ленин о романе что делать
Чернышевский в «Философских тетрадях» Ленина
По материалам публикаций на сайте газеты «Правда».
Автор статьи — Юрий Белов
Обычно в «Философских тетрадях» Ленина главное внимание уделяют категориям диалектической логики. Можно сказать, что тема «Ленин и Гегель» доминирует, а тема «Ленин и Чернышевский» не является первенствующей. В то же время именно Чернышевского Ленин считал своим учителем, и в «Философских тетрадях» он отвёл ему весьма почётное место. Ленинские замечания по книге Ю.М. Стеклова «Н.Г. Чернышевский, его жизнь и деятельность (1828—1889)» по сути дела представляют конспект с выделением тех мест, которые, по мнению Ленина, были чрезвычайно актуальны в то время. На некоторых из них мы остановимся, поскольку они актуальны и в наши дни.
Бедняк и пролетарий
Ленин начал конспектировать книгу Стеклова о Чернышевском в октябре 1909 года, а окончил эту работу в апреле 1911 года. Как видим, Чернышевский, его поступки, мысли и его противники интересовали Владимира Ильича, когда он уже был Лениным (в апреле 1911-го ему исполнился 41 год). Не Георгия Валентиновича Плеханова, а Николая Гавриловича Чернышевского считал он своим учителем. Думается, прежде всего потому, что тот придерживался принципов революционной демократии, а также научной строгости во всех своих работах, и в первую очередь в определении социальных понятий. Но делал это не в силу занудного педантизма и уж тем более не в силу окостенелого догматизма, а в силу того, что за понятием он видел реальность, живую жизнь людей. И это Ленин считал чрезвычайно ценным у Чернышевского: не допускать объяснения социальной действительности на уровне бытовых, житейских понятий. Он не допускал, иными словами, её, действительности, такого упрощения, которое вело к её искажению, к отказу от борьбы за социальную справедливость в ней. От классовой борьбы, о чём ещё скажем.
Располагавший ещё вчера тёплой комнатой, вкусной едой и хорошей одеждой, пролетарий, не имеющий ничего, кроме своей способности трудиться и обеспечивать прибыль капиталисту, может всего этого лишиться и оказаться ненужным на рынке труда, когда ему будет сказано работодателем: «В ваших услугах фирма больше не нуждается».
Увы, увы, подмена понятий «капиталист» и «пролетарий» понятиями «богатые» и «бедные» — нередкое явление и в коммунистической среде. Так сказать, к народу поближе. А ближе ли?
Великий учёный и революционер
Сравнительно недавно, в начале апреля 2019 года, вице-премьер Татьяна Голикова заявила, что смертность в России за 2018 год увеличилась в трети всех субъектов РФ, то есть она выросла в 32 регионах страны. Какой класс пострадал более всего от косы смертности? Ну, конечно же, пролетариат. Но об этом в СМИ, как говорится, гробовое молчание. Молчит Дума, молчит правительство, молчит президент. Под разговоры о богатых и бедных, да ещё на набившую оскомину тему об украинских олигархах (о российских ни слова!) прикрывается непримиримость интересов пролетариата и буржуазии.
Дескать, что касается пролетариата, то он исчезает, а при цифровой экономике надобность в нём вообще отпадёт. Так утверждают «учёные»-социологи и экономисты из Высшей школы экономики. Правда, бедняки ещё останутся. А Кудрин постоянно твердит, что надо повышать уровень образованности, но о необходимости новой индустриализации даже не заикается. Стало быть, новейшее образование рабочего не коснётся. Оно для избранных. Главное — никаких социальных бурь, никакой классовой борьбы. Это якобы атавизм. К социальной справедливости надо идти эволюционно и только мирным путём. Медленным шагом, робким зигзагом… Старая песня на новый лад.
Особое внимание в ленинских замечаниях уделено отношению к Чернышевскому Карла Маркса. Вот что выписал Ленин из книги Стеклова: «Маркс, столь строго относящийся к писаниям и деятельности таких представителей европейского социализма, как напр. Прудон и Лассаль (из них последний был его собственным учеником), и таких представителей русского социализма, как Герцен, Бакунин и Нечаев, относился к Чернышевскому с величайшим уважением и глубокой симпатией. Крайне сдержанный в похвалах и скупой на лестные отзывы, творец научного социализма признавал нашего автора великим учёным и критиком, мастерски обнажившим банкротство буржуазной экономики».
Не находящиеся на высоком уровне мировой культуры Герцен и Бакунин (чего не скажешь о Нечаеве), имевшие европейскую известность и немало позаботившиеся о том, а скромный альтруист Чернышевский, ничуть не думавший о том, сколь популярно его имя, — вот кто интересовал К.Маркса. Интересовал всесторонностью критики буржуазной экономики, потребность в чём всё более и более возрастает сегодня. Однако заметим, что автору известного романа «Что делать?» не везло. Чернышевскому отдавали должное в советском школьном образовании, но, к сожалению, формально. Стеклов в своей книге верно заметил, и это выделено Лениным: «Вообще же большинство публики знает о Чернышевском лишь то, что он написал утопический роман «Что делать?» и якобы мечтал о переходе России от общины сразу к социализму посредством заговора небольшой кучки революционеров-интеллигентов. Действительная научная физиономия Чернышевского имеет весьма мало общего с этим фантастическим образом».
