Гжельский куст что означает
Что означает «Гжельский куст»?
Что означает «Гжельский куст»?
Ответ:
Особый вид подмосковного растения
Историко-культурный район Подмосковья с традиционными русскими промыслами
Особый рисунок на керамических игрушках
Речная система Подмосковья
Гжельский фарфоровый завод. с)длябв
Уже на этом этапе понятно, что верным ответом является вариант ответа, расположенный на второй строчке: Историко-культурный район Подмосковья с традиционными русскими промыслами.
В духовной грамоте Калиты от 1328 года упоминается регион, в котором народ занимается различными ремеслами. Сегодня историки утверждают что Гжель был районом в котором работали гончары еще в одиннадцатом веке. Главным поставщиком государева двора Гжель стал лишь в семнадцатом веке при царе Алексее. Для сайта БВ.
Керамическая роспись называемая «Гжель» на основе кобальта известна мне была и раньше до этого вопроса, по той причине, что юношей довелось поработать недолго на знаменитой Кузнецовской фарфоровой фабрике и естественно, я не мог не слышать о гжельской керамике. Хотя конкурентами производства не были, так как выпускали различную продукцию, фабрика Кузнецова была закрыта и сегодня в Риге осталось лишь название остановки общественного транспорта «Кузнецов».
Вернемся к нашему вопросу. «Гжельский куст» это район Подмосковья.
Как синеокая гжель кузнецовский фарфор потеснила
Гжель. Нежная и динамичная, мягкая и певучая. Удивительной красоты белая посуда с распускающимися на ней сине-голубыми цветами давно ассоциируется с бескрайними просторами России и широтой русской души. А фонетически необычное, звонкое и благозвучное слово «гжель» напрямую связано с гончарным искусством, зародившимся в старину в Подмосковье. Ведь «гжель» изначально произносилась как «жгель», что означало «жечь» глину.
Что же такое «гжельский куст», правда ли, что сине-голубой гжель стала сравнительно недавно, как звали уроженца Суздаля, которому мы обязаны изобретением русского фарфора и каков же его рецепт?
Об этом — в новой серии проекта «Точка на карте». Сегодня мы отступили от привычного формата и приехали в Московскую область, чтобы своими глазами увидеть полный цикл гжельского производства. Уже не одно столетие здесь превалирует ручной труд, за исключением некоторых операций, которые заменяют человека на особо сложных и грязных участках (например, фарфоровую массу давно месят не руками, а специальной машиной).
В роли народных экскурсоводов сегодня выступили ведущая Оксана Завьялова и гжельский краевед, преподаватель Гжельского государственного университета Светлана Соловьева.
В программе:
Где расцвел «гжельский куст»?
Гжель – это местность, расположенная в 60 километрах от Москвы. И это не одно село, а целых 27 населенных пунктов, где с древних времен жили гончары-ремесленники.
Испокон веков земли здесь были тощие, неплодородные, поэтому земледелием заниматься было невозможно, зато глины всегда было в достатке. И этот факт на долгие годы предопределил развитие Гжельской волости, где сформировалось огромное количество локальных семейных производств посуды, артелей, некоторые из которых позже выросли в большие предприятия.
Можно сказать, что это была особая экономическая зона, где производство и торговля стремительно развивались из-за благоприятных условий: во времена Ивана Грозного села и деревни «гжельского куста» стали дворцовыми. То есть крестьяне могли спокойно передвигаться по России, ездить на заработки. Фактически это было точечная отмена крепостного права в отдельно взятой волости. Интересно, но многие гжельцы осваивали не только гончарное дело, но и ходили обучаться искусству резьбы наличников в нашу Владимирскую губернию. И сейчас в селах Гжели можно встретить интересные дома с кружевными наличниками, которые очень напоминают работы киржачских аргунов.
Дом с наличниками в Новохаритоново
Глины красные, глины белые
А что же глины? Около 290 миллионов лет назад на месте «гжельского куста» плескалось древнее море. Когда вода ушла, остались залежи глины, которой оказалось неиссякаемое количество и сразу нескольких видов: и белая, и желтая, и красная, и голубая. Изначально добывалась именно красная, ее-то и использовали местные крестьяне для изготовления посуды. Это та самая глина, с которой можно работать на гончарном круге. Расписывали такую посуду разноцветными красками. И называлась она майоликой.
А вот белая глина задала гончарам задачку: она была не такой «покладистой», как красная, и требовала специальной обработки, технология которой была гжельцам неизвестна. Однако именно белая глина указывала путь к новому этапу развития керамики – невесомому тонкостенному фарфору.
