кто такой сотник в библии
Три сотника
Второй сотник уверовал там, откуда убежали все апостолы, кроме одного Иоанна. Жители Иерусалима, в тот час стоявшие под Крестом, словно договорились исполнять Давидовы пророчества. «Раскрыли на меня пасть свою, как лев, алчущий д обычи и рыкающий» (Пс. 21: 14). И еще: «Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. Можно было бы перечесть все кости мои; а они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою и об одежде моей бросают жребий (Пс. 21: 17–19). И вот когда одежду делили, и жребий бросали, и пасти раскрыли, как алчущий лев, и сделали зрелище из Невинного, другой сотник произнес: «Воистину, Человек сей был Сын Божий». Звали того сотника Лонгин.
Третий сотник был богат милостыней и молитвой. Его звали Корнилий. Слова, сказанные о нем Лукой, напоминают слова, сказанные об Иове: «Благочестивый и боящийся Бога со всем домом своим, творивший много милостыни народу и всегда молившийся Богу» (Деян. 10: 2). К нему в полдень пришел ангел, но сам ничему Корнилия не учил (Богу угодно, чтобы не ангелы, а люди вразумляли людей). Ангел только повелел найти в Иоппии Симона, именуемого Петром: «Он скажет тебе слова, которыми спасешься ты и весь дом твой» (Деян. 10: 6). Этот третий сотник расширил границы проповеди. Он убедил Петра проповедовать Христа не только иудеям, но и язычникам, потому что Корнилий на глазах апостола стал причастником Духа Святого. И «если Бог, – сказал Петр, – дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа, то кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?» (Деян. 11: 17).
Не римский солдат и не римский генерал, но каждый раз один лишь сотник фигурирует в евангельских рассказах, содержащих похвалу римским военным. Центурион – так красиво и будто позванивая амуницией звучит это слово по-римски. У центуриона под рукой плюс-минус сотня солдат, отсюда и название. В отношении к нашему офицерству центурионы похожи на командира роты в самом скромном варианте и командира батальона на вершине возможностей. По социальному же статусу они – старшины или прапорщики, впрочем, боевые прапорщики, которым у нас полковники с уважением руку жмут. Римские писатели изображали центурионов выносливыми вояками, далеко и сильно метающими дротик или копье, орудующими мечом и щитом, но главное – умеющими вдохновить воинов и поддерживать дисциплину как во время походной жизни, так и в критических боевых ситуациях. Между тем от сотника требовалось не лезть в бой, очертя голову, и даже не искать боя. Он должен быть осторожен и осмотрителен, и только если бой неизбежен – стойким до смерти.
Самый важный человек в любом ответственном и многолюдном процессе – это представитель срединного звена. На строительстве – это прораб, находящийся в середине между начальником строительства и армией каменщиков, штукатуров и крановщиков. На производстве – это начальники цехов, которые ходят на ковер к директору и сами распекают рабочих и мастеров в скромных каптерках. В образовании – это директор школы, сдавленный снизу детьми и учителями, а сверху – министерством и контролирующими органами. На судне, где все важны, посередке окажется боцман или кто-то из помощников капитана. Центурион именно таков. Без них жизни нет. Все, что в человеческом обществе движется и живет, движется и живет благодаря опыту и энергии представителей серединного звена. Такие, как он, хорошо знают жизнь нижних чинов, ибо сами родом оттуда. И они же близко знакомы с высшим начальством, от которых получают приказания и к кому входят с докладом. По сути, они знают все, насколько эти громкие слова относятся к человеку.
У нижних чинов в римской армии нет и не может быть, кроме редких исключений, личной инициативы. Чтобы солдату уверовать, нужно, чтобы вера пропитала саму солдатскую среду, чтобы солдат солдату на ухо в дозоре или на отдыхе рассказывал о Воскресении. Это совершилось со временем, и на это ушли столетия. До тех пор, пока вера не пропитает все общество, не просочится в армию и не станет внятной для всякого слуха, простому солдату нет возможности заинтересоваться новым учением, вникнуть в него. У него даже нет времени размышлять о нем. Поэтому римских солдат возле Христа мы и не видим. Сотник в более выгодном положении. У него больше личной свободы, денежное довольствие его превышает солдатское в несколько раз. У него не только денег больше, у него больше свободного времени, этого подлинного богатства, без которого не происходит развитие личности. У сотника есть возможность вникать в религиозные учения оккупированных стран, приглашать для беседы адептов, размышлять, читать. Если говорить собирательно, то у этого грозного рубаки, уже заработавшего пенсию и достигшего второй половины жизни, многое способствует пробуждению интереса к вечности, к Богу.
Итак, не великие и не малые, не одетые в пурпур и не выстроенные в шеренги в отливающих на солнце латах, а сотник, один лишь сотник выступает на страницах Евангелия из плотной римской массовки. Он выходит вперед и от лица всего римского мира, уже стоящего на пороге новой веры, говорит Христу: «Я не достоин, чтоб Ты вошел в дом мой. Только скажи слово!»
