лукас что ты делаешь
Лукас что ты делаешь
Сестра Марта стояла на коленях в храме во время вечерни, когда услышала Голос. Вначале она даже не поняла, что произошло. Она прожила почти целый год в мире и покое, которые ничем не омрачались, и уже начала верить, что в конце концов избавилась от проклятия, тяготевшего над ней. А теперь, по мере того как легкий шум у нее в голове постепенно складывался в слова, она все яснее осознавала, сколь наивными были ее надежды.
Ее пальцы крепко стиснули четки, а сердце бешено заколотилось. Если бы она так не устала, ухаживая целый день за больными в лазарете, то сразу же поняла бы, что с ней происходит, и тогда захлопнула бы дверь в свою душу и не допустила бы этого непрошеного вторжения. А сейчас оно вошло в ее разум, и дверь уже нельзя было прикрыть.
Ей необходимо было сосредоточиться на молитве. Ее губы зашевелились.
— О Пресвятая Дева, Ты все прощаешь… Будь благословенна… Будь благословенна…
Она пыталась молиться от всего сердца — но не находила слов.
Люди всегда были так глупы. Они смотрели на него — и считали его именно тем, кем он хотел казаться. Никто никогда не подозревал его в убийстве. Он был слишком умен для них.
Она собрала всю свою волю, отчаянно пытаясь заглушить этот голос у себя в мозгу. Однако на самом деле это был даже не голос. Это было больше похоже на чужое присутствие, на непрошеное чужое присутствие, извлекавшее самую суть из ее же собственных мыслей, крутившихся в голове. Она называла это Голосом за неимением лучшего слова.
— Пресвятая Дева. Пресвятая Дева! Молю Тебя! Помоги мне!… — шептала сестра Марта.
Но все было напрасно. Он увлекал ее за собой, пронося над краями, где она жила прежде, и вновь возвращая на место преступления. Он уже брал ее туда раньше.
Все вокруг них было погружено во мрак, и шел редкий дождь. Ничего нельзя было толком разглядеть, но ее захлестывал шквал сильных впечатлений, переполняя душу и обостряя все чувства.
… В этом месте рос густой лес, и где-то неподалеку протекала река. Было слышно, как капли дождя падают в воду, в воздухе витал слабый запах влажной травы и цветов. На холме стоял особняк, это был дом состоятельного человека, а дальше за ним находилось еще одно строение…
Она не хотела больше думать об этом, однако не знала, как ей отделаться от этого воспоминания. В отчаянии она начала другую молитву:
— Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое…
Когда все было кончено, она судорожно, со всхлипом вздохнула. Ее била дрожь, а по лицу струились слезы. Снова и снова твердила она себе, что совершенно незачем так страшно терзаться из-за убийства, которое произошло много лет назад. Она не знала, что за люди участвовали в тои драме, и даже не понимала, случилось ли это на самом деле или же было лишь плодом ее воображения.
Если ничего этого в действительности не было, то она — просто сумасшедшая.
Ее тело начинало медленно расслабляться, наступало блаженное облегчение; но тут на нее накатила новая волна впечатлений и чувств, опять заставив ее нервы натянуться до предела.
Он не был прирожденным убийцей; однако, убив однажды, мог совершать это снова и снова. На самом деле он непременно должен был сделать это опять. Его сознание было вполне подготовлено к этому.
У нее пересохло во рту; горели губы, холодели руки, а по спине от страха бегали мурашки. Это уже что-то новенькое, таких видений у нее еще не было. А она была совершенно беспомощна, она не сможет предотвратить будущее злодейство! Она ведь не знает, кто этот человек и где он находится.
— О Боже, Боже, нельзя допустить, чтобы это произошло! — шептали ее побелевшие губы.
Нужно все тщательно спланировать. На этот раз не должно быть никаких ошибок. Он сделает так, чтобы все приняли это за несчастный случай. Два убийства, произошедших в небольшом кружке людей, могут здорово растревожить осиное гнездо, а этого никак не следует допускать.