Учёный, размышлявший о возрастающей роли пролетариата, даже в воображении не мог себе позволить переход крепостной страны к социализму, так сказать, рывком, да ещё посредством заговора. За это царский суд приговорил бы его не к 14 годам каторжных работ с пожизненным поселением в Сибири, а к смертной казни.
Надо было обладать недюжинной силой духа и той спокойной уверенностью в себе, чтобы выстоять в условиях не то что наговоров, а настоящей травли, которой подвергался Чернышевский. После студенческих беспорядков 1861 года «правительство сочло удобным, писал Стеклов, приступить к действиям, и 12 июня 1862 года Чернышевский был арестован». Те, кто вчера ещё восторгался статьями Чернышевского в пользу крестьян, отрекались от него, примыкая к общему реакционному воплю: «Распни его!»… Чернышевского все считали ведущим в революционно настроенных кругах, особенно среди молодёжи: «Достоевский в своём «Дневнике писателя» сообщает, что в 1862 он сам отправился к Чернышевскому и убеждал его повлиять на составителей прокламации к молодому поколению и удержать их от революционных действий».
Ленин не случайно остановился на стоицизме Чернышевского в условиях реакционного бешенства: этот стоицизм не раз ещё даст о себе знать на пути большевиков к Октябрю 1917 года. Именно означенное реакционное бешенство и послужило для правительства удобным основанием для ареста Чернышевского.
В коммунистической и патриотической литературе сегодняшнего дня, можно сказать, имя Чернышевского почти предано забвению. Для коммунистов на словах, а не на деле это нечто далёкое, ассоциируемое со снами Веры Павловны в романе «Что делать?» да с образом Рахметова, который сегодня-то ну ни к чему… Для патриотов Чернышевский чужд как революционер-демократ. Не государственник он, не государственник.
…В октябре 2019 года исполнится 130 лет со дня кончины Н.Г. Чернышевского. В российском обществе мало кто об этом помнит. Но Церковь не дремлет и не упускает из виду имена России. В официальном обиходе, в ряде передач в СМИ, Чернышевского представляют как христианского мыслителя и прилежного прихожанина Русской православной церкви. Христианизация мятежных классиков русской литературы тихо-тихо, без критического шума (коммунистическая печать, равно как и патриотическая, промолчала), уже произошла в учебниках литературы для старших классов. Там и Н. Некрасов, и М. Салтыков-Щедрин — творцы христианского лада. Отчего бы и Чернышевского не представить таковым, благо молодёжь о нём ничего не знает.
Два течения, две партии
Большой, вернее, обострённый интерес вызвало у Ленина столкновение двух тенденций общественной мысли в России второй половины XIX века: революционно-демократической и либеральной. Первую представляли Чернышевский с Добролюбовым, вторую — Герцен.
Свою выписку по данному вопросу Ленин начинает с истории скандальной статьи Герцена в 44-м номере «Колокола». В ней автор не принимает взгляды Чернышевского и Добролюбова за выражение общественного мнения, а «высказывает предположение, что они «внушены им правительством». Иными словами, Герцен выставлял Чернышевского и Добролюбова «чуть ли не агентами-провокаторами и слугами режима».
Далее следует текст, который Ленин счёл необходимым записать: «В июне 1859 года Чернышевский выехал за границу, где в Лондоне между ним и Герценом состоялось по этому поводу объяснение. Как и следовало ожидать, это объяснение ни к чему не привело: в тот момент оба собеседника стояли на противоположных полюсах. Чернышевский был представителем революционно-демократического течения общественной мысли, а Герцен тогда стоял ещё на точке зрения просвещённого либерализма и даже не свободен был от некоторых надежд на либеральную бюрократию…
…После объяснения с Чернышевским Герцен принуждён уже отказаться от своих инсинуаций по адресу радикалов (революционных демократов. — Ю.Б.), действующих якобы по внушениям правительства…
…Как видим, даже такой искренний и просвещённый представитель либерализма, как Герцен, органически не мог понять первого поколения русских революционных демократов… Здесь дело шло не о столкновении двух поколений или, вернее, не столько о столкновении двух поколений, сколько о конфликте двух общественных течений, двух партий, представляющих существенно различные и враждебные классовые интересы.
…Чернышевский до конца остался верен своим взглядам — история доказала справедливость его отношения к русскому либерализму; а вот Герцену пришлось скоро отказаться от своего прекраснодушия и «во многом стать на точку зрения Чернышевского».
Можно утверждать, что от Чернышевского заимствовал Ленин жёсткое неприятие либерализма во всех его вариантах: от просвещённого до откровенно невежественного. Последний вариант остался единственным в современной России. Отношение Чернышевского, а за ним и Ленина к либерализму было, прежде всего, их отношением к идеологии капиталистов и помещиков, «смело» выступавших на банкетах за освобождение крестьян от крепостного права… в своих классовых интересах.
Чернышевский стоял за полную экспроприацию земельной собственности помещиков, что послужило отправной точкой для разработки программных мер по аграрному вопросу, принятых на II съезде РСДРП в 1903 году. Более полувека выстрадывала Россия справедливое требование Чернышевского. Как он далеко глядел!