Ну, а мы, глядя на него, а также на двух его братьев по оружию и вере – Лонгина и Корнилия – начинаем смутно понимать кое-что. А именно: как важен во всяком серьезном деле закаленный человек средних лет, помещенный в самую середину сложного коллектива, хорошо знающий свое дело, не хватающий звезд с неба, но достигающий главного – Богопознания.
Cотник Лонгин, прославивший Иисуса на Голгофе
Cотник Лонгин, «прославивший Иисуса» у Креста Господня
«Сотник же и те, которые с ним
стерегли Иисуса, видя землетрясение
и всё бывшее, устрашились весьма
и говорили:
воистину Он был Сын Божий»
Евангельский персонаж Лонгин сотник жил во времена Иисуса Христа и уверовал в Него еще при жизни Спасителя. Он был одним из первых христиан-мучеников, кого за исповедование учения и проповедь Христа и подвергли гонениям, мучениям и смертной казни. У Креста Господня сотник Лонгин «прославил Иисуса» словами «воистину Он был Сын Божий». Его, сотника Лонгина, причисленного к святым, нельзя отождествлять с тем неизвестным «римским воином», кто пронзил копьем тело распятого Спасителя. Стоявший на страже «сотник» в час распятия Христа и «прославивший Иисуса» и некий «римский воин», проткнувший копьем правый бок Спасителя, это не одно и то же лицо [2], это разные библейские персонажи.
Само слово «Лонгин» напоминает исследователям скорее фамилию или прозвище сотника, нежели его имя. Ударение в слове «Лонгин» правильно ставить только на втором слоге, что закреплено и в «Православной энциклопедии» [2]. Дело в том, что слово «Лонгин» произошло от латинского — «longinus» с ударением на гласный звук «i». В переводе на русский «longinus» можно перевести как «длинный» (то есть — высокий). Согласно некоторым источникам, настоящее имя сотника — «Кассий» [4].
О детстве и юности Лонгина сотника до его прибытия в Иерусалим не имеется никаких сведений. Сначала он состоял на военной службе в Иудее как «солдат» [5, 6] и подчинялся правившему в ней в 26—36 годах префекту Понтию Пилату. Лонгин дослужился до офицерского звания и стал центурионом, т.е. командиром «сотни» (центурии) воинов. Офицер как командир отряда из ста солдат, назывался сотником.
По преданию, Лонгин сотник был старейшим из числа сослуживцев и подчиненных римских воинов. Он совсем не знал Бога, но был человеком честным и известным самому римскому императору (кесарю) Тиверию. В 33-м году после совершенных в Иерусалиме великих событий, связанных со страданиями, крестной смертью и Воскресением из мертвых Спасителя, римский сотник Лонгин искренно уверовал во Христа и начал жить по христианским законам.
Как это произошло в земной жизни Лонгина?
В Иерусалим для поддержания порядка в дни празднования иудейской Пасхи или публичных казней по приказу Пилата вводились римские солдаты-стражники. Они же с иудейскими солдатами принимали участие в аресте Иисуса Христа и в грубых издевательствах над Ним. Традиционным местом казней на кресте была Голгофа — невысокий холм, находившийся в за пределами городских стен Иерусалима. У основания Голгофы и вокруг нее толпился народ, пришедший поглазеть на страшное зрелище. В толпе были и враги Христа — иудейские первосвященники и книжники, торжествовавшие свою победу и насмехавшиеся над Христом. Мимо Голгофы проходили люди, некоторые из них дерзко издевались над Иисусом и выливали на Него потоки своей ненависти и злобы.
Перед проведением казни вокруг места распятия организовывалось оцепление из числа римских солдат. На месте казни, кроме распинавших Христа иудейских солдат, находился и римский отряд числом сто человек под начальством сотника Лонгина. Он отвечал за порядок и в случае его нарушения привлекал подчинённых для пресечения всяких волнений в народе.
Сотник Лонгин, как и другие римские воины, был вооружен копьем и коротким мечом. Его голову и грудь защищали металлический шлем и панцирь. Дополнительную защиту обеспечивал большой щит в левой руке. Крепкая, но легкая военная его обувь с тонкими и мягкими ремешками имела укрепленную шипами подошву для уверенной ходьбы по земле и каменным плитам Инрусалима. Не исключено, что Лонгин сотник передвигался и на коне.
Если отряд офицера Лонгина сотника стоял на страже вокруг Голгофы, а он сам, оставив своего коня, находился вблизи подножия Святого Креста. Лонгин стал свидетелем крестных страданий и последних мгновений земной жизни Иисуса, распятого между двух разбойников.