Китайцы, немцы и суздалец Виноградов
Фарфор в мире был изобретен давно. Еще в V веке до нашей эры в Китае встречались изделия, напоминающие фарфоровые, рецепт изготовления которых держался в строжайшем секрете.
Китайцы первыми в мире научились делать фарфор
Своим путем пошли немцы, которые автономно от Китая изобрели свою технологию обработки белой глины и получили собственную массу высокого качества. Первая в Европе фарфоровая мануфактура Мейсона открылась в Саксонии в 1710 году вспокре после изобретения местными учеными Иоганном Фридрихом Бёттгером и Эренфридом Вальтером фон Чирехаузом «твердого фарфора».
Чашки с завода Мейсона (Германия)
В России же свое «белое золото», а именно так называла фарфор императрица Елизавета Петровна, появился значительно позже, в 1746 году. И изобрел его уроженец Суздаля, ученый, горный инженер, друг Михаила Васильевича Ломоносова – Дмитрий Иванович Виноградов.
Фарфоровый шликер (глиняная масса) на современном производстве
Это был сложная задача, которую поставила перед лучшими умами государства дочь Петра Великого. Елизавета Петровна, любившая, как и ее отец, все новое и прогрессивное, вызвала Михаила Васильевича Ломоносова, чтобы поручить ему заняться вопросами фарфора. Однако тот вместо себя предложил своего друга Дмитрия Виноградова. Дмитрию Ивановичу выделили небольшую лабораторию на одном из предприятий Санкт-Петербурга (в 1744 году здесь была основана «Невская порцелиновая мануфактура», будущий Императорский фарфоровый завод).
Начались изыскания и эксперименты. И вскоре ученым-химиком был найден заветный рецепт русского фарфора, а затем налажено и первое в России фарфоровое производство. Примечательно, что белую глину для своих первых опытов Дмитрий Иванович Виноградов возил из подмосковной Гжели. Она, кстати, по качеству считалась лучшей в мире.
Залежи белой глины в Гжели. Фото: п равозащита38.рф
Примечательно, что сначала русского ученого приставили в подмастерья к немцу Гунгеру, которого выписали из Германии( за колоссальный по тем временам гонорар в 5 000 рублей в год) как человека, владеющего секретами фарфорового производства. Однако позже выяснилось, что немец — шарлатан, который никакими секретами не владел, а лишь пытался присвоить открытия своего русского подчиненного. Все самостоятельные попытки приглашенного специалиста получить фафор закончились провалом.
Технология производства фарфоровых масс с 1746 года не изменилась.
«Короли русского фарфора», или Каждому по заводику!
Таким образом, к середине XVIII века центрами производства русского фарфора стали Императорский завод в Санкт-Петербурге, завод английского купца Гарднера в подмосковных Вербилках и предприятия «гжельского куста», частью из которых владела знаменитая династия фабрикантов Кузнецовых. Их еще называли «русскими фарфоровыми королями», так как к началу XX века эта семья стала монополистом на рынке «белого золота» в России. Кузнецовы развились настолько, что перед революцией владели заводами и в Твери, и в Новгороде, и в Подмосковье, строя новые предприятия и скупая более мелкие производства конкурентов. Семья росла, рождались сыновья и внуки, и каждый представитель династии получал по небольшому заводику. Самый крупный завод Кузнецовых появился недалеко от Гжели, в Дулево. Он работает и по сей день.
Завод Кузнецовых в Дулево. Фото: wikipedia.org
Империя Кузнецовых: из крестьян в фабриканты
Гжельский фарфоровый завод в Раменском районе Московской области – старейшее предприятие, основанное промышленниками Кузнецовыми и продолжающее сегодня их традиции. В 1818 году удельный крестьянин Яков Кузнецов, старовер, занимавшийся кузнечным делом, ставит в Гжели большой горн, то есть печь для обжига керамики.
Топилось оборудование березовыми дровами. Вот с этого шестиметрового круглого горна с огромной трубой для хорошей тяги и начинается фарфоровая история Кузнецовых.
Конкуренция между тремя основными фарфоровыми производствами в России была серьезная. Все они были настроены на массовое изготовление посуды самого высокого качества, стремились сделать свою продукцию элитной и максимально автоматизировать линии, внедряя современное оборудование. Это была настоящая фарфоровая гонка.
Секретный рецепт «Розы на глинке»
Рецепты красок в старину хранились в строжайшем секрете. Чтобы добыть тайны конкурентов фабриканты шли на различные хитрости. В романе Александра Перегудова «В те далекие годы», выпущенном в середине 50-х годов прошлого века, описывается история о том, как один из сотрудников завода Кузнецовых, подпоив работника фабрики Гарднера в Вербилках, выведал у него секретный рецепт краски «Роза на глинке»:
Стоит ли говорить, что подобные секреты хранились в семейных ларцах под замками и передавались по наследству.