Герцен окончательно освободился от либеральных утопий, когда Чернышевского власть приговорила к каторжным работам и после них к пожизненному поселению в Сибири: «Чернышевский был выставлен вами к позорному столбу на четверть часа. а вы, а Россия на сколько лет останетесь привязанными к нему! Проклятье вам, проклятье — и, если можно, месть!»
Выписано и особо отмечено Лениным то положение книги Стеклова, в котором речь идёт о новых людях. Вот оно: «Если Ляпуновы и Кирсановы — тип новый, то Рахметов — тип, так сказать новейший, последнее слово русского общественного развития». Таких людей, по словам Чернышевского, мало; до сих пор он встретил восемь образцов этой породы, в том числе двух женщин. «Мало их, — заключает Чернышевский своё описание Рахметова, — но ими расцветает жизнь всех: без них она заглохла бы, прокисла бы; мало их, но они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы. Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало, но они в ней — теин в чаю, букет в благородном вине; от них её сила и аромат; это цвет лучших людей, это двигатель двигателей, это соль соли земли».
Мысли о новых людях имеют прямое отношение к судьбе партии российских коммунистов. Большевики — это новые люди, готовые к испытаниям, бескорыстному самопожертвованию во имя общенародного дела.
Большевики — немногочисленная поначалу партия, в феврале 1917 года их насчитывалось около 24 тысяч — явились той новой генерацией людей, тип которых Чернышевский обрисовал в образе Рахметова. Превалирующее большинство их прошло через тюрьмы и ссылки. В первом составе ЦК РСДРП(б) не было ни одного, кого бы не коснулась карающая рука самодержавия.
Тип новых, новейших по Чернышевскому, людей являл собой Ленин, создавший и возглавивший партию нового типа не только в идеологическом, политическом, но и в нравственном отношении. Большевики всю свою жизнь без остатка не только готовы были отдать, но и отдавали делу социализма. Они шли на жертвы, и потому им верили и за ними шли многомиллионные массы. Гражданская, а ещё более Великая Отечественная война сильно убавили людей большевистского типа. Партия стала засоряться людьми мещанского типа: коммунистами по партийному членству, а не по духу. Всё начиналось с великого Ленина, а окончилось Горбачёвым, явившим собой завершённый тип мещанина-предателя.
КПРФ сделала заявку на возрождение коммунистической партии большевистского типа, но людей нового типа явная недостача. Ох как нужны эти новые люди! Такие, о которых говорил Ленин: «Ни слова не возьмут на веру, ни слова не скажут против совести». Достаточно ли в рядах коммунистов России людей, коих требует новейшее время, когда щупальца мелкобуржуазного оппортунизма тянутся к партии, а жизнь властно требует: левее, левее, ещё левее?!
Потребность в новых людях, свободных от выгоды, борьбы за «тёплые местечки» (Ленин), от карьеризма и прагматичного делячества, — величайшая. Такие люди уже есть — жизнь берёт своё! — но их, как прежде, мало. Помогать им идти нелёгкой дорогой людей мужества, воли, чести и совести — первейшая задача партийного руководства.
Хотелось было здесь поставить точку. Но покоя не давала самая последняя выписка Ленина из книги о Чернышевском: «Чернышевского не допрашивали. Он терпеливо сидел в крепости, со дня на день ожидая своего освобождения, так как был твёрдо убеждён, что никаких серьёзных улик против него правительство не имеет. Он усердно работал и переписывался с женою. В письме от 5 октября, которое комиссия не сочла возможным передать его жене, а приобщила к делу, заключалась следующая ужасная, по мнению сыщиков, фраза: «Наша с тобой жизнь принадлежит истории; пройдут сотни лет, а наши имена всё ещё будут милы людям; и будут вспоминать о нас с благодарностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в одно время с нами. Так надобно же нам не уронить себя со стороны бодрости и характера перед людьми, которые будут изучать нашу жизнь».
Он не уронил себя. На все предложения написать просьбу царю о помиловании он решительно отвечал: «Нет». Он мог требовать, а не просить. В каторге и ссылке он пробыл двадцать лет.
Имя Чернышевского осталось в истории человечества — в «Философских тетрадях» Ленина.
Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. Подробная инструкция.
ЛЕНИН О ЧЕРНЫШЕВСКОМ
Товарищ Н. К. Крупская, вспоминая об отношении В. И. Ленина к Чернышевскому, говорит: «Вряд ли кого-нибудь Владимир Ильич так любил, как он любил Чернышевского. Это был человек, к которому он чувствовал какую-то непосредственную близость и уважал его в чрезвычайной мере» [1].
Действительно, Ленин в своих книгах и статьях очень часто говорил о Чернышевском. В справочном указателе к сочинениям Ленина указано 39 отрывков, в которых он упоминает о Чернышевском. Кроме того, ряд упоминаний о нем находим в тех материалах— «Ленинских сборниках», которые не вошли в собрание сочинений.
Отзывы и замечания Ленина чрезвычайно глубоки и интересны. Но во всех своих отзывах о Чернышевском Ленин подходил к нему всякий раз с какой-нибудь одной стороны этого многогранного человека и не дал нигде исчерпывающей, суммирующей сводки своих характеристик, рассеянных в ряде статей и в ряде томов, характеристик, часто очень коротких, но глубоких по содержанию. Поэтому тот, кто захочет ясно представить себе полностью характеристику, которую Ленин давал Чернышевскому, должен сам произвести эту работу суммирования разрозненных замечаний. Настоящая статья и представляет попытку такого суммирования.
