марица маргулис кто такая
Словесница Искусств
№1 (37) • 2016 • Хранители
Друзья и партнеры
Дальневосточная командировка Аркадия Гайдара
Все время в дороге. Край интересный,
а время очень горячее. В общем, я хорошо
сделал, что уехал на Дальний Восток.
Из письма А. Гайдара сестрам.
1932 год
Аркадий Петрович Гайдар — известный писатель и журналист, участник Гражданской и Великой Отечественной войн. За выдающиеся заслуги в развитии советской литературы в 1939 году награжден орденом «Знак Почета» и орденом Отечественной войны I степени в 1965 году (посмертно). Он автор произведений «Р. В. С.», «Судьба барабанщика», «Чук и Гек», «Школа», «Тимур и его команда», «Голубая чашка», «Военная тайна», «Горячий камень» и других. На его книгах воспитывалось не одно поколение детей и подростков.
Так сложилось, что важная часть писательской биографии Гайдара связана с Хабаровском — здесь он создал повесть «Военная тайна». Аркадий Петрович приехал в наш город 30 января 1932 года сложившимся журналистом и писателем, за плечами значительный отрезок жизни, наполненный событиями радостными и печальными.
А. П. Гайдар родился 22 января 1904 года в городе Льгове Курской губернии, в 1912 году семья переехала в Арзамас, где прошло его детство и отрочество. Отец Петр Исидорович Голиков — крестьянин, был учителем, мать Наталья Аркадьевна Салькова — дворянского происхождения, работала фельдшером. Аркадий учился в Арзамасском реальном училище с 1 сентября 1914 года. Когда в 1917 году в училище попросили ответить на вопрос анкеты о самом любимом занятии, он кратко ответил: «Книга». И перечислил любимых писателей: Гоголь, Пушкин, Гончаров, Достоевский, Толстой, Писарев, Шекспир, Марк Твен. Шла Первая мировая война, отца мобилизовали в армию. Мальчик тоже попытался убежать на фронт, но его вернули домой. В письме отцу он писал: «А поезд уходил все дальше и дальше, мерно стукал по рельсам, и отрывалось от души что-то и уносилось вдаль за поездом к нему, милому и дорогому». И добавляет: «Это один отрывок из дневника моей души. Пиши, дорогой».
В это время он пробует писать, ведет дневник. Началась революция, городок Арзамас бурлит; революционные события, Гражданская война захватывают и школьников. Аркадий Голиков пишет заявление в комитет партии коммунистов. Решение Арзамасского комитета РКП (б) от 29 августа 1918 года: «Принять А. Голикова в партию с правом совещательного голоса по молодости и впредь до законченности партийного воспитания».
В 14 лет Аркадий Голиков, высокий и крепкий, прибавил себе лишние годы и ушел на фронт Гражданской войны. В 1919 году учился на командных курсах в Москве и Киеве, потом в Москве в Высшей стрелковой школе. В 1920 году командир батальона написал в аттестации: «В моем же батальоне он является пока только одним удовлетворяющим требованиям командирования на высшие курсы». Принятый на младшее отделение командиров рот, Голиков оканчивает «Выстрел» по старшему тактическому отделению. В июне 1921 года командующий Тамбовской губернии М. Н. Тухачевский подписал приказ о назначении Аркадия Голикова командиром 58-го отдельного полка по борьбе с бандитизмом. В списке полка значилось 2 879 человек. А. Голикову было на тот момент 17 лет и 5 месяцев. В это же время он достал учебники, ночами, урывками пытался готовиться к поступлению в Академию Генерального штаба, куда ему дали направление на учебу. Отцу писал о своих опасениях не сдать экзамены по общеобразовательным предметам. А вот военное дело знал хорошо. Опытные офицеры отмечали его талант в тактических вопросах.
А. П. Гайдар мечтал быть военным. Всю Гражданскую войну воевал в Башкирии, Сибири, Хакасии, был ранен, дважды контужен, но все же сумел получить два военных образования. В письме отцу Аркадий Голиков пишет: «В общем, я собой доволен. Немножко устал. Я живу по-волчьи, командую ротой. Деремся с бандитами вовсю».
