? – спи…
Действительно, если евтушенковские «сонники» (суть неологизма угадывается) должны оказаться в глазах, то им туда нужно именно заселяться.
Думаю, примеров вполне достаточно. Приведу ещё одну фразу Маршака: «Нередко бывает, что бедная глагольная рифма оказывается сильнее …богатой и причудливой».
А я продолжаю считать, что глагол помогает придавать стиху динамичность, заставляет его работать, будит воображение. Так что не нужно обеднять свои стихи и шарахаться от глагольных рифм, боясь быть обвинённым в графоманстве!
В заключение приведу рифмованный перевод библейской Книги Экклезиаста (глава 3, стихи 1-8), сделанный признанным мастером перевода Эрнстом Левиным, с которым я имел честь дважды общаться незадолго до его смерти:
Для всякой вещи на земле есть свой урочный час.
Есть время насаждать сады – и время корчевать.
Приходит время убивать – и время врачевать;
и время строить города – и снова разрушать;
смеяться время – и рыдать; скорбеть – и ликовать.
Есть время камни собирать – и время их бросать;
и время нежно обнимать – и гордо отстранять;
Приобретать – и раздавать, терять – и находить.
Есть срок сшивать – и разрывать, молчать – и говорить;
И ненавидеть, и любить приходит людям срок.
И время миру и войне нам назначает Бог.
А если найдётся оппонент, считающий, что стихи, написанные в V веке до н. э. слишком далеки от нас и потому не убеждают его в моей правоте, – что ж, пусть считает.