Ленин писал о Чернышевском:
В этих характеристиках часто встречаются две: «великий русский социалист» и «демократ». Ленин часто к слову «социалист» прилагал еще эпитет «утопический». Очевидно, Ленин видел характернейшую черту Чернышевского в том, что он был единовременно и «утопическим социалистом» (и притом «великим»), и «демократом».
И действительно, уже в брошюре «Что такое «друзья народа» Ленин, характеризуя конец 50-х и начало 60-х годов, писал:
«…та пора общественного развития России, когда демократизм и социализм сливались в одно неразрывное, неразъединимое целое (как это было, напр., в эпоху Чернышевского), безвозвратно канула в вечность. Теперь нет уже решительно никакой почвы для той идеи, — которая и до сих пор продолжает еще кое-где держаться среди русских социалистов, крайне вредно отзываясь и на их теориях и на их практике, — будто в России нет глубокого, качественного различия между идеями демократов и социалистов.
Совсем напротив: между этими идеями лежит целая пропасть, и русским социалистам давно бы пора понять это, понять неизбежность и настоятельную необходимость полного и окончательною разрыва с идеями демократов» [2].
Но разве всякий социалист не должен быть демократом? Разве мы, строители социалистического общества, не создали наиболее демократическую из всех когда-либо существовавших конституций? Конечно, каждый социалист должен быть демократом, и если Ленин говорил, что «та пора общественного развития России, когда демократизм и социализм сливались в одно неразрывное, неразъединимое целое (как это было, напр., в эпоху Чернышевского), безвозвратно канула в вечность», то это потому, что под словами «демократизм» и «социализм» он подразумевал особый вид социализма и демократизма.
Это не был научный социализм, как он был развит в работах Маркса, Энгельса и самого Ленина. Это был утопический социализм, характернейшей чертой которого было то, что он не знал пути к торжеству социализма через классовую борьбу пролетариата, через революцию, в которой вождем и гегемоном выступает пролетариат, и далее через диктатуру пролетариата. А «демократизм», который имел в виду Ленин в вышеприведенной цитате, был не наш современный пролетарский демократизм, который вводит теперь в действие наиболее демократическую Сталинскую Конституцию, а крестьянский демократизм.
В самом деле, как представлял себе Чернышевский политический переворот в России и дальнейшее изменение общественного строя?
Главное зло современной ему русской жизни Чернышевский видел в крепостном праве. В 1858 году в статье «О новых условиях сельского быта» он писал:
«Дух сословия, имеющего главное участие в государственных делах, организация войска, администрация, судопроизводство, просвещение, финансовая система, чувство уважения к закону, народное трудолюбие и бережливость — все это сильнейшим образом страдает от крепостного права, все искажается им в настоящем, и сильнейшее препятствие в нем встречается каждым нововведением, каждым улучшением для будущего. Много говорили мы о наших недостатках и множество всевозможных недостатков находили в себе, но общий, главнейший источник всех их — крепостное право; с уничтожением этого основного зла нашей жизни каждое другое зло ее потеряет девять десятых своей силы».
Итак, крепостное право — вот основное зло. За это звено и должен был схватиться в то время политический деятель.
Каким же путем мыслил Чернышевский уничтожение крепостного права в России?
Он не ждал его ни от царя, ни от либеральных помещиков. Он был убежден, что настоящее, действительное освобождение крестьян, такое освобождение, которое будет произведено в их интересах, а не в интересах помещиков, может произойти только революционным путем.
И действительно, в своем «Дневнике», где Чгрііыіпгпскиб мог откровенно записывать свои мысли, он писал eine п 1850 году, что, по его мнению, Россия быстро идет к революции, что «мирное и тихое развитие невозможно», что «без конвульсий ист никогда ни одного шага в истории». В «Дневнике» за 1853 год он записал свой разговор с невестой. «У нас будет скоро бунт, — гонорпл он ей, — а если он будет, я буду непременно участвовать н нем… I Ісдоноль-ство народа против правительства, налогов, чиновником, помещиков все растет. Нужно только одну искру, чтобы поджечь псе это. Вместе с тем растет и число людей из образованного кружка, враждебных против настоящего порядка вещей. Готова и искра, которая должна зажечь этот пожар. Сомнение одно когда это вспыхнет? Может быть, лет через десять, но я думаю скорее. А если вспыхнет, я, несмотря на свою трусость[3], не (»уду п состоянии удержаться. Я приму участие. Меня не испугает пи грязь, ни пьяные мужики с дубьем, ни резня».
Было много революционеров из среды интеллигенции, которые мечтали о революции. Но в то же время они, чуждые трудовым массам, боялись этой революции. Они боялись, что пролетариат и крестьянство, низвергнув власть эксплоататоров, став сами у власти, не сумеют оценить завоеваний культуры, что они разрушат культуру. Этого боялся, например, Гейне. А Чернышевский не имеет этих опасений. Он, очевидно, убежден, что, став у власти, трудящиеся сумеют не только сохранить старую культуру, но и создать новую, неизмеримо более блестящую. В этом виден глубокий, органический демократизм Чернышевского.