Он видел, как умиравший на кресте в страшных мучениях Христос молился за своих мучителей и просил Господа простить им их страшный грех. Лонгин сотник переводил свой взгляд и на стоявших у креста в ужасном горе Мать Иисуса — Пресвятую Деву Марию и Его ученика ученика Иоанна. Сотник Лонгин находился и под впечатлением той трогательной сцены, когда умирающий Иисус проявил любовь и заботу о Своей любимой Матери. Одновременно он слышал, как люди, за которых умирал на кресте Христос, смеялись над ним и этими насмешками и они вливали новые капли мучений в чашу страданий Спасителя.
Яркие лучи южного солнца на глазах Лонгина сотника в момент смерти Иисуса мгновенно исчезли. Их неожиданно сменила густая тьма, окутавшая Голгофу и весь Иерусалим. Лонгин был свидетелем не только затмения солнца, но и страшного землетрясения, распадения камней, открывшихся гробов и восставших из них мертвецов. В этот час испуганный грозным мраком Лонгин сотник понял, что это было грозное Божественное предостережение всем распинавшим. Солдаты-стражники из отряда Лонгина, распинатели-язычники и жители Иерусалима, увидев все происшедшее на Голгофе и мрак вокруг нее и на горизонте, были объяты страхом и ужасом.
Страшное голгофское зрелище и Лик распятого на Кресте Иисуса произвели сильное впечатление на Лонгина сотника. Для него в этот час стала очевидной великая истина Божества Христова. И он в душе уверовал во Христа и всенародно произнес слова, слышанные им до этого от других:
— Воистину Он был Сын Божий!
Толкователи Библии отмечают, что «из тела умершего при проколе не вытекает кровь и вода» (Там же). Евангелист хочет показать здесь, что «смертью Христовой верующие получили кровь, очищающую от наследственного греха, и воду, являющуюся в Писании Ветхого завета символом благодати Св. Духа» ( Там же). Это событие описывается в Евангелии от Иоанна: ( Ин.19: 31 —37).
В страхе воины разбежались. По преданию, только Лонгин сотник и примкнувшие к нему два воина Исавр и Афродисий стали очевидцами и явления ангела, возвестившего пришедшим к гробу женам-мироносицам о Воскресении Иисуса Христа. Лонгин сотник доложил обо всем происшедшем Пилату и рассказал старейшинам из числа иудеев. Они хотели подкупить сотника и предлагали ему денежное вознаграждение, чтобы он утаил чудо Воскресения. Они уговаривали его рассказывать народу выдуманную ими ложь о том, что ученики Христа ночью, когда воины спали, якобы похитили тело Христа (Мф.28: 11—13 ). Лонгин сотник отверг все предложения врагов Иисуса. Однако в его отряде нашлись и такие воины, которых соблазнили большие деньги. Непреклонный Лонгин сотник вызвал к себе ненависть у иудеев, решивших отомстить сотнику или погубить его. Однако смелый и честный Лонгин не скрывал от людей, что он лично был участником и свидетелем великого события — Воскресения Иисуса. Его рассказы о том, что Иисус есть истинный Сын Божий, делали еще более убедительными проповеди учеников Христа. Иудейские первосвященники и старейшины стали негодовать по этому поводу и убеждали Пилата в том, насколько опасны в народе речи Лонгина сотника. Они просили Пилата срочно повлиять на своего подчиненного и остановить его проповеди. Однако даже Пилат не смог своими запретами и угрозами заставить Лонгина сотника замолчать. Несмотря на все предупреждения, Лонгин, продолжая проповедовать Христа, подвергся гонению со стороны врагов Иисуса Христа. Последние, посовещавшись между собою, решили искать способы расправы над смелым римским офицером. Узнав о злых планах своих недоброжелателей, он пожелал лучше остаться со Христом, нежели служить далее тем, кто приказал и кто распинал на кресте Спасителя.
По преданию, мученическая кончина Лонгина произошла в Каппадокии, куда был отправлен небольшой отряд посланников Пилата для исполнения смертного приговора. Казнить было приказано не только Лонгина, но и его сотоварищей Исавра и Афродисия.
Посланники из Иерусалима вышли на след Лонгина. Далее легенда гласит, что Лонгин объявил прибывшим стражникам:
— Все мы трое — те, за кем послал вас Пилат. А я и есть тот самый бывший Лонгин сотник из Иерусалима…
Лонгин убедил стражников не нарушать приказ Пилата и выполнить свой воинский долг. Лонгин и его друзья надели на себя белые погребальные ризы. Он попросил похоронить тела у близлежащего холма. Далее мученики Лонгин, Исавр и Афродисий осенили себя крестом и преклонили под мечи свои главы.
Тела обезглавленных мучеников были с честью похоронены там, где завещал Лонгин. Покидая Каппадокию, римские воины взяли с собой в Иудею отсеченные главы и по распоряжению Пилата бросили головы мучеников на обычную мусорную свалку вне стен города.