Тарелки для богатых
Важно понимать, что кузнецовский фарфор – это не народный промысел, каким мы сегодня его знаем. В чем же главные отличия кузнецовского фарфора от бело-синей гжели:
После революции на гжельском предприятии Кузнецовых перестали делать цветной фарфор, так как, по мнению, коммунистов, национализировавших заводы фабрикантов, иметь дома дорогие сервизы – это мещанство и не по-советски.
После революции на первом заводе Кузнецовых вместо изысканной посуды стали производить… фарфоровые электроизоляторы.
И только в последние десятилетия традиции кузнецовского фарфора возрождаются. И сегодня Гжельский фарфоровый завод выпускает изделия, изготовленные по технологии XIX века в технике надглазурной росписи. Вот такая красота получается:
Церковь – эмблема
Интересный факт! На каждом изделии Гжельского фарфорового завода стоит клеймо с изображением старинной церкви Георгия Победоносца. Это фамильный храм фабрикантов Кузнецовых, который был построен в селе Новохаритоново в 1912 году.
В советские годы церковь была разорена и заброшена. Символично, что история ее возрождения совпала с историей возрождения фарфора фабрикантов Кузнецовых.
Сине-голубой прорыв Бессарабовой
А теперь самое интересное. Многие думают, что бело-голубая гжель имеет давнюю историю. Но это далеко не так. Голубой гжель стала лишь в 1944 году, когда на раскулаченный завод в деревне Турыгино (одна из деревень «гжельского куста») приезжают художник Наталья Бессарабова и искусствовед Александр Салтыков. Перед ними стоит задача – возродить в России производство гжельского фарфора, но сделать посуду доступной советским покупателям.
В каком направлении пойти? Наталья Бессарабова впоследствии вспоминала ход своих рассуждений: кузнецовский фарфор в четыре обжига – это очень дорого, возвращение к старой «лапотной» гжели (майолике) – это шаг назад: люди уже привыкли к изделиями более высокого качества. И было решено поэкспериментировать с краской. Наталья Ивановна для росписи фарфора предлагает использовать недорогой и демократичный оксид кобальта, который после обжига при высоких температурах из серого превращается в небесно-голубой. Экономично и красиво!
Кобальтовая роспись после обжига
Стоит отметить, что ничего нового в этой технологии не было: ранее кобальт активно применялся в Голландии для росписи изразцов. Так что советские художники просто переняли и продолжили европейскую традицию.
Перед искусствоведом Александром Салтыковым стояла другая задача: как же расписывать изделия, что взять за основу? И он создает азбуку мазков по-гжельски ( куда входит около 300 элементов), где основные приемы заимствуются из «старой» гжели (цветной майолики).
Все эти сеточки, веточки, птички, розы – характерные сюжеты цветной посуды из ремесленного прошлого промысла.
Сама же технология сокращается до двух обжигов и значительно дешевеет, а роспись становится подглазурной. Задача решена: гжель обрела второе дыхание. Вот так был создан новый недорогой (и уже советский) бренд, который очень скоро загремит на весь мир и станет бело-голубым символом России.
А вот о том, как работают гжельские живописцы, как серый кобальт после обжига обретает новый цвет, какие уникальные экспонаты хранятся в исторической комнате Гжельского фарфорового завода, мы расскажем в следующем выпуске ровно через неделю.
Полезная информация:
Дарья Ермолина
Съемка и монтаж Дмитрия Киреева
Гжель — голубая жила
Гжель переживала несколько эпох расцвета: подъем народного промысла в XVIII веке, этап роста промышленного производства при Кузнецовых в XIX веке, золотой век при советской власти в 1960–1980-х годах. Что происходит с одним из самых знаменитых промыслов сейчас?
Егорьевское шоссе, 40-й км, пост ГИБДД — где-то здесь проходит невидимая граница, за которой лежит особая земля. Главная примета следующая. Первая же деревня, что покажется из-за леса, будет сплошь увешана сине-белыми вывесками «гжель», «фирменная гжель», «фарфор ручной работы», «настоящая гжель», «подлинные изделия гжели», «мир гжели» — верный знак, что вы попали в так называемый гжельский куст, агломерацию трех десятков деревень, сел и поселков, где испокон веков занимаются понятно чем. Повсюду указатели с адресами производителей, множество киосков и небольших лавок, развалы во дворах, а то и прямо у шоссе. Еще километров 20 — и от сине-белой палитры зарябит в глазах. Каждый пятый житель здешних деревень — потомственный литейщик, формовщик или художник, чья фамилия, возможно, не одну сотню лет подвизается в лепке, обжиге или росписи местной керамики; если кто и хотел бы податься в другие сферы, податься ему, в общем, некуда. Кроме как на фарфоровом производстве, тут и работать-то больше негде.