Приведенная выше выписка из «Дневника» Чернышевского не была для него пустыми словами. Он действительно все силы свои отдал делу пропаганды и подготовки революции. Он умел делать это блестяще, ловко обходя цензуру, а часто прямо издеваясь над ней, «чисто революционные идеи он умел излагать в подцензурной печати» [4], — говорит Ленин, характеризуя Чернышевского. В другом месте Ленин отмечает «могучую проповедь Чернышевского, умевшего и подцензурными статьями воспитывать настоящих революционеров» [5].
В конце 1861 года Чернышевский решил прямо при помощи написанной им прокламации обратиться к крестьянству с призывом готовиться к близкой революции.
Чернышевский был утопическим социалистом. Но в то время как великие утопические социалисты Западной Европы — Фурье, Оуэн и др. — думали, что их идеальный социалистический строй может быть осуществлен только мирными средствами, Чернышевский не допускал этого мирного пути. Все свои надежды он возлагал только на революцию и притом на революцию, которую должна была сделать не кучка заговорщиков, а действительно широкие народные массы. Чернышевский не только на словах признавал теорию классовой борьбы; он клал ее в основу всей своей политики. В этом признании революции, как единственного пути осуществления социалистического строя, в этом признании класса «трудящихся» единственно способным осуществить эту социалистическую-революцию состоит громадное превосходство Чернышевского над утопическими социалистами Западной Европы.
Чернышевский был смелым, мужественным, непреклонным, стойким революционером. Признавая основным злом в России того времени крепостное право и царизм, против них он и направлял свои удары.
Какой же строй установился бы в России, если бы исполнились, надежды Чернышевского и в России в начале 60-х годов победила-бы та революция, которую он подготовлял?
В России установился бы буржуазно-демократический строй. Чернышевский сам знал это; в своей прокламации «Барским крестьянам» он ничего не говорил о социализме; он указывал, как на. желательный образец, на Швейцарию, Англию и Америку.
Вот что писал, например, Чернышевский в этой прокламации:
«Вот у французов есть воля, у них. нет розницы: сам ли человек землю пашет, других ли нанимает свою землю пахать; много у него земли — значит богат он; мало — так беден; а розницы по званью нет никакой… Надо всеми одно начальство, суд для всех один и наказание всем одно.
Вот у англичан есть воля, а воля у них та, что рекрутства у них нет: кто хочет, иди на военную службу… А кто не хочет, тому и принужденья нет…
А то вот еще в чем воля и у французов и у англичан: подушной подати нет. Вам это, может, и в ум не приходило, что без рекрутчины да без подушной подати может царство стоять. А у них стоит. Вот, значит, умные люди, коли так устроить себя умели.
А то вот еще в чем у них воля. Паспортов нет; каждый ступай, куда хочет, живи, где хочет, ни от кого разрешенья на то ему не надо…
А то вот еще в чем у них воля: никто над тобой ни в чем не властен, окроме мира… Народ у них всему голова: как народ повелит, так тому и быть. У них и царь над народом не властен, а народ над царем властен».
Далее рассказывается, что в Швейцарии и Америке совсем нет царей, что там «народный староста не по наследству бывает, а на срок выбирается», и «тогда народу лучше бывает жить, народ богаче бывает». «Вот это воля, так воля и есть. А коли того нет, значит, и воли нет, а все одно: обольщенье в словах».
«Из этих цитат видно, что только об одном демократическом строе и говорил Чернышевский в своей прокламации. Достижение этого демократического строя он и ставил задачей ожидаемой им в России революции. О социализме он в своей прокламации не говорил ничего.
Итак, рассматривая эту сторону деятельности 1 Ісрпышсиского, мы видим в нем действительно последовательного, решительного, непримиримого по отношению к пережиткам старого, крестьянского, революционного демократа. Эту сторону и подчеркивал неоднократно Ленин в своих характеристиках Чернышевского, называя его демократом.
Но Чернышевский был не только революционным демократом. Он был в то же время и социалистом. Он не удовлетворялся политическими реформами или переворотами, как бы радикальны они пи были. Обращаясь к вождям французской либеральной буржуазии, он писал в своем «Дневнике»:
«Эх, господа, вы думаете, дело в том, чтобы было слово республика да власть у вас, — не в том, а в том, чтобы избавить низший класс от его рабства, не перед законом, а перед псобходимостью вещей, как говорит Луи Блан, чтобы он мог есть, пить, жениться; воспитывать детей, кормить отцов, образовываться и не делаться: мужчины — трупами или отчаянными, а женщины —
продающими свое тело. А то вздор то! Не люблю я этих господ, которые говорят свобода, свобода, и эту свободу ограничивают тем, что сказали это слово да написали его в законах, а не вводят в жизнь, что уничтожают тексты, говорящие о неравенстве, а не уничтожают социального порядка, при котором девять десятых — орда, рабы и пролетарии; не в этом дело, будет царь или нет, будет конституция или нет, а в общественных отношениях, в том, чтобы один класс не сосал кровь другого».
Эті запись в «Дневнике» ясно показывает, что Чернышевский был не только политическим радикалом, не только демократом. Основной целью политической деятельности он ставил заботу о благе трудящихся, о том, чтобы «один класс не сосал кровь другого». Другими словами, он был социалистом.
Какой же характер имел социализм Чернышевского?