«Не делай этого! — пронзительно кричало что-то у нее в мозгу. — Бога ради, не делай этого! «
Она даже не осознала того, что вскочила на ноги; не заметила она и того, что все другие монахини повернулись к ней и изумленно уставились на нее.
Она ощутила, какое потрясение он испытал, поняв, что за ним наблюдают, она почувствовала, как его разум закрылся, словно глаз, который судорожно зажмуривается от внезапного яркого света. Затем между ее сознанием и разумом того человека опустился плотный занавес, и она осталась наедине со своими мыслями.
Они были неутешительны. Она только что открыла убийце, что может заглянуть ему в душу.
Сестра Бригитта отыскала сестру Марту в саду: стоя на коленях, та срывала бледно-желтые нарциссы. Марта не знала, что за ней кто-то наблюдает; на миг она замерла, подставив лицо солнцу, лучи которого пронизывали ветки явора с набухшими почками. А потом зарылась лицом в букетик нарциссов, который крепко сжимала в руке. Сестра Бригитта хорошо знала, что будет дальше. Вот плечи Марты начали подрагивать, послышались приглушенные всхлипывания. А через минуту сестра Марта — та самая, в которой души не чаяла мать-настоятельница — уже плакала навзрыд.
Юная послушница застеснялась, не решаясь обнаружить свое присутствие в тот миг, когда Марта была погружена в свои переживания. Кроме того, девушка была потрясена, увидев сестру Марту в таком состоянии, и спрашивала себя, не связано ли это с тем, что произошло вчера во время вечерни. Все вокруг — во всяком случае, все послушницы — шептались о том, как Марта пулей вылетела из храма — так, словно увидела призрак. А теперь вот это.
Столь бурное проявление чувств было совсем несвойственно Марте. Она была не такой, как другие послушницы. Во-первых, она была старше их; ей было, наверное, года двадцать два или двадцать три, то есть на добрых шесть лет больше, чем Бригитте. А во-вторых, казалось, что Марта находится на более высокой ступени духовного развития. Обычно Марта бывала такой спокойной… И тому были весьма веские причины, о чем обмолвилась как-то сестра Долорес, делая выговор одной из послушниц за то, что та назвала Марту «сестрой Совершенство».
— Сестра Марта, — ворчливо сказала Долорес, распекая провинившуюся послушницу, — носит в сердце своем великое горе…
А потом сестра Долорес рассказала девушкам о том, что сестра Марта не может, как другие послушницы, поведать о своем детстве, о своей семье или же о том, что заставило ее избрать жизнь монахини. В памяти у Марты сохранились лишь события последних трех лет; тогда, три года назад, ее доставили в лазарет после ужасного несчастья, а когда бедняжка наконец пришла в себя, она, оказалось, не знала ни кто она такая, ни откуда. Даже имя Марта не было ее настоящим именем; так назвала ее мать-настоятельница, ибо девушка была такой же смиренной труженицей, как библейская Марта.
— И другим послушницам не мешало бы брать с сестры Марты пример во всем, — закончила сестра Долорес.
Услышав эту историю, сестра Бригитта начала наблюдать за Мартой, и чем больше она видела, тем больше восхищалась тихой, спокойной девушкой. Сестре Марте не нужно было подолгу разговаривать с другими сестрами, ведь дела говорят сами за себя. Не было такой грязной, такой черной работы, за которую не взялась бы сестра Марта. И другие послушницы нередко пользовались Этим, прячась в нишах монастырской стены в тот момент, когда нужно было вынести помойные ведра или собрать грязное постельное белье и оттащить его в прачечную. Увы, многие порой отлынивали от работы — но только не сестра Марта. И в глазах сестры Бригитты сестра Марта была и Девой Марией, и матерью-настоятельницей в одном лице. Бригитта испытывала перед ней благоговейный трепет и даже страх, но в то же время, видя в ней своего кумира, превратилась в самую преданную ее защитницу.