Уже слово-топоним — произносили «огжель», «жгель» — указывает на гончарный промысел; здешнему керамическому производству, стало быть, лет никак не меньше, чем названию села Гжель, впервые упомянутого в завещании Ивана Калиты. Некогда здесь нашли оказавшуюся исключительно качественной глину Гжельско-Кудиновского месторождения жирных огнеупорных глин и «выпекали» из нее керамику, майолику, полуфаянс (технологически это недофаянс — более пористый черепок при менее высокой температуре обжига, такой делали только в Гжели) и собственно фаянс, потом фарфор. Во второй половине XIX века гжельские заводы превратились в главные активы династии Кузнецовых, фарфоровых монополистов дореволюционной России, которые сами родом из этих мест. Здешняя отрасль насчитывала около 80 разнокалиберных частных предприятий. Советская власть национализировала семь наиболее крупных, перепрофилировав их под технический фарфор: лабораторную посуду и тигли, высоко- и низковольтные изоляторы. Остальные разбежались по артелям. В соседней с Гжелью деревне Турыгино еще в 1929 году возникла артель под названием «Вперед, керамика!» (бодро, призывно, в духе эпохи), далее менявшая вывеску на «Художественная керамика», со временем выросшая до завода, где в 1954 году первым небольшим тиражом, несколько десятков экземпляров, выпустили набор для воды Гжельская роза Натальи Бессарабовой — кувшин и кружку с классическими ныне декоративными мотивами — проба пера, первая гжель в нынешнем смысле этого слова.
Квасник как советская валюта
Как таковой народный промысел захирел еще до Кузнецовых: из-за поголовной занятости на конвейере просто не было времени. Даже рисовать разучились: один-единственный шаблон — и всё, как выяснила московская художница Наталья Бессарабова, которую сразу после Великой Отечественной войны перебросили на новый фронт работ — обучать художников для восстанавливаемого промысла. До того здесь лепили Сталиных и Кировых. Делали чернильницы и пепельницы. Не мудрствовали. Но власть подталкивала народные промыслы министерскими указами и преференциями — а постановление ЦК КПСС «О народных художественных промыслах» в феврале 1975 года окончательно определило значение этой отрасли в экономике и идеологии. К этому моменту гжель, можно сказать, стояла под парами. В 1950-е — 1960-е здесь собирали творческую базу, а в начале 1970-х в Научно-производственное объединение «Гжель» свели местные малые производства: гжельское, фенинское, бахтеевское, турыгинское, ставшее головным цехом. В 1976 году цех перестроили и модернизировали, к 1983 году вывели на проектную мощность — гжель пошла вовсю.
Последнее десятилетие советской власти для гжели было золотым веком. Предприятие тысячами выпускало знаменитые чайные пары, самовары, сервизы, квасники и затейливую мелкую пластику — с узнаваемой росписью сочным кобальтовым мазком по нейтрально-белому фону. Несмотря на масштаб производства (по меркам кустарным, разумеется), гжель оставалась дефицитным товаром. «При советском дефиците гжель играла роль валюты, — вспоминает главный художник Гжельского фарфорового завода, заслуженный художник России Татьяна Федоровская. — Купить изделия было архисложно — в обмен на гжель можно было попасть на спектакль, устроить ребенка в школу, сделать операцию».
Изящная, продуманная стилизация народного творчества, предпринятая ведущими мастерами возрожденного промысла, помимо того что рассчитана была на универсальный вкус, тонкий и попроще, еще и пришлась весьма ко времени: примитив был одним из общих эстетических пристрастий той эпохи. Простая и нарядная цветовая гамма выглядела не только декоративно, но и как-то по-геральдически убедительно. Странно, что еще недавно ее просто не было, этой гжели. «Сочетание белизны заснеженных полей Подмосковья и прозрачной синевы ясного неба» — это поэтическое выражение попадет впоследствии даже в школьные учебники (указание на очевидно местные корни гжельской образности, ни слова о Delfts blauw и о том, как «делфтская синяя» очутилась в заснеженных полях Подмосковья).