Чернышевский был не только широким, разносторонним, но и глубоким мыслителем. Его миросозерцание имело под собою глубокую философскую основу. Этой основой был материализм, которому Чернышевский оставался верен всю свою жизнь. Ленин очень высоко ценил эту сторону мировоззрения Чернышевского и отмечал, что «Чернышевский — единственный действительно великий русский писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма и отбросить жалкий вздор неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих путаников»[6]. Однако немедленно вслед за приведенными словами Ленин добавляет: «Но Чернышевский не сумел, вернее: не мог, в силу отсталости русской жизни, подняться до диалектического материализма Маркса и Энгельса». В другом месте (в статье «Народники о Н. К. Михайловском») Ленин писал: «В философии Михайловский сделал шаг назад от Чернышевского, величайшего представителя утопического социализма в России. Чернышевский был материалистом и смеялся до конца дней своих (т.-е. до 80-х годов XIX века) над уступочками идеализму и мистике, которые делали модные «позитивисты» (кантианцы, махисты и т. п.)» [7].
Чернышевский понимал, что развитие общества совершается не по воле отдельных гениальных личностей, а как результат борьбы общественных сил. «Совершение великих мировых событий, — писал он, — не зависит ни от чьей воли, ни от какой личности. Они совершаются по закону, столь же непреложному, как закон тяготения или органического возрастания». «Серьезное значение имеют только те желания, которые основанием своим имеют действительность; успеха можно ожидать только в тех надеждах, которые возбуждаются действительностью, и только в таких делах, которые совершаются при помощи сил и обстоятельств, представляемых ею». Чернышевский в значительной степени понимал классовую сущность всякой общественной борьбы и в своих сочинениях освещал политическую и общественную жизнь как России, так и Западной Европы с точки зрения классовой борьбы. «От его сочинений веет духом классовой борьбы»[8],— писал Ленин. Чернышевский понимал, что в основе всякой науки, всякой философии лежат классовые интересы; больше того — он прекрасно понимал партийность науки и философии. «Политические теории, да и всякие вообще философские учения, — писал он, — создавались всегда под сильнейшим влиянием того общественного положения, к которому принадлежали, и каждый философ бывал представителем какой-нибудь из политических партий, боровшихся в его время за преобладание над обществом, к которому принадлежал философ». «Философские системы насквозь проникнуты духом тех политических партий, к которым принадлежали авторы систем».
Итак, Чернышевскому была ясна роль классовой борьбы. Он знал и то, что в современном обществе борются три основные класса (он называл их «сословиями»): помещики-землевладельцы, капиталисты и третий класс, который он называл «простолюдинами», соединяя в нем и рабочих, и ремесленников, и крестьянство. Чернышевский не выделял пролетариат в особый класс из среды «простолюдинов». В 50-х и 60-х годах XIX столетия, когда писал Чернышевский, капитализм был еще очень слабо развит и России, пролетариат был еще немногочисленным. Наиболее многочисленным классом было крестьянство. Главным «злом» в то время в России было действительно крепостное право, сковывавшее всю жизнь страны; его нужно было устранить прежде всего. Рабочие волнения, выражавшиеся тогда в редких, разрозненных и неорганизованных выступлениях против Хозяев фабрик и заводов, играли небольшую роль по сравнению с волнениями крепостных крестьян. Наконец, рабочие того времени были еще очень тесно связаны с крестьянством (иногда они были и крестьянами и рабочими одновременно). Все это было причиной того, что Чернышевский нс уяснил, да и не мог в то время уяснить себе, историческую революционную роль пролетариата. Пролетариат для него сливался с другими слоями трудящихся, а в России — с крестьянством. 1 Іоэтому социализм Чернышевского носил характер крестьянского социализма.
В действительности же крестьянские массы могут быть Бовле-
чены в процесс строительства социализма только в условиях диктатуры пролетариата, как это показала нам Октябрьская социалистическая революция.
Итак, Чернышевский не знал правильного пути к торжеству социализма. Ленин, отдавая должное гениальности Чернышевского, его революционности и т. д., указывая, что Чернышевский был «замечательно глубоким критиком капитализма» *, характеризовал его всегда как утопического социалиста.
Маркс и Энгельс, которые были хорошо знакомы с сочинениями и деятельностью Чернышевского, также очень высоко ценили его как социалиста, подвергшего меткой, убийственной критике буржуазно-помещичий строй и буржуазную политическую экономию, и вместе с тем, как мужественного, непреклонного революционного демократа. В «Послесловии» ко второму изданию «Капитала» Маркс указывал, что «банкротство «буржуазной» политической экономии мастерски выяснил уже в своих «Очерках политической экономии по Миллю» великий русский ученый и критик Н. Чернышевский».
Энгельс также очень высоко ценил Чернышевского. Так. в послесловии к статье «Социальные отношения в России» он называет Чернышевского великим мыслителем, «которому Россия бесконечно обязана столь многим и чье медленное убийство долголетней ссылкой среди сибирских якутов навеки останется позорным пятном на памяти Александра II»… И далее в той же статье: «Вследствие интеллектуального барьера, отделявшего Россию от Западной Европы, Чернышевский никогда не знал произведений Маркса, а когда появился «Капитал», он давно уже находился в Средне-Вилюйске… Все его умственное развитие должно было протекать в тех условиях, которые были созданы этим интеллектуальным барьером… Поэтому, если в отдельных случаях мы и находим у него слабые места, ограниченность кругозора, то приходится только удивляться, что подобных случаев не было гораздо больше». В статье «Эмигрантская литература» Энгельс говорит, что Россия — «страна, выдвинувшая двух писателей масштаба Добролюбова и Чернышевского, двух социалистических Лессингов».