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Грей Р. С.
Книга «Сделать все возможное»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Я переодеваюсь. Готовлю себе сэндвич. Возвращаюсь в гостевую спальню и сажусь на кровать, сожалея о том, что последние две ночи предпочла спать здесь, а не с ним. Это казалось слишком отчаянным. «О, прости. Мне нужно, где-то остановиться и место для ночлега, как насчет твоей кровати?» Теперь всё кажется глупым. Я добавлю это в список того, что скажу ему, когда он войдет в эту дверь.
Что он, наконец, и делает через час.
Когда он входит, я сижу на диване и смотрю на свой телефон в надежде, что он мне позвонит. Лукас вешает спортивную сумку на дверь и скидывает кроссовки. Я сижу и жду, когда он меня заметит. Он делает вид, что я невидимка, и идет на кухню за стаканом воды.
— Я не собиралась соглашаться на эту работу, — говорю я.
Надеюсь, мои слова ‒ это заклинание. Я скажу их, Лукас мне поверит, и бибиди-бабиди-бу, мы вернемся к тому, что делали на его кухонном островке.
Он качает головой и наконец поворачивается ко мне. Он побеждён. Его плечи опущены, а лицо удрученное.
Я повторяю заклинание, на случай, если оно не сработало с первого раза.
— Я не собиралась соглашаться на эту работу!
— Ты подписала контракт, Дэйзи.
— Лукас, ты меня не слушаешь!
Он проходит мимо меня и направляется в свою комнату, но я встаю перед ним и преграждаю ему путь. Он пытается пройти, но я прижимаю руки к его груди, удерживая его на месте.
Он смеётся, и я понимаю, что сказала что-то не то.
— Нет никакой войны, Дэйзи. Для меня никогда не было.
Он берёт меня за локти и отодвигает. Я опускаю руки, и он просто проходит мимо.
— О чем ты говоришь?! — кричу ему вслед. — А как же гольф, корзина с фруктами? О, и я, кажется, помню еще пару десятилетий вражды до этого.
— Сегодня я кое-что понял, Дэйзи. И мне потребовалось двадцать восемь лет, на то, чтобы это понять.
— Да, и что же?! Скажи мне! Давай, ты не можешь просто уйти от меня, от нас!
— Нет никаких нас, Дэйзи! Ты думаешь только о себе! Ты считаешь, что эти двадцать восемь лет между нами была война? Для тебя всегда было только так? Но ради чего нам сражаться? Ради драки?
— Ты так ослеплена конкуренцией, которую создала в собственной голове, что не можешь увидеть, что прямо перед тобой, что было там все это гребаное время!
— Тогда скажи мне, Лукас! Я здесь и умоляю тебя поговорить со мной. Ты не можешь вести себя так, как будто ты тоже не сражался со мной, ты не можешь притвориться, что всегда хотел быть со мной. А как насчет других девушек, с которыми ты встречался в колледже?! Как насчет девушки с Зимнего бала?
— Ты что, издеваешься надо мной?
Взгляд, которым он смотрит на меня, заставляет меня быть ещё упорнее.
— Как ты думаешь, почему у меня никогда не было серьезных отношений? А? — он продолжает настаивать на своем. — Как ты думаешь, почему я каждый раз рвал все знакомства, когда возвращался в Гамильтон? Это было из-за ТЕБЯ! Потому что я хотел только тебя! Все мои отношения были тщетной попыткой забыть тебя и двигаться дальше.
Его слова ‒ маленькие острые кинжалы, от которых я чувствую себя ещё хуже. Но я сражаюсь против них.
— О, да ладно тебе. Ты не можешь просто притвориться, что всё это время был мистером Хороший парень. Только потому, что ты спас нашу палатку в день основания Гамильтона и на время приютил меня, и. неважно. Я закончила. Ты не расслышал эту часть? Глупая война закончилась. Всё!