В 1991 году генеральный директор НПО «Гжель» Виктор Логинов удостоился звания Героя Соцтруда, а главный художник Людмила Азарова — звания народного художника СССР, и это был последний год, когда присуждались эти звания. «Совок», одним из символов которого стала гжель, еще успел отметить и наградить последние достижения социалистической экономики — и канул в Лету, во многом лишив затею с гжелью смысла (факт, не осознанный, кажется, до сих пор). Из-за инерции набравшего ход предприятия (магазины «Гжель» открывались в Москве, Петербурге, Лондоне, Берлине, Вене) не сразу заметили, когда отстроенная система начала разваливаться, словно автомобиль из мультика, на полном ходу теряющий детали все крупнее и важнее. Специалисты массово покидали НПО «Гжель» и затевали собственную «фирменную гжель»; настало время героев каптруда (директор Логинов успел под занавес карьеры и жизни добавить к славе строителя бренда репутацию его могильщика), и все, что осталось сейчас от прежних проектов, — это плохо отапливаемые цеха, вымерзающие по зиме корпуса («сочетание белизны полей Подмосковья и прозрачной синевы неба») да уникальный музей гжельского промысла с экспонатами божественной красоты.
Впрочем, вам их скопируют в каждом третьем, если не втором, дворе.
Коллективное и частное
Столицами промысла считаются издавна зажиточные села Гжель и Речицы, поселки Электроизолятор и Новохаритоново: там ведется основное производство. Куда скромнее деревни Турыгино и Бахтеево; а в общей сложности «гжельский куст» населяют более 30 частных предприятий (мастера-единоличники не в счет). Годовой объем рынка гжельских изделий составляет чуть более 200 млн руб., по подсчетам председателя правления Ассоциации народных художественных промыслов Геннадия Дрожжина; единоличники опять не учитывались, это еще 40–50 млн руб. ежегодно. По общим оценкам, самую крупную долю рынка, около 45%, занимает Гжельский фарфоровый завод. Оборот трех других заметных игроков (Объединение «Гжель», «Галактика и Ко» и Гжельский завод художественной росписи, бывшая «Синь России») практически равен, примерно по 15% у каждого, остальные 10% приходятся на частников и кооперативы.
Тон задают крупные игроки. Они обеспечивают регион сырьем, находят новые пути и способы реализации продукции, оказывают влияние на ценовую и кадровую политику. Вместе с авторами мигрируют их работы: переходя от одного конкурента к другому, запросто можно продолжить делать ту же модель или расписывать то же изделие, что и раньше, только клейма будут разные. Схожесть до неотличимости демонстрирует продукция многих авторов, но никого по большому счету это не волнует: в гжельском краю судьбы и так переплетены теснейшим образом, и все приходятся друг другу дальними родственниками. Крупные по местным меркам предприятия как оплот традиции — это вообще местная особенность. Не отдельные мастера или небольшие объединения, как в Палехе или Федоскине, а именно учреждения, коллективы и творческие группы — почти, можно сказать, тот самый народ, чьим по определению является промысел.
«Гжельский промысел — труд исключительно коллективный. Поэтому изделия, вышедшие из рук одного мастера, следует считать авторской работой, а не изделием народного промысла, — ловко выводит за скобки всех единоличников разом Геннадий Дрожжин. — Даже тот факт, что изделие сделано из гжельской земли, не столь важен, как то, кем и как оно было выполнено». Соблюдение технологии — самое слабое место частных мастеров и небольших кооперативов. Например, неправильный температурный режим — потому что используется небольшая муфельная печь, не способная дать нужный градус, «из-за чего фарфор приобретает сероватый оттенок, а спустя несколько месяцев изделие и вовсе может треснуть», объясняет директор Гжельского завода художественной росписи Виталий Буданов. Грубый рисунок — не кисточкой даже, тампоном! — и откровенное копирование форм и приемов, ничего своего — вот основные претензии к некоторым жильцам «гжельского куста». При этом отношение к частникам в целом доброжелательное. Почему? «Часть наших сотрудников — художники, литейщики, формовщики — работают не только у нас, но и у себя в частном секторе, — объясняет генеральный директор Объединения «Гжель» Николай Дионисиади. — И так у всех, поверьте». С контрабандой здесь пробовали бороться и во времена купца Гребенщикова, первого здешнего заводчика, в XVIII веке, и при директоре Логинове недавно — а все без толку, и местные продолжают следовать каким-то своим негласным законам мирного соседства.
Впрочем, равнодушие к вопросам интеллектуальной и прочей собственности не беспредельно. Контрафакт — это нарушение правил, преступление, это угроза благосостоянию гжели en masse. С этим согласны все без исключения, когда угроза исходит от китайского производителя. Известна история про художницу из Петербурга, которая разработала дизайн в гжельском стиле, и теперь ее изделия производят в Китае, а продают в России. Против такого недобросовестного конкурента гжельцы готовы сплотиться, потому что китайская продукция реализуется по демпинговым ценам, обрушивая рынок и дискредитируя промысел в глазах неразборчивого покупателя. Секреты борьбы с китайским контрафактом не раскрывают, но уверяют, что пока справляются.