После увольнения Аркадий поехал в Алупку навестить больную мать. Она думала, что уже не увидит сына, но он успел, застал, сфотографировался с ней. Мать умерла от туберкулеза в 1924 году, отец, воевавший и в Первую мировую войну, и в Гражданскую, умер в 1927 году в Арзамасе. А. П. Гайдара лечили, дали на полгода отпуск, продлили, потом уволили в запас, в итоге отправили в бессрочный отпуск. Но он всегда ходил в гимнастерке и сапогах, в полувоенной форме. И в каждом его произведении присутствует тема солдата. Даже когда герой повести «Судьба барабанщика» Сережа просит отца спеть солдатскую песню, а тот поет: «Горные вершины спят во тьме ночной. » на слова М. Ю. Лермонтова, Сережа говорит, что это не солдатская песня. Отец объясняет: «Идет отряд, он устал, идти трудно. А на перевале белые. „Погодите, — говорит командир, — еще немного, дойдем, собьем. тогда отдохнем. Кто до утра, а кто и навеки. “ Как не солдатская? Очень даже солдатская!»
Завершив военную карьеру, А. П. Гайдар занялся журналистикой и литературой. И раньше, и теперь его называют детским писателем. Сам же о себе он говорил так: «Пусть потом когда-нибудь люди подумают, вот жили такие люди, которые из хитрости назывались детскими писателями. На самом деле они готовили краснозвездную крепкую гвардию». С 1926 года Гайдар работал в различных газетах: в «Звезде» и «Уральском рабочем» на Урале, в архангельской «Волне» («Правда Севера»), в «Пионерской правде» и «Комсомольской правде» в Москве. Вместе с ним в Хабаровск из Архангельска приехали журналисты И. Шабанов, А. Фетисов, П. Кулыгин. Их пригласили на работу в газету «Тихоокеанская звезда». Главным редактором был назначен И. Шацкий. Приехавшие в Хабаровск журналисты жили в доме на улице Фрунзе, 67 (к сожалению, он не сохранился), а редакция находилась через двор на улице Калинина, 86. А. Гайдар жил вместе с Е. Титовым, Д. Нагишкиным, П. Кулыгиным.
В редакции «ТОЗа» был издан приказ: «Тов. Гайдар А. П. с 30 января 1932 года назначается постоянным разъездным корреспондентом с окладом жалованья в 300 рублей в месяц. За эту ставку (300 рублей) т. Гайдар обязан дать четыре полноценных очерка в месяц. За весь материал, даваемый сверх этой нормы, т. Гайдар получает гонорар в общем порядке». Работы у Аркадия Гайдара в газете было много. «Предъявитель сего тов. Гайдар Аркадий Петрович командируется во Владивосток, Артем, Сучан для работы по подготовке к краевой конференции передовых предприятий. И. Шацкий». «Временно возложить на тов. Гайдара обязанности по освещению животноводства (кролиководство, свиноводство). И. Шацкий». Поручали ему освещать и посевную кампанию в Ханкайском районе Приморья. Как разъездной корреспондент он колесил по Дальневосточному краю (ДВК): Красная Речка, Иман, Турий Рог, Камень-Рыболов, Улахинский леспромхоз, Сучан, Новицкое, Угольная, Артем, Владивосток, Находка. Писал фельетоны, очерки, репортажи, статьи. Около 20 фельетонов опубликовано в «ТОЗе» (Хабаровск) и «Красной звезде» (Владивосток). К сожалению, дальневосточный период его журналистской работы мало изучен.
Свою манеру письма Гайдар выработал к 1932 году. Редакция пермской газеты «Звезда», в которой Гайдар был фельетонистом в 1926–27 годах, отмечала, что «за это время его фельетоны приобрели широкую популярность среди читателей». Р. И. Фраерман писал, что к началу 1930-х годов Гайдар пережил романтику бродяжничества, погони за необыкновенным. Возвышенные искания переросли в трезвое желание глубоко знать жизнь и искать поэзию в повседневном потоке современности. К утверждению моральных ценностей Гайдар приходил через фельетон и обличительный очерк. Он видел недостатки, которые в те годы называли пережитками прошлого, и с помощью печати боролся с ними. Одной из тем фельетонов Гайдара была бдительность, чему способствовала обстановка у дальневосточных границ, где после конфликта на КВЖД было неспокойно. Ожидание войны ощущается во многих его произведениях.