Он не слушает меня. Он поворачивается и хлопает дверью своей спальни. Некоторое время я стою с другой стороны и кричу на дерево. Я умоляю его поговорить со мной, но, когда он наконец выходит с сумкой в руке, я понимаю, что он больше не заинтересован меня слушать. Он выглядит побежденным больше, чем я когда-либо видела.
— Ты можешь остаться на ночь, но потом я бы хотел, чтобы ты нашла себе новое жилье.
Он даже не смотрит на меня. Как будто он говорит: «Квартира, не могла бы ты передать Дэйзи, что я не в настроении спорить, и она должна уйти».
— Нет. Останься. Я уйду. Ты не должен покидать свой собственный дом.
Но Лукас уже стоит у двери, открывает её и качает головой.
Он ушёл, у меня болит горло от криков, и я понимаю, что Лукас ни разу не повысил голос. Вспоминая всё, через что мы прошли, я предполагала, что наш конфликт закончится взрывом, а не тишиной. Теперь всё кончено, и тишина ошеломляет. Я помахала флагом, а Лукас ушёл. Двадцать восемь лет были перечёркнуты за один вечер и хуже всего, что это даже нельзя классифицировать как бой. Это была односторонняя отчаянная попытка заставить Лукаса понять причину.
Я слишком долго неподвижно стою, потому что в ту секунду, когда понимаю, что могла бы бороться сильнее и заставить его остаться, его машины внизу больше нет. Я понятия не имею, куда он уехал.
Я тщетно пытаюсь дозвониться до него. Сегодня Лукас не собирается отвечать на мои звонки.
Мои пальцы жили собственной жизнью, поэтому мои волосы превратились в настоящий беспорядок, но я слишком боюсь смотреть в зеркало. Вместо этого я оглядываю комнату для гостей, где у одной из стен стоят коробки. На днях я спросила про них, он сказал, что его мама убиралась в доме и попросила их забрать, там его старые вещи. Мне это показалось немного суровым, но теперь, когда я вижу, сколько там вещей, мне интересно, что там такое, раз он хранил их на протяжении многих лет. Я отталкиваюсь от кровати и заглядываю в первую коробку. Я держу руки за спиной, полагая, что если ничего не трогаю, то это не считается вторжением в частную жизнь. Внутри коробки лежат награды и ленты, очень похожие на те, что украшают стену в моей спальне.
Одна из коробок полна старого снаряжения для бега по пересеченной местности. Старые кроссовки, изношенная униформа и несколько повязок, которые он носил во время бега, и, глядя на это, я понимаю, что действительно ненавижу эти соревнования. Так было всегда. Я занялась спортом только из-за Лукаса. Я улыбаюсь и перехожу к следующей коробке. Это золотая жила, коллекция домашнего видео. Переполненная ностальгией, я сажусь на колени, чтобы прочитать названия на коробках, все еще стараясь ничего не трогать. Каждый из DVD тщательно подписан, на некоторых написано: «Пасха 1989» или «Рождество 1997». Крошка Мэделин, вероятно, является звездой на всех этих видео, и я собираюсь посмотреть один из них, но еще одна стопка DVD бросается мне в глаза.
«Турнир дебатов Лукаса и Дэйзи ‒ 2006»
«Лукас и Дэйзи ‒ Научная выставка 1999»
«Школьная пьеса Лукаса и Дэйзи ‒ 1994»
«Лукас и Дэйзи ‒ Выпускной в детском саду»
Их десятки, и на всех написаны наши имена. Я решаю, что если там и мое имя, то это не вторжение в личную жизнь, не так ли? Я выхватываю первый в стопке диск и загружаю его в DVD плеер в гостиной. Изображение нечёткое, отчасти благодаря видео-оператору, миссис Тэтчер. Она так часто меняет фокус, что у меня начинает кружиться голова, и я замечаю нас двоих в кадре. Это одно из наших последних соревнований по бегу в выпускном классе. Мы закончили гонку, и Лукас взял золото среди парней. Он показывает свою медаль на камеру, а на заднем плане стою я и разговариваю с Мэделин. Миссис Тэтчер и моя мама пытаются заставить нас с Лукасом сфотографироваться, но выражение моего лица говорит за себя: «Это обязательно?» Лукас, очевидно, думает также.