Эволюция в сторону упрощения
Лучшее, что могло случиться с гжельским промыслом в непростые годы, уже с ним случилось — удалось сохранить традиции: помимо канонов росписи и других секретов ремесла, сюда относится, например, и принцип ручного труда. Из этого следует, правда, что непреодолимые трудности могут ждать впереди и не стоит загадывать слишком далеко, ведь однажды промысел уже умер, почему бы ему не умереть еще раз? Сохранится ли прежний смысл слова «гжель», или оно будет значить что-нибудь совсем другое?
«Пластическая и конструктивно-технологическая проработка с использованием рельефного декора, лепка, соединение посуды и стилизованной скульптуры в едином образе, мягкая пластика на корпусе изделий — по качеству исполнения и творческой самобытности, по художественной мысли они сегодня очень сильно отличаются», — говорит Татьяна Федоровская. Отличаются как у разных производителей, так и от классики 1980-х: порядком упростившаяся лепка не способствует, понятное дело, созданию вещей не на потребу, стилизация и подыгрывание примитиву вдруг оборачиваются всамделишным китчем. Но, где тут грань, не скажет никто. «Гжель всегда была ориентирована на спрос, на вкус потребителя, и под таким углом постепенная эволюция в сторону упрощения изделий выглядит как что-то нормальное и естественное», — считает глава отдела керамики и фарфора Всероссийского музея декоративно-прикладного и народного искусства (где собраны лучшие образцы гжели) Елена Ворушилина. По ее словам, сегодня гжельский промысел — это ширпотреб, но все равно есть уникальные мастера, а это главное.
Второе главное — поддержка. Если раньше гжель пользовалась разнообразным содействием государства, то современному промыслу не выжить без помощи крупного бизнеса, способного обеспечивать фактически убыточное производство из других своих активов. А владельцы считают возможным вмешиваться в творческий процесс, дабы активнее формировать ассортиментную политику. «Отсюда большое количество сувенирной продукции», — считает Татьяна Федоровская. Крысы в год Крысы, например. Утилитарные формы: тарелки, кружки, салатники, конфетницы, квасники, даже самовары — словом, практически все, что представлял собою ассортимент гжели, сохранилось и сегодня, хоть и в гораздо меньшем количестве. Но преобладание сувенирной продукции среди прочей — это жанровая особенность современной гжели. «Сувенирка» повышает рентабельность продаж — хором доказывают адепты рынка, без нее никак. «Это да, но куда заведут такие резоны? — сомневается Елена Ворушилина. — Главное в промысле — все-таки его художественная составляющая. И мы пока не видим ее роли в современном производственном процессе».
«Откровенно говоря, общий уровень гжельского промысла нынче невысок, и о развитии говорить не приходится», — сокрушается Геннадий Дрожжин. Основная проблема — нет преемственности, уверен заслуженный художник России Юрий Гаранин. По его словам, «уже много лет на предприятие не идут молодые художники: нет нужной среды, такой, чтобы начинающий мастер мечтал состояться именно здесь». Как результат исчезли из практики надглазурная роспись и эксперименты с цветной гжелью. Для сегодняшних молодых художников это слишком сложно, а учить их почти некому.
Потенциал — все сходятся во мнении — есть. «От крупнейших гжельских предприятий стоит ждать прорыва в создании и новых форм, и декора», — считает Елена Ворушилина.
В сказку Гжели по-прежнему хочется верить.
«Гжельский куст»: деревни, села и поселки, где производят гжель
Владелец, 70-летний Виктор Лавров, когда-то возглавлял Гжельскую картонную фабрику. Потом выкупил ее, позже приобрел два других гжельских предприятия, на базе которых и существует НПО «Синь России». Творческая группа завода невелика, всего пять человек, зато возглавляет ее заслуженный художник России Александр Федотов, некогда работавший в старом объединении «Гжель», специалист по сервизам. Традиционная посудная группа, правда, спросом нынче не пользуется — то ли дело сувениры. Среди заказов особенно популярны изразцы для печей и каминов. Главные точки сбыта — музейный комплекс в Новом Иерусалиме, фирменный салон народных промыслов в подмосковном Федоскине, сеть магазинов Дулевского фарфорового завода. «Сам по себе народный промысел прибыль принести не способен, он находится где-то на грани безубыточности», — утверждает исполнительный директор Виталий Буданов. Завод далеко не единственный актив Виктора Лаврова, в чьей собственности также крупнейший в России Пешеланский гипсовый завод «Декор-1» в Нижегородской области и камнерезная фабрика в Борнуково, там же. Они и дают финансовую подпитку «Сини России», а вот поддержкой государства завод похвастать не может: в 2014 году ему отказали в статусе предприятия народного промысла.