На страницах «Красного знамени» и «ТОЗа» публиковались фельетоны «Бездомная», «Карусель», «Мышьяковая руда и медные лбы», «Метатели копий», «Триста робинзонов», «Сережа, выдай», «За каменной стеной», «Столбы и схемы», статьи на злободневные темы: «Мало голосовать за кролика. Кролика надо разводить», «Хотели прислать милиционера», «Тарелка слив», «Речь не о фонтанах», очерки «Бензин. Керосин. Лигроин», «Бригадир товарищ Волков», репортаж «Хабаровск — 1 мая» и другие. В Хабаровском государственном архиве сохранились газеты «ТОЗ» и «Красное знамя» с фельетонами, очерками, статьями А. П. Гайдара.
Обращение к фельетону было вызвано жизнью, борьбой с мещанством. В советской литературе в этом жанре работали Д. Бедный, И. Ильф и Е. Петров, М. Кольцов. Гайдара интересует природа бюрократа-приспособленца. «Бюрократ хитер, — писал он в фельетоне „Метатели копий“ — Бюрократ, он — бездушен, бессердечен». Автор называет имена и фамилии, учреждения. Бюрократ и мещанин-стяжатель, по мнению писателя, родственники. В фельетоне «300 робинзонов» он рассказывает о рыбаках, которых забросили на остров Римского-Корсакова, обещали следом прислать продукты и забыли. Месяц рыбаки голодали. В фельетоне «Сережа, выдай» Гайдар пишет о складе и лавке «Союззолота», в которых продавали дефицитные товары для тех, кто добывал золото. Но в нем по блату и записочкам руководства вещи и продукты продавались родным, близким и нужным людям. Гайдар собрал эти записки и процитировал: «Самойлов! Выдайте Корякину чулок женских пар 6. Кожевников». «Самойлов! Отпусти этому человеку 3 метра мануфактуры, необходимой ему для исшития трусов». В газете опубликовали карикатуру: мужчина в огромных трусах, сшитых из трех метров ткани. «Сережа! Не откажи в просьбе, дай спирту сему подателю. Нужно для одного обстоятельства».
Гайдар не писал свои очерки, фельетоны в кабинете, он создавал их в дороге, в поезде, обязательно ездил в те места, которые попали в его поле зрения. Рвачество и хулиганство осуждает в статье «Хотели прислать милиционера». Чтобы написать статью, он поехал в леспромхоз, побывал на рабочих местах, в столовой, в бане и увидел, что кормят отвратительно, в бане колотун, работа организована плохо. Встретился с рабочими, поговорил с ними, рассказал, как было трудно в Гражданскую войну, но все преодолели, победили. После публикации материала руководство района навело порядок на участке, никто уже не стал дебоширить, и отпала надобность в милиционере. Но в очерках Гайдара есть и положительные герои. За них он борется. Волков — бригадир арматурщиков на стройке Хабаровской электростанции. Простой рабочий, ударник. Ему он посвящает очерк «Бригадир товарищ Волков».
Ирония, сарказм, юмор и смех — неотъемлемые качества его фельетонов Он ведет разговор с читателем, старается сделать своим единомышленником. Художественное и публицистическое начала — единое целое в творчестве Аркадия Петровича. На дальневосточном материале Гайдар ставит большие проблемы, местная тема становится значительной. По словам В. Королева, Гайдар оказал большую помощь газетчикам. Чаще стали печататься материалы из глубинки, улучшилась верстка газет, выразительнее стали называться фельетоны. Фельетоны приобрели силу общественного воздействия. В «ТОЗе» появился раздел «Люди Дальнего Востока», на страницах газеты обсуждались возможности создания садоводства в дальневосточном крае, говорилось о внимательном отношении к садоводам Лукашову и Мухину.
А. П. Гайдар уехал из Хабаровска в сентябре. Последней его статьей здесь была «Тарелка слив», в которой он выступил в защиту садовода Мухина, выводившего дальневосточные сорта фруктовых растений. Напечатана она в «ТОЗе» 11 сентября 1932 года, уже после его отъезда. В статье Гайдар выразил надежду, что когда он в следующий раз приедет в Хабаровск, у каждого жителя на столе будет тарелка слив.