Его щёки раскраснелись от бега, он качает головой и опускает медаль обратно на грудь.
Ему восемнадцать, он раздражен поведением наших родителей и не боится показать это. Он пропадает из кадра, а затем за камерой слышно, как моя мама и миссис Тэтчер смеются.
— Думаю, ты была права, единственные люди, которые не знают, что Лукас любит Дэйзи, это Лукас и Дэйзи, ‒ говорит моя мама, и миссис Тэтчер соглашается.
Что она только что сказала?
Я перематываю и смотрю видео с полдюжины раз, затем спрыгиваю с дивана и вытаскиваю DVD диск из плеера.
Я изучаю его, держа в руках, прежде чем снова убрать в коробку, затем прислушиваюсь к звукам шагов в коридоре, я хочу, чтобы Лукас вернулся домой, но вокруг лишь тишина. Я все еще одна в его квартире, жду, когда он вернется, чтобы мы могли продолжить сражаться. Ведь это то, что у нас получается лучше всего.
Я вставляю еще один диск и нажимаю на кнопку воспроизведения. На нём написано «Турнир дебатов Лукаса и Дэйзи ‒ 2002», проходит одна или две секунды видео, на котором мы с Лукасом сидим на школьной сцене в ужасно сидящей на нас одежде, и видео прерывается. Кто-то записал другое видео поверх этого.
— Красная кнопка означает запись? О! Хорошо, думаю, всё работает. Посмотри в камеру, назови своё имя и возраст.
Это голос миссис Тэтчер, но на экране никого не видно. Я не знаю, с кем она разговаривает, затем камера направляется вправо и фокусируется на Лукасе. Он сидит на полу в их гостиной, и что-то вырезает из бумаги.
— Ну, привет, «занят». Я думала, тебя зовут Лукас, — отвечает она так, как могут только матери. — А сколько тебе лет?
Он закатывает глаза и смотрит в камеру. Меня чуть не выворачивает наизнанку от молодой версии Лукаса. Ужасная стрижка и брекеты. Его руки и ноги длинные и тощие, но, даже несмотря на это, он был одним из самых популярных мальчиков в нашей школе.
— А что ты делаешь, сидя на полу?
— Кое-что, — говорит он, глядя вниз, и возвращается к работе с ножницами.
Миссис Тэтчер не сдается. Она держит камеру нацеленной на него и подталкивает его к ответам.
— Для кого этот подарок?
Он резко выпрямляет спину.
— Знаешь, это выглядит так, будто ты вырезаешь маленькие, белые цветочки.
Я едва могу разглядеть краешек улыбки, которую он прячет от камеры.
Мое сердце сжимается в груди, и я сажусь на пятки, находясь всего в нескольких футах от телевизора.
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Блейн Брук
Книга «Немного любви»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Давай, текила, — думал я, закрывая глаза, чтобы не пришлось смотреть на кого-то, кто не был тем самым мужчиной. — Не подведи меня.
— Я думал, ты сегодня будешь дома утешать своего мужчину, — сказал мне на ухо Баш, мои глаза распахнулись, и я увидел его рядом, в чёрном комбинезоне с глубоким вырезом, его симпатичное лицо искажала гримаса.
— Как мило с твоей стороны было поднять днём трубку.
Он проигнорировал мой укол.
— Что ты здесь делаешь, Лукас?