. Согласно преданию, в Храме Гроба Господня, на том самом месте, где находится придел святого Лонгина сотника, произошло чудесное обретение честной главы святого мученика Лонгина. Господь сохранил в целостности главу мученика и открыл людям его мощи (главу), чтобы прославить в верующем народеЛонгина сотника. По западному преданию, Лонгин, исцеливший свое плохое зрение на Голгофе, и сам стал почитаться в народе как целитель глазной болезни. Основою для этого же верования в среде православных послужило чудо прозрения ослепших очес одной ослепшей вдовой-христианкой, пришедшей в Иерусалим. Это случилось при обретении честной главы святого. Она возблагодарила Бога и святого Лонгина, после чего благоговейно омыла честную главу и отнесла ее в Каппадокию, где и погребла ее в селении «Sandralis» или «Andrales» недалеко от «Tyana» [7]. Однако до наших дней место захоронения честной главы святого Лонгина сотника на каппадокийской земле не обнаружено.
[1] Cвятитель Димитрий, митрополит Ростовский. Житие и страдание святого мученика Лонгина сотника. Память 16 октября (по ст.ст.)
[2]Лонгин, сотник. // Православная энциклопедия. Т. ХLI. —М.: Православная энциклопедия, 2016, с.431.
[3]Vom heiligen Longinus//Legenda aurea. Das Leben der Heiligen. — Aschaffenburg: Paul Pattloch Verlag, 1986, с. 141.
[4] Heilige und selige. Der Roemisch-Katolischen Kirchen. Erster Band. —Leipzig: Vier Quellen Verlag. —1929, S.695.
[5] Zedler J.H. Grosses vollstaendiges Universal-Lexikon. Band 18. —Graz/Austria: Akademische Druck —u. Verlagsanstalt, 1995. —1595 S.
[6] Lexikon fuer Theologie und Kirche. Sechster Band. —Freiburg, Basel, Rom, Wien: «Herder», 1997.
[7]Толковая Библия, или комментарий на все книги Св. Писания Ветхаго и Новаго Завета. Издание преемников А.П. Лопухина. — В 3 т., Т.3. Новый Завет. —Петербург, 1911—1913, с. 491 и 450.
Что стало с римским воином, который руководил казнью Христа
29 октября — день памяти мученика Лонгина Сотника
Приблизительное время чтения: 5 мин.
С именем римского сотника, руководившего казнью Иисуса Христа и ставшего потом христианским миссионером, обычно связывают либо историю его преображения и мученической смерти, либо казус его «шести копий» — шести священных реликвий, хранящихся в разных странах, причем владельцы каждой из них уверены, что у них — то самое копье, которым на Голгофе пронзили ребра Спасителя. А между тем подвиг свой центурион Лонгин совершил в тот момент, когда оказался перед тем же выбором, что и другой римский воин — префект Иудеи Понтий Пилат. И не стал «умывать рук», а исповедал только что казненного ими иудея Сыном Божиим.
Человек-копье
Современные исследователи полагают, что само имя Лонгин в переводе с латинизированного греческого означает «копье»: по преданию, святой с этим именем, которому посвящен один из приделов храма Гроба Господня в Иерусалиме, был тем самым римским воином, который пронзил копьем бок распятого Христа.
Этот эпизод с центурионом описан в Евангелии от Иоанна (Ин 19:31–33), а евангелист Марк сообщает, что присутствовавший на казни римский воин сразу после смерти Иисуса сказал: истинно Человек Сей был Сын Божий (Мк 15:39). А вот имя этого римлянина известно только из апокрифов — ни один из евангелистов его не упоминает.
А еще, по церковному преданию, он был в числе римских стражников, оставленных охранять Гроб Господень, оказался свидетелем Воскресения Христа и отказался свидетельствовать, что тело Иисуса выкрали ученики.
Лонгин и Пилат: выбор судьбы
А кто он, собственно, такой, этот римлянин? Центурион. По-русски — сотник. Профессиональный военный, цель которого — к 40–50 годам сделать карьеру в армии. Она сулила быстрое возвышение, богатство, престиж. Правда, взобраться по ступеням этой лестницы на самый верх удавалось единицам — слишком велики были риски.
Именно на плечи центурионов ложились все обязанности по организации повседневной жизни легиона. Зато они пользовались неограниченной властью: тому, кто пытался защититься от удара сотника, грозила смертная казнь.
Такой же неограниченной властью, только в масштабах всей Иудеи, обладал и другой профессиональный римский воин — префект Понтий Пилат. Его правление вошло в историю благодаря беспрецедентному насилию, налоговому и политическому гнету и провокациям, оскорблявшим религиозные чувства иудеев. Современник Пилата Филон Александрийский отзывался о нем как о жестоком и продажном самодуре, виновном во многочисленных казнях без суда и следствия. А иудейский царь Агриппа I в письме императору Калигуле жаловался на его «разбой, оскорбления и бесконечную невыносимую жестокость».