В Хабаровске Аркадий Гайдар написал повесть «Военная тайна», в которую вошла сказка «Мальчиш-Кибальчиш». Задумал он написать повесть уже через три месяца после приезда на Дальний Восток. Вот строки из его дневника: «Надо собраться и написать книгу. Крым, Тимур, Лиля — все это связать в один узел, все это перечувствовать еще один раз, но книгу написать совсем о другом». «Это будет повесть. А назову я ее «Мальчиш-Кибальчиш». Более поздняя запись: «Неожиданно, но совершенно ясно понял, что повесть моя должна называться не „Мальчиш-Кибальчиш“, а „Военная тайна“. Мальчиш останется Мальчишом, но упор надо делать не на него, а на „Военную тайну“, которая вовсе не тайна».
Первый черновой вариант повести «Военная тайна» Гайдар написал в больнице, куда его положили из-за приступов травматического невроза. Отдельной книгой повесть вышла в 1935 году. Уходя на фронт Великой Отечественной войны в 1941 году, Аркадий Петрович отдал на сохранение тетради с рукописью своему другу Н. Пантелееву. Рукопись «Военной тайны» перемежается дневниковыми записями. На первой странице первой тетради значится: «1932 г. Дальний Восток. 13/vш. Арк. Гайдар». В правом верхнем углу нарисована звездочка с пятью расходящимися лучами. На другой странице: «Эта тетрадь начата 13 августа и окончена 28 августа 1932 г.». Другая фраза: «Пока писал, то передумал, повесть будет называться «Военная тайна». Название подчеркнул линией. Следующая фраза: «Скоро — Москва. Сегодня жду телеграмму от Талки». Вверху звездочка с лучами. (Талка — Наталия Голикова, сестра Аркадия Гайдара. — Прим. автора). На одной из тетрадей написано: «Третья тетрадь. „Военная тайна“. (Мальчиш-Кибальчиш). 29/vш 1932. Дальний Восток. Памяти Марицы Маргулис и моему сыну Тимур Гайдару». Есть и такие записи: «Как я сейчас живу: весь в книге — весь около тени Марицы Маргулис, около Альки и Натки»; «. Мне так легко писать эту теплую и хорошую повесть. Но никто не знает, как мне жаль Альку. Как мне до боли жаль, что он в конце книги погибнет. И я ничего не могу изменить» (Марица Маргулис, мать Альки, венгерская революционерка, погибшая в застенках тюрьмы в Венгрии. — Примеч. автора).
На пятнадцатой странице рукописи Гайдар пишет: «День опять солнечный. Падают первые листья. Я много работаю и гуляю для отдыха в тихом заросшем травою саду. Норма у меня в день 6 страниц, но иногда даю и целых семь. » Три крестика и еще несколько строк от 15 августа: «Встал в четыре утра. Вся больница еще спит. Принял потихоньку холодную ванну и сажусь писать. Видел во сне Тимура».
Когда из Киева журналисты улетали в Москву, Гайдар решил остаться, а потом вместе с другими военными, попавшими в окружение, ушел в партизанский отряд. О службе А. П. Гайдара в партизанском отряде подробно рассказывает Б. Камов в книге «Партизанской тропой Гайдара». Погиб писатель 26 октября 1941 года, спасая своих товарищей-партизан. Спустя несколько лет, 21 сентября 1947 года, Тимур Аркадьевич принимал участие в перезахоронении праха Аркадия Петровича Гайдара из села Лепляво на другой крутой берег Днепра в город Канев. Ему слышался голос отца, его любимая песня «Гори, гори, моя звезда. » и звучали памятные с детства, обернувшиеся пророчеством слова: «Похоронили Мальчиша на зеленом бугре возле Синей реки. »
С Тимуром Аркадьевичем Гайдаром (1926–1999), контр-адмиралом, редактором военного отдела газеты «Правда» (он окончил Ленинградское высшее военно-морское училище и Военно-политическую академию) я встречалась два раза в Москве. Он познакомил меня со своей женой Ариадной Павловной Бажовой (историком, доктором наук), дочерью писателя Павла Петровича Бажова, автора уральских сказов «Малахитовая шкатулка». Но еще до нашей встречи Тимур Аркадьевич прислал два письма, в одном из которых отмечал, что «Дальний Восток был и колыбелью, и источником вдохновения многих замечательных писателей».