«Галактика и Ко» (Речицы)
Небольшая мануфактура отличается от своих маститых конкурентов уже тем, что возникла практически на пустом месте: «Галактика» началась с крохотного кооператива, за 25 лет сумевшего дорасти до полноценного производства и занять заметную долю рынка. При этом у нее нет влиятельных и богатых собственников. Возглавляет его уроженец этих мест Василий Петров, у которого работает 8 художников-исполнителей и около 80 работников других специальностей. Ассортимент продукции насчитывает свыше тысячи наименований — в основном реплики старых, известных и не очень, художественных форм и приемов (скажем, знаменитый «кобальтовый ситец» в разнообразном антураже или Танцовщица, оригинал которой занимает почетное место в музее Объединения «Гжель»). Самостоятельная фантазия художников «Галактики» распространяется в основном на популярные в ассортименте самовары, канделябры, штофы, лампы и торшеры, а вариаций на тему штофа так много, что они могут служить своеобразной визитной карточкой этой мануфактуры.
Объединение «Гжель» (Турыгино)
То самое советское НПО «Гжель». Некогда монополиста и процветающую фирму, сегодня предприятие, известное на всю страну и за ее пределами, не назовешь благополучным даже приблизительно. Зиму провели в условиях прямо блокадных: цеха отапливались не газовой котельной, а двумя дровяными печами, и холодно было везде. Генеральный директор Объединения «Гжель» Николай Дионисиади мерз наравне с рядовыми рабочими и большую часть рабочего дня не снимал верхнюю одежду. Однако вкладывать средства в оборудование газовой котельной и замену системы отопления господин Дионисиади, по его словам, смысла не видит. Надо полагать, эту позицию разделяет и владелец — московский бизнесмен Александр Кочеров, приобретший в 2010 году предприятие в состоянии банкротства. Когда-то здесь трудились представители всех местных династий, но большая часть мастеров давно перешла к конкурентам. Сегодня здесь работает 140–150 человек, включая торговое подразделение. Творческая группа состоит из восьми художников. Объем производства — порядка 160 тыс. изделий в год. Примерно треть оборота приходится на розничную торговлю (львиную долю продаж делает магазин при заводе), столько же — на оптовых покупателей, разносящих гжель по городам и весям, и еще столько же дают заказы.
Гжельский фарфоровый завод (Речицы)
Искусствовед Александр Салтыков, специалист по керамике и доцент керамического факультета Вхутеина, оказался в Гжели не совсем по своей воле. После года в Бутырке и трех лет в таежном лагере бывший дворянин не мог вернуться в Москву: пораженным в правах запрещалось селиться в крупных городах, и Салтыков выбрал Гжель. Салтыков в 1930-х годах, собственно, придумал гжель заново — по мотивам местной керамики XVIII–XIX веков — и адаптировал к массовому ручному воспроизведению, вплоть до «азбуки мазков» (приемы работы кистью для художников-исполнителей). Фактически «гештальт» Гжели, от поэтики до техники, есть его идея.
На деле «азбуку мазков» преподавала Наталия Бессарабова, до войны художник московских театров. Ставила руку художникам-исполнителям, сама создавала первые образцы возрожденного промысла. С исполнителями было плохо; народный промысел нашел немного действительно талантливых местных авторов вроде Татьяны Дунашовой, ученицы Бессарабовой, которая вместе со своей наставницей и другими художниками-реконструкторами гжели удостоилась Госпремии РСФСР им. И.Е.Репина в 1978 году, или вроде дяди Гены, Геннадия Денисова, лауреата Госпремии РФ 1995 года.
Говоря о гжели, имеют в виду преимущественно фарфор, хотя и фаянс тут по-прежнему делают (и бывает, выдают несведущим покупателям одно за другое). Опять же, в широком понимании гжель — роспись кобальтовой краской, на этой гамме было решено остановиться в послевоенные годы, хотя оригинальные произведения XVIII века знают лишь «земельные» краски и, соответственно, смесь красно-буро-желто-зеленых цветов (к этой палитре иногда прибегают и современные авторы). Из XVIII века происходят две, пожалуй, наиболее «гжельские» формы: кумган и квасник — кувшины с плоским туловом, как будто специально выдуманным под роспись, часто украшенные у горлышка мелкой скульптурой (квасник отличается от кумгана отверстием в тулове, изначально предназначенным для льда, а ныне широко используемым для той же мелкой пластики). Небольшая, высотой около 10 см, совсем игрушечная скульптура (мельче дулевской и более лубочная, что-то среднее между нэцке и дымковской игрушкой) вообще заметная статья здешнего производства, особенно в виде сувениров. Видимо, это влияние скульпторов по образованию Людмилы Азаровой и Нины Квитницкой, разрабатывавших гжельский ассортимент в 1960–1970-е.