И вот такой человек во время суда над Христом реально испугался. И не того, что тот якобы самочинно называл себя «царем иудейским», а того, что Он ведь и впрямь мог оказаться Сыном Бога. Во всяком случае, для язычника Пилата ничего невероятного в этом не было — были же в римском пантеоне Эней, Геркулес, Эскулап. А теперь вот Иисус. Выходит, он только что подверг бичеванию Сына Божьего!
Вообще-то римляне обычно оказывали богам завоеванной территории те же почести, что и богам Рима, и враждовать с этим непонятным Богом иудеев у Пилата не было ни малейшего желания. Тем более он сам признал Иисуса невиновным. Но все попытки префекта избавить этого Человека от обвинительного приговора разбивались о неистовый крик толпы: «Распни Его!»
И тогда жестокий, бесстрашный римский воин, который мог просто приказать солдатам силой разогнать эту толпу — как не раз уже это делал, не смущаясь тем, сколько крови при этом прольется, — лишь умыл руки. То есть попросту сымитировал иудейский обряд омовения, чтобы отвести от себя гнев неведомого ему божества.
А сотник Лонгин не только не побоялся перед всеми назвать Сына Божия Сыном Божиим, но пошел дальше: покаялся, сам стал христианином и проповедником христианства, принял Крещение от апостолов и в 58 году был убит в Кесарии Каппадокийской, откуда был родом. Бывший сотник сам вышел навстречу посланному за ним отряду, привел солдат в свой дом, накормил их и только после этого назвал себя. А когда смущенные гости предложили ему скрыться, отказался — и был обезглавлен.
Первым биографом святого Лонгина стал святой Исихий Иерусалимский, который нашел его мученические акты (acta martyrum — официальные протоколы судов над мучениками или записи свидетелей-христиан непосредственно после мученичества, крайне простые, ограничивающиеся только передачей конкретных фактов. — Прим. ред.) и по ним в V веке составил жизнеописание.
Загадочная реликвия
Что до копья, то в разных Церквях мира хранится несколько реликвий, которые считаются копьем Лонгина либо его фрагментом. Время от времени ученые исследуют их, пытаясь установить возраст и происхождение.
С этим копьем (вернее, с его наконечником, украшенным прорезью в форме креста — так называемым Святым Гегардом) связано множество преданий. И таких реликвий известно по меньшей мере шесть.
Одна с IV века — со времен крещения Армении — хранится в ризнице кафедрального собора в Эчмиадзине: считается, что ее вместе с другими реликвиями привез из Кесарии Палестинской креститель Армении Григорий Просветитель.
Второе «копье Лонгина» с незапамятных времен висело в Большом зале Ватикана (а до этого — в Латеранском дворце римских пап).
Третье хранилось в древней столице Польши Кракове. По одной из легенд, именно этим копьем польский рыцарь Добко (Добеслав) сразил в 1410 году в битве при Грюнвальде верховного магистра Тевтонского ордена Ульриха фон Юнгингена.
Четвертое копье участники Первого крестового похода нашли во время осады Антиохии в 1098 году.
Пятое несколько столетий хранилось в Константинополе. В XIII веке французский король Людовик Святой, возвращаясь из крестового похода, привез его в Париж.
А шестое, которое ученые сегодня склонны считать «тем самым», в Х веке подарил германскому королю Генриху I бургундский король Рудольф (о том, как копье попало к Рудольфу Бургундскому, история умалчивает), а от него оно перешло римско-германскому императору Оттону I Великому. После него священной реликвией владели последовательно пять римско-германских императоров Саксонской династии, а затем семь кайзеров Швабской династии Гогенштауфенов, в том числе легендарные Фридрих I Барбаросса и его не менее знаменитый внук Фридрих II.
Со временем реликвия перешла к императорам из австрийской династии Габсбургов и с тех пор хранилась в сокровищнице их венского дворца Гофбург вместе с коронационными регалиями Священной Римской империи.
После присоединения Австрии к гитлеровскому Третьему рейху копье в 1938 году перевезли в Нюрнберг, а оттуда — в восстановленный Гиммлером древний вестфальский замок Вевельсбург.
А после 1945 года реликвия вернулась в Вену, где и пребывает по сей день.
Удивительная история сотника Лонгина
Приблизительное время чтения: 13 мин.
Мечты бывалого воина
Жаркое полуденное солнце над Иерусалимом тускло отражалось в широком наконечнике римского копья. Когда-то хозяин полировал его до зеркального блеска. Но сейчас, побывав во многих сражениях, наконечник потускнел, покрылся мелкими выбоинами и царапинами. Да и хозяин копья тоже был под стать оружию. Невысокого роста, коренастый, с сильными руками и широкой грудью, это был все еще могучий воин. Но морщины на обветренном лице говорили, что он давно уже не молод, а уродливый шрам через всю щеку — о том, что воин не прятал в бою свое лицо от врагов. Шрам заканчивался у самого глаза, и тот постоянно слезился, мешая отчетливо видеть. Что ж, и к отважным легионерам Рима когда-то приходит старость. Правда, далеко не все до нее доживают.