В Гродековский музей Т. А. Гайдар передал копию фотографии 1939 года с отцом и копию письма А. П. Гайдара 1932 года с Дальнего Востока сестрам. Это письмо особенно дорого, потому что он пишет о Хабаровске, о дальневосточном крае: «Дорогие сестренки! Не писал — не знаю почему. Все время в дороге. Край интересный, а время очень горячее. В общем, я очень хорошо сделал, что уехал на Д. В. Месяц, как я не был в Хабаровске. Сейчас я на границе недалеко от Владивостока. На днях вернусь в Хабаровск, пошлют еще куда-то. Здесь весна. Снега нет, тепло. Был я несколько дней тому назад на берегу озера Ханка на самой китайской границе. Пишите мне, буду ждать. »
Клара ЗИЛОВА
Фото из архива Хабаровского краевого музея им. Н. И. Гродекова
Марица маргулис кто такая
Покойный Израиль Малер, прозаик, художник, издатель, владелец самого яркого иерусалимского магазина книг на русском языке, при упоминании его имени жмурился, как сытый кот.
— Да знаете ли вы, — мурлыкал Изя, — что самая гениальная новелла в советской русской литературе — это «Голубая чашка»?
— А Бабель, Зощенко, Набоков, Аверченко, Замятин, Хармс, Платонов? — кипятились интеллектуалы в узких пространствах между книжными стеллажами.
— Хороший списочек, — облизывался Изя, — а рассказ-то какой вы считаете самым-самым?
И добавлял, резко и категорично:
— Перечитайте (или прочитайте) «Голубую чашку». Иначе говорить не о чем.
«…И уплывем по реке туда, где стоит, говорят, большой лес, где растут на берегу две дуплистые березы, под которыми нашла вчера соседская девчонка три хороших белых гриба. Жаль только, что все они были червивые».
И вот, по прошествии десятка с длинным хвостом лет, я вижу, что в оценке Израиля Малера улыбкой Чеширского Кота проступает объективность. Рассказ гениален. Перечитайте. Или прочитайте.
Вот что пишет в примечаниях к этому рассказу сын писателя Тимур Гайдар:
«В «Голубой чашке» Аркадий Гайдар снова и, может быть, особенно убедительно показал, что нет вопросов, о которых нельзя вести честный разговор с маленькими читателями».
«— Есть в Германии город Дрезден, — спокойно сказал Пашка, — и вот из этого города убежал от фашистов один рабочий, еврей. Убежал и приехал к нам. А с ним девчонка приехала, Берта. Сам он теперь на этой мельнице работает, а Берта с нами играет. Только сейчас она в деревню за молоком побежала. Так вот, играем мы позавчера в чижа: я, Берта, этот человек, Санька, и еще один из поселка. Берта бьет палкой в чижа и попадает нечаянно этому самому Саньке по затылку, что ли.
— Прямо по макушке стукнула, — сказал Санька из-за телеги. — У меня голова загудела, а она еще смеется.
— Ну вот, — продолжал Пашка, — стукнула она этого Саньку чижом по макушке. Он сначала на нее с кулаками, а потом ничего. Приложил лопух к голове — и опять с нами играет. Только стал он после этого невозможно жулить. Возьмет нашагнет лишний шаг, да и метит чижом прямо на кон.
— Врешь, врешь! — выскочил из-за телеги Санька. — Это твоя собака мордой ткнула, вот он, чиж, и подкатился.