Он покачал головой, когда за ним появился Шоу. Отлично. Парню уже нельзя просто повеселиться, чтобы эти двое не играли роль совести.
— Игнорируй их и, может быть, они уйдут, — сказал я своему партнёру по танцу преувеличенным шёпотом, а затем потёрся о его бёдра своими, заставляя его застонать.
— Слушай, — сказал Шоу, — очевидно, что-то случилось. Я последний человек, который скажет тебе не веселиться, но ты напрашиваешься на неприятности, приятель.
— С каких пор это что-то новое?
Баш приподнял бровь, глядя на Шоу.
— С прошлой пятницы, не так ли?
— Да, похоже на то, — ответил Шоу.
Я вернул внимание обратно к грязным движениям, пока парень продолжал танцевать позади меня.
— Ребят, я ценю групповой подход, который сейчас имеет место, но мне понравилось бы ещё больше, если бы вы двое занялись своими чёртовыми делами.
— Это нам будет плакаться твоя дурацкая задница, — сказал Шоу, а затем обратился к брюнету через моё плечо. — Потеряйся, парень.
— Не смей никуда идти, — сказал я, потянувшись назад, чтобы остановить его попытку.
Баш вздохнул и посмотрел на свои тёмные ногти.
— Знаешь, я обычно такого не говорю, так как эта дерзость больше в стиле Шоу, но ты действительно тот ещё тупой говнюк, Салли.
— Ты, наконец, это понимаешь, да? Я такой, — сказал я, расставляя руки в стороны. — Я поступаю вот так.
— Это не обязательно. Иди домой, к Джексону, — сказал Шоу.
— Боже, какая отличная идея, — сказал я. — Ой, подождите. Нет, я не могу этого сделать. Он занят своей невестой.
— Своей, кем? — одновременно сказали они, и выражения их лиц были бы комичными при любых других обстоятельствах.
— Да, женщина, на которой он должен жениться, как раз сегодня приехала в город и застала нас по пути в его номер. Конечно же, он побежал за ней, так что вам придётся меня простить, но я не хочу сидеть и ждал, как чёртов третий лишний.
Глаза Шоу наполнились сочувствием.
— Он просто снова уедет. Я проходил это раньше. Я знаю, как это работает, — я толкнул Шоу обратно в толпу. — А теперь, будьте добры, отвалите.
Баш встал перед ним и бросил на меня злой взгляд.
— Ты совершаешь ошибку.
— Хватит, — сказал Шоу, взяв Баша за запястье. — Пусть делает, что собирается. Мы не можем его остановить.
— Рад, что ты, наконец, это понял, — сказал я, а затем повернулся спиной к своим друзьям и позволил музыке продиктовать мои следующие движения.
Убедившись, что Сидни безопасно добралась до кровати, я вышел на улицу и набрал номер Лукаса. Я не собирался оставаться с ней так долго, но мне нужно было убедиться, что она в порядке, и я не мог отрицать, что стал чувствовать себя лучше после нашего разговора. И всё же, сегодня я упустил Лукаса.
Когда звонок переключился на голосовую почту, я подумал вернуться в отель, но прошли часы, так что он никак не мог быть там. Мне стоило дать ему ключ от своего номера, но в спешке мне это даже не пришло в голову.
Я позвонил снова, и на этот раз он поднял трубку после первого гудка, но было так громко, что мне пришлось отодвинуть телефон от уха.
— Лукас? Лукас, ты где? Я тебя не слышу.
— …гуляю… занят… — вроде бы услышал я.
— Я сказал, что гуляю. У меня появились другие планы, — перекрикивал он музыку. — Раз уж ты был занят.
— Ну, я уже закончил, так что, мы можем встретиться?
Раздался приглушённый ответ.
— Лукас, ты где? Я приеду туда.
— Не трудись. Хорошей ночи, Джексон.