Предполагалось местных исполнителей выращивать с пеленок вплоть до самого производства, однако главную роль играли и играют в народном промысле все-таки профессионалы. Главный художник «Художественной керамики», а затем НПО «Гжель» Людмила Азарова — выпускница отделения скульптуры Строгановского училища. Из Строгановки же ее восприемник на посту главного художника Виктор Неплюев. Нынешний главный художник Объединения «Гжель» Сергей Симонов окончил Абрамцевское училище. Обращает на себя внимание и то, как мануфактурное разделение труда прививается ко внутрисемейным отношениям: классикой гжели являются совместные изделия Виктора Неплюева и Светланы Жуковой, Татьяны и Виктора Хазовых, Натальи и Владимира Бидак, Сергея Симонова и Екатерины Осташковой и других.
Строго говоря, способ купить гжель гарантированного качества один — самому двинуться в «гжельский куст» и, миновав всевозможные развалы и лавки, отправиться в магазины при фабриках. (Лавки и придорожные магазинчики торгуют изделиями качеством существенно ниже, зато абсолютно всех фабрик, кооперативов и мастеров.) Небольшая сырная досочка в Гжели стоит 300–350 руб. — и 1–1,2 тыс. руб. в столичных магазинах; кружка с фарфоровым ситечком для заварки — 700 руб. и 1,5 тыс. руб. соответственно. В киосках и отделах, торгующих в Москве непосредственно от фабрик, цены на 15–20% выше фабричных. В салоне-магазине «Российский подарок» на улице Рихарда Зорге выбор мизерный, зато качество высокое, есть работы Татьяны Федоровской (блюдо для пирожков — 877 руб.) или разноцветная гжель с позолотой бывшего художника Гжельского фарфорового завода Валентина Розанова. Старый Арбат, Измайлово и прочие интуристовские места — не для разборчивого покупателя: цены завышены, и найти качественную вещь сразу вряд ли удастся. Еще ниже шансы у посетителей интернет-магазинов (хотя изделия очень неплохого уровня можно найти и в них — при условии, что они имеют демонстрационный зал, как, например, «Гжельский фарфор» на Кожевнической улице). Цены в Интернете могут отличаться от фабричных на 50–150%. Так, небольшой салатник в гжельской лавке можно купить за 300 руб., а в Сети — за 500 руб., вазу высотой 24 см — за 1,3 тыс. руб. и 1,8 тыс. руб. соответственно.
Понемногу собирает гжель немало народу (судя по интернет-форумам), однако заметных частных собраний гжели не так чтобы много. Выдающийся пианист Николай Петров, собиравший гжель 20 с лишним лет, владел собранием из более чем тысячи предметов. Актриса Майя Менглет свою коллекцию из нескольких сотен предметов увезла в Австралию, где живет с середины 1990-х гоов. Еще одно собрание принадлежит актрисе Марине Яковлевой. Известно, что обладателем небольшой коллекции советской гжели является британский актер Майкл Йорк. Блестящую коллекцию собрала ныне жительница Нью-Йорка Тамара Вульф, при этом она лично знала всех ведущих художников. Советский инженер Флавий Хорошилов не только собрал уникальную коллекцию, но и издал книгу о коллекционерах гжели. Наконец, обладателем довольно большого собрания является помощник настоятеля храма Иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыне протоиерей Алексей Потокин.
До сих пор известен был только музей Объединения «Гжель» (396 м2, около 2 тыс. экспонатов — от археологических находок до последних авторских изделий), но вот в январе 2015 года во Владимире (ул. Большая Московская, д. 67) открылся первый в России частный музей гжели. Семья хозяйки музея, Надежды Дмитриевой, собирает гжель уже третье поколение; сейчас собрание насчитывает 1,5 тыс. вещей наиболее значительных гжельских авторов (династия Хазовых, Людмила Азарова, Виктор Неплюев, Юрий Гаранин). Музей работает исключительно на личные средств самой Дмитриевой (аренда площади, страховка, приобретение музейных витрин), посетителей при этом катастрофически мало: за четыре месяца до нового музея доехало не больше 50 человек. По словам владелицы, собственных денег «хватит на аренду до конца мая», а иных источников финансирования, кроме как продажа билетов (100 руб.), крупнейшее в России собрание гжели пока не нашло.