— А ты не с собакой играешь, а с нами. Взял бы да и положил чижа на место. Ну вот. Метнул он чижа, а Берта как хватит палкой, так этот чиж прямо на другой конец поля, в крапиву, перелетел. Нам смешно, а Санька злится. Понятно, бежать ему за чижом в крапиву неохота. Перелез через забор и орет оттуда: «Дура, жидовка! Чтоб ты в свою Германию обратно провалилась!» А Берта дуру по-русски уже хорошо понимает, а жидовку еще не понимает никак. Подходит она ко мне и спрашивает: «Это что такое жидовка?» А мне и сказать совестно. Я кричу: «Замолчи, Санька!» А он нарочно все громче и громче кричит. Я — за ним через забор. Он — в кусты. Так и скрылся. Вернулся я — гляжу: палка валяется на траве, а Берта сидит в углу на бревнах. Я зову: «Берта!» Она не отвечает. Подошел я — вижу: на глазах у нее слезы. Значит, сама догадалась. Поднял я тогда с земли камень, сунул в карман и думаю: «Ну, погоди, проклятый Санька! Это тебе не Германия. С твоим-то фашизмом мы и сами справимся!»
Посмотрели мы на Саньку и подумали: «Ну, брат, плохая у тебя история. Даже слушать противно. А мы-то еще собирались за тебя заступиться».
Похожая «плохая история» теми же голосами с теми же интонациями звучит и в «Военной тайне»:
«— Он думает, что раз он звеньевой, то я ему и штаны поддерживай. Нет, брат, врешь, нынче лакеев нету.
— Конечно, — все так же охотно поддакнул парень. — Это такой народ. Ты им сунь палец, а они и всю руку норовят слопать. Такая уж ихняя порода.
— Какая порода? — удивился и не понял Владик.
— Как какая? Мальчишка-то прибегал — жид? Значит, и порода такая!
Владик растерялся, как будто бы кто-то со всего размаха хватил его по лицу крапивой.
«Вот оно что! Вот кто за тебя! — пронеслось в его голове. — Иоська все-таки свой. пионер. товарищ. А теперь вон что!»
Сам не помня как, Владик вскочил и что было силы ударил парня по голове. Парень оторопело покачнулся. Но он был крупнее и сильнее. Он с ругательствами кинулся на Владика. Но тот, не обращая внимания на удары, с таким бешенством бросался вперед, что парень вдруг струсил и, кое-как подхватив фуражку, оставив на бугре табак и спички, с воем кинулся прочь».
Вот и весь ответ Гайдара на еврейский вопрос, вот оно — кавалеристское понимание сути как антисемитизма, так и юдофильства. Выражается предельно просто: «жид» — слово нехорошее, ругательное, кто говорит «жид» — с тем и сражайся». Положительные персонажи выучили это голиковское правило назубок. Даже в критической ситуации «хорошие люди — большевики» ((с) А.П. Гайдар) не оскверняют речь свою словом «жид». Вот, например, Чубук из «Школы» во время допроса:
«— Мо-ол-чать! Ты, как я смотрю, кажется, идейный. Стой прямо, когда с тобой офицер разговаривает. Это ты в усадьбе был?
— Я.
— С тобой еще кто?
— Товарищ. Еврейчик один.
— Жид? Куда он делся?
— Убег куда-то. в другую сторону.
— В какую сторону?
— В противоположную».
В коротком диалоге — напряженное идейное противостояние белой и красной систем. И на этом фоне антисемитизм русского дворянина и интернациональное юдофильство большевика — явления, по сути дела, одного и того же порядка, только с полярными знаками. Попробуем это доказать, используя не только «еврейские» эпизоды в книгах Гайдара, но и некоторые факты его биографии.
Друзья. «Мой первый друг, мой друг бесценный» — это Адольф Гольдин, товарищ Голикова по арзамасскому реальному училищу. На страницы гайдаровских книг он попадал под разными именами:
— Исайка Гольдин («Четвертый блиндаж»);
— Иоська Розенцвейг («Военная Тайна»);
— Яшка Цуккерштейн («Школа», «Обыкновенная биография»).
Каким же видит Гольдина Голиков?
Рува-Лия Лазаревна Соломянская (1907—1986) — журналист и известный сценарист. В 1936 году была репрессирована и находилась в заключении до 1940 года. Родила Гайдару сына Тимура, который много лет спустя напишет так:
«. Мой дед, Лазарь Григорьевич Соломянский, инженер, большевик с дореволюционным стажем… В Россию Соломянские добрались после долгих скитаний, сорванные с родных мест указом короля Кастилии и Арагона Фердинанда V, изгнавшего в XV в. евреев из страны». (Тимур Гайдар. «Голиков Аркадий из Арзамаса». М., 1988)
И сын, и жена изображены в повести «Военная тайна». Там тоже фигурируют мать и сын, Марица Маргулис и Алька. Вот, пожалуйста, портрет Тимура:
«— А моя мама тоже в тюрьме была убита, — неожиданно ответил Алька и прямо взглянул на растерявшегося Владика своими спокойными нерусскими глазами».