Этому воину повезло. Участник многих сражений, он заслужил уважение товарищей и получил должность центуриона (в русском языке эта должность еще именуется «сотник»). Так назывались в римской армии офицеры, командующие центурией, то есть сотней солдат. Правда, давно уже прошли те времена, когда водил он свою сотню в атаку на разъяренных варваров. Теперь новые земли завоевывают для Рима молодые воины. А наш центурион дослуживал свой солдатский век здесь, в отдаленном гарнизоне на самой окраине Империи. Звали его Лонгин.
Под его началом была сотня солдат, охранявших арестованных преступников в подвалах Претории — резиденции римского правителя. Служба вроде бы и нетрудная, но для боевого офицера неприятная: ведь в обязанности охраны входило еще и исполнение смертных приговоров. За свою военную жизнь Лонгин убивал людей множество раз. Но одно дело — сразить вооруженного врага в честном бою. И совсем другое — казнить безоружного, жалкого человека. Центуриону не нравилось то, чем ему приходилось заниматься. Однако срок его военной службы подходил к концу, а в кассе легиона скопилось достаточно денег, чтобы вскоре он мог выйти на заслуженный пенсион.
Лонгин представил абрикосовый сад в имении своего отца, вспомнил тонкий аромат, плывущий по всей округе в пору цветения. Осталось ждать совсем немного, и он наконец вернется туда, откуда ушел на службу совсем юным. Ради этого стоит потерпеть унизительные обязанности тюремного надзирателя и палача. Хотя ему ведь и не приходится ничего делать самому. Лишь следить за тем, чтобы подчиненные сделали все должным образом.
В чем виновен этот Человек?
Старый воин давно уже не испытывал жалости к тем, кого ему приходилось убивать. Но в этот раз все было по-другому. Один из преступников почему-то был ему небезразличен. С теми двумя все было понятно: разбойники, схваченные за убийство, пролившие чужую кровь ради денег. Таких центурион казнил уже много раз и верил, что делает благое дело. Но этот, третий… Возможно, Лонгину понравилось, как смело держался он на суде у прокуратора Понтия Пилата — человека, который управлял покоренной Римом Иудеей. Никогда еще не видал старый воин в людях такого мужества. Да и сам Пилат, похоже, смутился тогда, услышав ответы этого странного подсудимого по имени Иисус. Словно бы это Он судил прокуратора, взвешивая на невидимых весах меру его греха, а не прокуратор решал — жить ему или умереть. На суде Лонгин так и не понял, за что ему придется лишить жизни этого смелого человека, в чем была его вина.
Потом, когда осужденных преступников уже погнали по дороге к месту казни, каждый из них должен был нести свой крест на себе. Но Иисус то и дело падал под тяжестью этой страшной ноши. Избитый солдатами в Претории, он совсем обессилел. Лонгин прищурил слезящийся глаз, внимательно оглядел толпящихся вокруг зевак и выбрал человека покрепче. Жестом подозвав его, центурион кивнул на упавшего Иисуса и приказал прохожему взять у него крест. Подчиненные Лонгина с удивлением смотрели, как их начальник заботится о каком-то незнакомом туземце, которому и жить-то осталось всего несколько часов. Но возражать старшему было не в их правилах. Тем более что уже через несколько минут центурион распорядился прибить всех троих осужденных к крестам, не делая никому поблажки.
Пока воины делили между собой одежду казненных, Лонгин стоял в стороне. Ему не нужно было жалкое тряпье, ради которого молодые солдаты с азартом бросали жребий. Он повернул загорелое лицо к солнцу и попытался думать о скорой отставке, об отцовском доме, об абрикосовых садах в цвету. Но вместо этого в голову почему-то все время лезли мысли о необычном человеке, которого назвали преступником. Лонгин только что своей рукой написал на табличке его вину — «Царь Иудейский». Никогда еще ему не приходилось казнить человека лишь за то, что народ почитал его за царя. А этот Иисус и вправду вел себя на суде как царь, которого предали его подданные. В нем было столько достоинства и внутренней силы, что даже прокуратор изумленно воскликнул, указывая на него «Вот — человек!».
Но не так думали иудеи, пришедшие к месту казни:
— Эй, если ты и вправду Сын Божий, покажи нам свою силу — сойди сейчас с креста! Не можешь? Вот то-то и оно!
— Другим помогал, а себе не смог. Какой же ты Сын Божий?
— Сотвори чудо, царь Иудейский! Спаси себя от смерти! Тогда мы поверим тебе!
Лонгину были противны эти люди с их непонятной злобой. Зачем они издеваются над тем, кто и так уже умирает мучительной смертью? Как можно глумиться над чужим страданием?
Центурион решительно шагнул вперед, опустил копье и махнул им из стороны в сторону. Острый наконечник описал широкий полукруг перед лицами беснующихся зевак, как будто очертив невидимую линию, за которую нельзя переходить. Толпа отпрянула назад и на миг умолкла. Но тут же вновь забурлила криками и ругательствами.