Наконец, в письме членам комитета русской секции в Женеве Маркс писал: «Такие труды, как Флеровского и вашего учителя Чернышевского, делают действительную честь России и доказывают, 47 с ваша страна тоже начинает участвовать в общем движении нашего века».
Поистине Чернышевский как революционный демократ обнаружил гениальное понимание окружавшей его русской действительности. Он понял, что главным злом, главным препятствием всему дальнейшему развитию России в 50-х годах было крепостное право, и на нем сосредоточил он всю силу своих ударов. Но еще большая гениальность Чернышевского сказалась в том, что он понял глубокую революционность русского крестьянства, понял, что уничтожение крепостного права, произведенное царем руками помещиков, отнюдь не уничтожало ни этой глубокой революционности, ни причин, ее порождающих. И после уничтожения крепостного права Чернышевский продолжал готовить эту революцию и положил начало движению, которое действительно сыграло крупную роль в революции.
Чернышевский был одним из предтеч народничества.
«Народничество очень старо. Его родоначальниками считают Герцена и Чернышевского», — писал Ленин в 1913 году в статье «О народничестве»[11]. «Герцен — основоположник «русского» социализма, «народничества», — повторял он в статье «Памяти Герцена». «Но Герцен принадлежал к помещичьей, барской среде. Он покинул Россию в 1847 г., он не видел революционного народа и не мог верить в него. Отсюда его либеральная апелляция к «верхам». Отсюда его бесчисленные слащавые письма в «Колоколе» к Александру II Вешателю, которых нельзя теперь читать без отвращения» [12].
На смену Герцену пришли другие люди, выросшие в России и вышедшие из других классов. Это были революционеры-разночинцы. «Как декабристы разбудили Герцена, — писал Ленин в статье «Из прошлого рабочей печати в России», — так Герцен и его «Колокол» помогли пробуждению разночинцев, образованных представителей либеральной и демократической буржуазии, принадлежавших не к дворянству, а к чиновничеству, мещанству, купечеству, крестьянству»…
«Падение крепостного права вызвало появление разночинца, как главного, массового деятеля и освободительного движения вообще и демократической, бесцензурной печати в частности. Господствующим направлением, соответствующим точке зрения разночинца, стало народничество» [13].
«Чествуя Герцена, мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала — дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную* агитацию.
Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кЬнчая героями «Народной Воли». Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. «Молодые штурманы будущей бури» — звал их Герцен. Но это не была еще сама буря.
Буря, это — движение самих масс. Пролетариат, единственный до конца революционный класс, поднялся во главе их и впервые поднял к открытой, революционной борьбе миллионы крестьян. Первый натиск бури был в 1905 году» [16].
Итак, в движении русской революционной демократии при его-возникновении в 60-х годах (точнее — в конце 50-х годов) была революционная сторона. Она состояла в том, что революционная демократия в то время выражала и защищала интересы широких масс жестоко эксплоатируемого, угнетаемого и в основе революционно настроенного крестьянства. Революционная демократия (а во главе ее Чернышевский) в то время ставила своей задачей подготовку такой крестьянской революции, которая смела бы до основания старый крепостнический строй и уничтожила бы всякую силу помещиков. 4
Вожди этой революционной демократии были и социалистами, — правда, утопическими. Но в то время этот утопический социализм не выступал противником пролетарского революционного движения, противником научного социализма. Это обстоятельство и отмечал Ленин в характеристике Чернышевского, как демократа той поры «общественного развития России, когда демократизм и социализм сливались в одно неразрывное, неразъединимое целое» *.
Но в революционной демократии наряду с революционным крестьянским демократизмом существовала и другая черта. Крестьянство — это была в то время только потенциальная революционная сила. Кадры революционной демократии состояли. тогда из интеллигентных разночинцев — выходцев из чиновничества, мещанства, мелкого купечества, духовенства и прочих мелкобуржуазных слоев, а также из среды обедневшего дворянства. В силу вообще неустойчивости мелкой буржуазии, а в частности се интеллигентских представителей, соприкасавшихся с дворянством и буржуазией, в разночинских кадрах возникло и развивалось тяготение к этим верхушечным слоям, к их идеологии и программе — к либерализму, то есть к идеологии и политике, враждебной пролетариату. Этот народнический либерализм выступал для привлечения к себе сочувствия масс под маской социализма, по социализма реформистского, враждебно относившегося к пролетарскому социализму.
Итак, наиболее характерным для «просветителен» 60-х годов Ленин считал Чернышевского. Каковы же характерные черты этих «просветителей», которые Ленин отмечал в своей статье?