Связь оборвалась, и я в неверии смотрел на свой телефон. Что на него нашло? Он казался злым, но это он сказал мне идти за Сидни. Что-то случилось после этого? Куда он пошёл?
У меня было плохое предчувствие, и я поймал первое такси, которое увидел.
Чёрт. Я точно знал, где он.
Я чувствовал дежа вю, возвращаясь в «Аргос» почти неделю спустя, делая то же самое, что и в прошлый раз. Ища Лукаса. Но одно я знал наверняка — его друга Шоу найти было не тяжело. Этот парень был огромным, и с его белокурыми локонами он выделялся из толпы, будто на него был направлен прожектор. Я подошёл туда, где он стоял перед баром, попивая из стакана и оживлённо разговаривая с похожим по фигуре парнем.
— Где он? — произнёс я, не беспокоясь о формальностях. Шоу теперь точно знал, кто я такой, хоть мы и встречались всего раз, и если он видел сегодня Лукаса — а я готов был поспорить, что он его видел — тогда он знал, почему я здесь.
Шоу посмотрел в мою сторону, готовый меня послать, но затем посмотрел ещё раз и замер.
— Джексон, — произнёс он, расслабляясь до лёгкой усмешки. — Сегодня никаких хаки?
— Хватит нести ерунду. Я знаю, что он здесь. Где?
— Слушай, я не знаю, что между вами произошло, но…
— Либо ты покажешь мне, куда сбежал твой приятель, либо мне придётся засунуть этот стакан тебе в задницу.
— Мне это может понравиться, — сказал он, втягивая в рот нижнюю губу, а затем со шлепком отпуская её. — Но знаешь, мне начинает чертовски надоедать, что всякие придурки сегодня меня прерывают. Как насчёт того, чтобы ты побегал вокруг и нашёл его сам? Можешь проверить заднюю комнату.
Мысль о том, что Лукас пошёл в какую-то заднюю комнату, только ухудшила пульс в моей голове, и я в раздражении схватился за свою шею сзади.
— Скажи мне. Пожалуйста.
Шоу вздохнул, сделал большой глоток прозрачной жидкости из своего стакана и поставил его на бар.
— Если вы двое устроите скандал, мне придётся тебя увести. Вас обоих.
Я отошёл, чтобы он мог показать дорогу, и он ворчливо плыл через толпу к задней части клуба, дальше, чем я заходил в первый раз здесь.
Пожалуйста, не будь в чёртовой задней комнате. Я не знал, что это такое, но мог догадаться, что ничего хорошего в этом нет.
Шоу резко остановился, и я чуть не врезался в него.
— Вон там, — сказал он, указывая туда, где Лукас танцевал слишком близко с каким-то тупицей, руки которого лежали на талии Лукаса.
Боже, это действительно чёртово дежа вю.
— Итак, — произнёс я, подходя к нему. Его рубашка была расстёгнута до середины груди, и на лбу блестел пот, и как бы я ни был зол из-за того, что нахожусь здесь, я не мог отрицать, что этот парень ослепителен. Проблема была в том, что он это знал. — Мы снова здесь, а? Вернулись к отсутствию имён и лёгкому траху?
Лукас удивлённо повернул голову в мою сторону, но удивление быстро сменилось злостью.
— Ого. Она рано тебя отпустила. За хорошее поведение?
— Не хочешь объяснить, какого чёрта с тобой сегодня произошло? И что ты здесь делаешь?
— Я не спрашивал, придурок.
Лукас перестал танцевать и сделал шаг ко мне, становясь почти впритык.
— Нет, к чёрту тебя, Лукас, — сказал я, хватаясь обеими руками за его рубашку и дёргая его вперёд. — Думаешь, для меня это легко? Что я не ставлю на кон всё? Я рискую ради тебя всей своей жизнью. Я иду ва-банк, идиот. А ты здесь кормишься вниманием от людей, чьих имён завтра даже не вспомнишь.