А Лонгин посмотрел на того, к кому были обращены все эти вопли. «Сын Божий… Царь Иудейский… Да кто же ты на самом деле? И что совершил такого, за что твои соплеменники так тебя ненавидят?» — думал он, потирая слезящийся глаз. Впрочем, это уже не имеет значения. Кем бы ни был казненный, жить ему осталось совсем недолго.
Кто же ты такой, Иисус?
Тем временем воины закончили делить одежды казненных. Заняться больше было нечем. Ради развлечения они тоже принялись насмехаться над тем, кто умирал на кресте под табличкой «Иисус Назорей Царь Иудейский». Лонгин сердито нахмурил брови и прикрикнул на них:
— А ну замолчите. Римские солдаты не должны себя вести, как эти люди! Лучше отгоните их подальше, от этого крика у меня уже звенит в ушах.
Но едва воины исполнили приказ, как поток ругани обрушил на Иисуса распятый с ним рядом разбойник:
— Ведь ты воскрешал мертвых, ты можешь все. Почему же ты не хочешь теперь показать, на что способен? Спаси себя и нас заодно! А, ты просто не можешь этого сделать! Значит, вправду про тебя говорят, что ты лжец и самозванец!
Лонгин вздохнул. Видимо, этот проклятый день никогда не кончится и безумные крики будут звучать вечно со всех сторон. Он уже собрался было ударить разбойника древком копья по лицу, чтобы тот замолчал. Как вдруг его опередил другой разбойник, висевший на кресте:
Его сообщник растерянно умолк, не ожидая от товарища таких слов. А тот обратился теперь уже к Иисусу:
— Господин, помяни меня, когда придешь в свое Царство!
Иисус, не поднимая головы, ответил ему:
— Истинно говорю тебе, ныне же будешь со мною в раю.
Лонгин слушал этот разговор умирающих на крестах людей и не понимал, что творится сейчас в его душе. «Господин… Царство… Ныне же будешь со мною в раю…» Кто же ты такой, Иисус? Кого приходится мне казнить на самом исходе срока воинской службы?
И тут Иисус возгласил громким голосом:
— В руки Твои, Отче, предаю дух мой! — и, сказав это, умер.
В этот же момент содрогнулась земля и солнце на небе померкло так, будто наступила ночь. Для множества людей в Иерусалиме это могло показаться всего лишь природным явлением. Но центурион Лонгин готов был под присягой дать клятву, что землетрясение случилось именно в то мгновение, когда Иисус испустил дух на кресте.
Потрясенный всем увиденным и услышанным, он воскликнул:
— Воистину этот человек был сын Божий!
Обычно приговоренные умирали на кресте в течение многих часов. Но на следующий день была суббота — священный день иудеев. И их начальники попросили Пилата ускорить казнь, чтобы снять тела с крестов еще до захода солнца. Выполняя распоряжение прокуратора, Лонгин велел своим воинам перебить голени двум разбойникам, после чего страдальцы тут же скончались. Но к третьему казненному он не подпустил своих солдат: ведь Иисус уже умер. Однако заведенный в римских войсках порядок требовал, чтобы стражники убедились в смерти всех казненных.
Лонгин подошел к кресту, на котором бессильно повисло тело Иисуса. Секунду помедлив, центурион вскинул копье и коротким точным ударом вонзил его Иисусу прямо в сердце. Из раны брызнула кровь и вода, капли попали Лонгину прямо в больной глаз. Он вытер лицо ладонью. И вдруг понял, что его глаз опять видит, что больше не застилает ему мир слезная муть от старой раны! Лонгин не понимал, как такое могло случиться. Он поморгал немного, проверяя, не показалось ли ему. Но нет, глаз был абсолютно здоров и больше не слезился. Солдаты с удивлением смотрели на своего моргающего центуриона и ждали его команды.
Чудо у гробницы
Казнь закончилась, все трое осужденных были мертвы. Обычно тела казненных преступников сбрасывали в заброшенную каменоломню, которая располагалась тут же, прямо за холмом. Но за Иисусом пришли какие-то уважаемые в городе иудеи с разрешением на похороны от самого Понтия Пилата. Такого на памяти центуриона не было еще никогда. Но солдатское дело — исполнять приказы, а не обдумывать их причину. Лонгин разрешил пришедшим снять тело с креста и похоронить его в пещере неподалеку от места казни. Солдаты уже собрались возвращаться в казармы, как вдруг новая группа иудеев преградила им путь. Это были первосвященники в сопровождении своих слуг.
— Господин центурион, у нас к вам будет просьба о небольшой услуге, за которую мы готовы щедро заплатить. Не могли бы вы поставить своих воинов в караул возле пещеры, где только что похоронили Иисуса? Мы опасаемся, что его ученики могут похитить его тело, и хотели бы, чтобы римские стражники две ночи охраняли пещеру от них.