Вот Рува-Лия:
«Перед ней лежала фотография, обведенная черной траурной каемкой: это была румынская, вернее, молдавская еврейка-комсомолка Марица Маргулис. Присужденная к пяти годам каторги, она бежала, но через год была вновь схвачена и убита в суровых башнях кишиневской тюрьмы.
Смуглое лицо с мягкими, не очень правильными чертами. Густые, немного растрепанные косы и глядящие в упор яркие, спокойные глаза.
Вот такой, вероятно, и стояла она; так, вероятно, и глядела она, когда привели ее для первого допроса к блестящим жандармским офицерам или следователям беспощадной сигуранцы.
. Марица Маргулис.
Натка закрыла журнал и положила его на прежнее место».
Изображено точно, с натуры. Поражает пророческая интуиция: ведь «Военная тайна» написана за два года до ареста Соломянской — и вдруг такое предчувствие беды. Или, может быть, дело в поздних редакциях? Военная тайна.
Соломянская — вершина гайдаровской юдофилии. Во всяком случае, в литературе выше он не поднимался. В жизни же была еще одна взятая высота, Дора Матвеевна Чернышева-Прохорова из города Клин, вторая жена писателя. Там, в Клину, в 1940 году Гайдар напишет знаменитую книжку про Тимура, своего рода советского Гарри Поттера 40-х, и его команду. Главных героев зовут так же, как и гайдаровских детей, — Тимур и Женя (так звали дочь Доры Матвеевны, которую Гайдар удочерил).
И тут дадим волю фантазии. Не кажется ли вам забавным, маленькие читатели, что прототипами двух носителей пионерской нравственности стали еврейские детишки? Представим себе атеиста Гайдара в раздумьях над Библией и историей распространения евреями основ христианской морали… Библейская мифогенность проникает почти во все произведения Гайдара, легко, прозрачно, почти неуловимо… А откуда растут ноги этой вымышленной ономастики, давшей такие чудные имена — Чук, Гек, Кибальчиш, Чубук, Бумбараш? Кстати, первоначальное название повести про пионеров-волонтеров было «Дункан и его команда». По словам Вл. Чуприна, «идеологический отдел ЦК категорически запретил использовать иностранное имя Дункан и попросил А.П. придумать вместо него что-нибудь родное, русское.
Гайдар, говорят, страшно расстроился. Все ходил по комнате и вскрикивал: “Коля и его команда”? Бред какой-то! “Вася и его команда”? Чушь. ” И вдруг с языка случайно слетело имя Тимур. Кстати, имя его собственного сына, жившего в Москве».
Того же мифологического поля ягода и сам псевдоним — Гайдар. Прежде чем прогоним собственную версию-телегу о происхождении «гайдара», предъявим все предыдущие:
6) И, наконец, наша версия, Пермско-Соломянская.
В Перми произошло духовное возрождение контуженного бойца, измученного кошмарами собственных военных преступлений. Встреча с красавицей Рувой-Лией Соломянской сыграла в этом ренессансе главную роль. И все стало получаться! И проза пишется, и раны беспокоят меньше, и девки млеют. Браво, браво, Голиков! Браво, красный командир, похитивший сердце дочери еврейского интеллигента. Браво. На иврите «браво» — הידר — hэйдар. Восходит к корню הדר — hадар — «прекрасный». Гайдар тебе! Отныне, присно и во веки веков — Гайдар.
…Начали с «Голубой чашки», к ней и вернемся. Небольшой сравнительный анализ. «Голубая чашка»:
«. А потом был вечер. И луна и звезды. …А жизнь, товарищи. была совсем хорошая!»
А теперь — Книга «Бытие», 1:16-18: «И создал Всевышний два светила великих… и звезды… И увидел Всевышний, что это хорошо…»
…Прости, бравый Всадник д’Арзамас, мы не разбивали твоей «Голубой чашки». Наоборот.