«Как и просветители западно-европейские, как и большинство литературных представителей 60-х годов, Скалдин одушевлен горячей враждой к крепостному праву и всем его порождениям в экономической, социальной и юридической области. Это первая характерная черта «просветителя». Вторая характерная черта, общая всем русским просветителям, — горячая защита просвещения, самоуправления, свободы, европейских форм жизни и вообще всесторонней европеизации России. Наконец, третья характерная черта «просветителя» это — отстаивание интересов народных масс, глав- [17] [18] [19]
Что касается народничества семидесятых годов, то оно проявило три черты, которые сделали его «теорией реакционной и вредной». Эти черты следующие:
«Третья характерная черта народничества — игнорирование связи «интеллигенции» и юридико-политических учреждений страны с матерьяльными интересами определенных общественных классов — находится в самой неразрывной связи с предыдущими: только это отсутствие реализма в вопросах социологических и могло по-единимое целое (как это было, напр., в эпоху Чернышевского), безвозвратно канула в вечность» [20].
Но чисто оппортунистическими стали только буржуазно-интеллигентские кадры народничества. Что же касается крестьянства, его бедняцких и в значительной степени середняцких слоев деревни, то там революционное движение, наоборот, росло, и этим все более подготовлялась почва для грядущей революции. Но вместе с тем назревали и условия разрыва между руководящей верхушкой народничества, становившейся все более реакционной, и широкими крестьянскими массами расслаивавшейся деревни.
В 1911 году в статье «По поводу юбилея» Ленин писал:
«…в народничестве таилась двоякая тенденция… Поскольку народники прикрашивали реформу 1861 года, забывая о том, что «наделение» реально означало в массе случаев обеспечение помещичьих хозяйств дешевыми и прикрепленными к месту рабочими руками, дешевым кабальным трудом, постольку они опускались (часто не сознавая этого) до точки зрения либерализма, до точки зрения либерального буржуа, или даже либерального помещика; — постольку они объективно становились защитниками такого типа капиталистической эволюции, которая всего более отягощена помещичьими традициями, всего более связана с крепостническим прошлым, всего медленнее, всего тяжелее от него освобождается.
Поскольку же народники, не впадая в идеализацию реформы 61 — го года, горячо и искренне отстаивали наименьшие платежи и наибольшие, без всякого ограничения, «наделы», при наибольшей культурной, правовой и проч. самостоятельности крестьянина, постольку они были буржуазными демократами. Их единственным недостатком было то, что их демократизм был далеко не всегда последователен и решителен, при чем буржуазный характер его оставался ими несознанным…
Эта двоякая, либеральная и демократическая тенденция в народничестве вполне ясно наметилась уже в эпоху реформы 1861 года…
Из двух указанных тенденций народничества демократическая, опирающаяся на сознательность и самодеятельность не помещичьих, не чиновничьих и не буржуазных кругов, была крайне слаба в 1861 году. Поэтому дело и не пошло дальше самого маленького «шага» по пути превращения в буржуазную монархию. Но эта слабая тенденция существовала уже тогда. Она проявлялась и впоследствии, то сильнее, то слабее, как в сфере общественных идей, так и в сфере общественного движения всей пореформенной эпохи. Эта тенденция росла с каждым десятилетием этой эпохи, питаемая каждым шагом экономической эволюции страны, а, следовательно, и совокупностью социальных, правовых, культурных условий.
Через 44 года после крестьянской реформы и та и другая тенденция, которые в 1861 году только наметились, нашли себе довольно полное и открытое выражение на самых различных поприщах общественной жизни, в различных перипетиях общественного движения, в деятельности широких масс населения и крупных политических партий. Кадеты и трудовики, — понимая тот и другой термин в самом широком смысле, — прямые потомки и преемники, непосредственные проводники обеих тенденций, обрисовавшихся уже полвека тому назад. Связь между 1861 годом и событиями, разыгравшимися 44 года спустя, несомненна и очевидна. И то обстоятельство, что в течение полувека обе тенденции выжили, окрепли, развились, выросли, свидетельствует, бесспорно, о силе этих тенденций, о том, что корни их лежат глубоко во всей экономической структуре России» [21].
Итак, «демократическая» тенденция русской революции 1905 года; выразившаяся в том, что революционно настроенное крестьянство совершило ряд выступлений против помещиков, в том, что оно не пошло за кадетами, которые старались потушить революцию, и образовало свою организацию, ведет начало от 1861 года, от того дзижения революционной демократии, вождем которого был Чернышевский.
В статье «Крестьянская реформа» и пролетарски-крестьянская революция» Ленин писал:
«Либералы 1860-ых годов и Чернышевский суть представители двух исторических тенденций, двух исторических сил, которые с тех пор и вплоть до нашего времени определяют исход борьбы за новую Россию» [22].
«В революции 1905 года те две тенденции, которые в 61 — м году только наметились в жизни, только-только обрисовались в литературе, развились, выросли, нашли себе выражение в движении масс, в борьбе партий на самых различных поприщах, в печати, на митингах, в союзах, в стачках, в восстании, в Государственных Думах» [23].
«Тенденции демократическая и социалистическая отделились от либеральной и размежевались друг от друга.’ Пролетариат организовался и выступал отдельно от крестьянства, сплотившись вокруг своей рабочей с.-д. партии. Крестьянство было организовано в революции несравненно слабее, его выступления были во много и много раз раздробленнее, слабее, его сознательность стояла на гораздо более низкой ступени… Но все же, в общем и целом, крестьянство, как масса, боролось именно с помещиками, выступало революционно, и во всех Думах — даже в третьей, с ее изуродованным в пользу крепостников представительством — оно создало трудовые группы, представлявшие, несмотря на их частые колеба-