Лонгин посмотрел в глаза говорившему с ним первосвященнику и усмехнулся:
— Правильно ли я тебя понял: ты хочешь, чтобы мои солдаты две ночи караулили покойника, и готов платить за это?
— Да, господин. Именно об этом я прошу вас. Мы уже были у прокуратора, он дал разрешение, если вы согласитесь. За эти две ночи мы заплатим месячное ваше жалование.
— Хм… никогда еще не видел таких глупцов, — Лонгин продолжал с усмешкой разглядывать пришедших к нему просителей. — Впрочем, если у вас есть лишние деньги и начальство разрешило, мои ребята будут не прочь отдохнуть здесь пару дней. Стеречь мертвого — нетрудная служба.
Но центурион ошибся. Того, что произошло с ними наутро третьего дня у гроба, он и его солдаты не смогли забыть никогда.
Когда оговоренный срок дежурства закончился, к пещере действительно пришли ученики Иисуса. Но опасаться, будто они могут украсть тело Иисуса, было просто нелепо. Дело в том, что это были две женщины. Их тонкие руки не смогли бы даже просто сдвинуть с места камень, затворявший вход в пещеру. Так вот кого боялись первосвященники настолько, что наняли вооруженную охрану! Лонгин вспомнил их обеспокоенный вид и криво улыбнулся. Нечего сказать, храбрецы. Испугались двух слабых женщин! Лонгин дал команду снять караул. Солдаты уже собрались уходить, как вдруг раздался страшный грохот, земля вновь содрогнулась. Огромный камень откатился от входа, словно комок сухой травы.
От неожиданности воины зажмурились. А когда открыли глаза, увидали Ангела. Он сидел на отваленном от входа камне и сиял, как молния, а одежды его были белыми, словно снег.
Это страшное зрелище привело в трепет римских воинов. Они застыли как мертвые и не могли пошевелить ни рукой, ни ногой. Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал:
— Не бойтесь, я знаю, что вы ищете Иисуса распятого. Его нет здесь — Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых и будет ожидать вас в Галилее; там Его увидите.
И, выйдя поспешно из гробницы, женщины побежали возвестить остальным ученикам Иисуса радостную весть. А Лонгин, едва придя в себя от увиденного, тут же увел солдат в Преторию и доложил Понтию Пилату обо всем случившемся.
Вскоре к Лонгину снова пришли первосвященники.
— Господин центурион, мы обещали вам месячное жалование за две ночи караула. Теперь мы предлагаем годовое жалование. Только расскажите всем, что это ученики Иисуса украли ночью его тело, пока вы с солдатами уснули на посту. И никому не говорите о том, что вы видели на самом деле. Это выгодная сделка, соглашайтесь.
Лонгин выслушал их, привычно потер ладонью шрам на лице. И, не торопясь, начал говорить:
— Центурион, подумайте хорошенько. Мы уже говорили с прокуратором. Понтий Пилат поддержал нашу просьбу. Будьте и вы разумны. Зачем нам ссориться, ведь лучше жить в дружбе.
— Дружба лжецов плохо пахнет и недорого стоит. Вы еще не поняли, против кого пытаетесь воевать, и потому говорите свои нелепости. Но я-то видел, какими силами он повелевает. И теперь готов поссориться с целым миром — ради дружбы с Иисусом. А вы в войне с ним обречены. Идите и не отнимайте у меня время пустыми разговорами.
После Воскресения
Вскоре центурион Лонгин подал прошение о досрочной отставке. Ходили слухи, что он нашел в городе учеников Иисуса и сам стал одним из них. Говорили также, что он смело свидетельствует среди народа о воскресении Иисуса, и никто из иудеев не может ему возразить. Да и как возражать тому, кто сам пронзил сердце Иисуса на кресте, а потом видел Ангела у пустого гроба? Получив наконец расчет в полку, Лонгин отправился домой, в имение отца. На память о службе он взял лишь наконечник того самого копья, которое коснулось сердца Иисуса.
Впереди у него был долгий и непростой путь. Он еще не знал, что первосвященники затаили на него злобу. Что, заплатив Понтию Пилату огромные деньги, они добьются вынесения центуриону смертного приговора. Что прокуратор отправит за ним отряд воинов, которые должны будут привезти в Иерусалим голову Лонгина. И он станет одним из христианских мучеников, отдавших жизнь за проповедь Евангелия.
Но все это будет потом. А пока бывший центурион ехал в родную Каппадокию. Но не о душистых абрикосовых садах были теперь его мысли. Он думал о том, как будет рассказывать людям о Сыне Божьем, который стал человеком, умер на кресте и воскрес. О том, как лишь одна капля крови Иисуса исцелила его больной глаз. И о том, как болит от стыда его сердце всякий раз, когда он вспоминает, как ударил копьем в сердце Сына Божьего.