марсианская ночь так была
Марсианская ночь
Ужин удался на славу – копчёный окунь, без всех этих раздражающих вильчатых костей, печёная картошка и помидоры! Что может быть вкуснее?
Солнце закатилось, и на озеро легла ночь. Я залез в палатку, и какое-то время провозился с устройством своего лежбища.
Когда же я вновь вылез из своих апартаментов, костёр уже почти догорел, а тишину нарушало лишь приглушенное бубнение двух моих друзей, что устроились на берегу, решив помочь своему пищеварению посредством созерцания и ленивого разговора.
Я подкинул в костёр дровишек, раскурил трубку и тихонько подсел к ним, любуясь двумя лунами – той, что висела в небе меж россыпью звёзд, и той, что купалась в черноте озера.
Андрюха же с Димкой, не обращая на меня никакого внимания, продолжали вяло бухтеть. Спора как такового не было – так, мысли вслух. Да и что сытому спорить, если он умеет при этом быть довольным тишиной и покоем?!
— Да о чём ты, Димон, говоришь? Какой к чёрту Дарвинизм – Ленинизм? Я скорее поверю в то, что занесла нас сюда нелёгкая, с какой-нибудь забытой Богом планеты, чем во все эти капризы отборов, подборов и т.д.
— Бездоказательно, Андрюха! Бездоказательно….
— Ну, это смотря, что считать доказательством. Конечно, проще нарыть костей, и бегая с ними под мышкой, орать на каждом углу: «Эврика!» Однако можно и голову включить!
— Ну, так включай! Подтверждай….
— Доказательства мои, конечно же, косвенные, но от этого не менее убедительные, чем скелетокопателей.
Ребята, получив в подарок пару коробков, вновь нырнули в темноту. Андрюха же пожелав им удачной ночи, проворчал,
— Ну вот, Димон, всё как я и говорил. До дерева добрались – сделали луки, и будут теперь всю ночь сидеть, да к страху страшному прислушиваться.
Марсианская ночь
Ужин удался на славу – копчёный окунь, без всех этих раздражающих вильчатых костей, печёная картошка и помидоры. Что может быть вкуснее?
Солнце закатилось, и на озеро легла ночь. Я залез в палатку, и какое-то время провозился с устройством своего лежбища.
Когда же я вновь вылез из своих апартаментов, костёр уже почти догорел, а тишину нарушало лишь приглушенное бубнение двух моих друзей, что развалились на берегу, решив помочь своему пищеварению посредством созерцания и ленивого разговора.
Я подкинул в костёр дровишек, раскурил трубку и тихонько подсел к ним, любуясь двумя лунами – той, что висела в небе меж россыпью звёзд, и той, что купалась в черноте озера.
Андрюха же с Димкой, не обращая на меня никакого внимания, продолжали вяло бухтеть. Спора как такового не было – так, мысли вслух. Да и что сытому спорить, если он умеет при этом быть довольным тишиной и покоем?!
— Да о чём ты, Димон, говоришь? Какой к чёрту Дарвинизм – Ленинизм? Я скорее поверю в то, что занесла нас сюда нелёгкая, с какой-нибудь забытой Богом планеты, чем во все эти капризы отборов, подборов и т.д.
— Бездоказательно, Андрюха! Бездоказательно….
— Ну, это смотря, что считать доказательством. Конечно, проще нарыть костей, и бегая с ними под мышкой, орать на каждом углу: «Эврика!» Однако можно и голову включить!
— Ну, так включай! Подтверждай….
— Доказательства мои, конечно же, косвенные, но от этого не менее убедительные, чем скелетокопателей.
Андрюха закурил, давая понять, что речь свою он закончил.
Какое-то время мы сидели молча, глядя на завораживающую красоту двух лун, пока сзади кто-то не сказал,
— Здравствуйте!
Ребята, получив в подарок пару коробков, вновь нырнули в темноту. Андрюха же пожелав им удачной ночи, проворчал,
— Ну вот, Димон, всё как я и говорил. До дерева добрались – сделали луки, и будут теперь всю ночь сидеть, да к страху страшному прислушиваться.
Вертолет «Индженьюити» успешно пережил первую марсианскую ночь в автономном режиме
Вертолет «Индженьюити» стоит на своей ровной летной площадке размером 10х10 метров на поверхности Марса. Источник фото: НАСА.
Сейчас НАСА проводит подготовку вертолета к первому полету. В течение следующих двух дней «Индженьюити» будет собирать информацию о том, насколько хорошо работают системы терморегулирования и питания. Эта информация будет использована инженерами JPL для точной настройки системы терморегулирования, чтобы помочь БПЛА пережить суровые марсианские ночи на протяжении всего периода летных экспериментов, который рассчитан на 30 солов (марсианских суток).
7 апреля НАСА планирует разблокировать ограничители, удерживающие ротор лопастей и начать проверку двигателей. Будут также проведены проверки инерциального измерительного блока (гиростабилизатора), системы навигации и лазерного высотомера. В течение 4-х суток НАСА будет также наблюдать за характеристиками энергосистемы вертолета, включая параметры мощности солнечных батарей и состояния заряда шести литий-ионных батарей.
Первый полет марсианского вертолета должен состоятся вечером 11 апреля. Планируется, что он будет продолжаться около 30 секунд. БПЛА запрограммирован самостоятельно подняться вертикально на несколько метров, зависнуть и потом мягко опуститься обратно на поверхность. Первые кадры об этом полете сотрудники НАСА получат и опубликуют уже 12 апреля. Марсоход «Персеверанс» также будет наблюдать за полетом вертолета на удалении.
Полная 3Д-модель марсианского вертолета «Индженьюити» доступна по этой ссылке, можно рассмотреть путем приближения мелкие детали устройства и увидеть все основные компоненты БПЛА — герметичный модуль (с батареями, двигателями, системой обогрева и компьютером), несущие винты, опоры, солнечную панель, установленную сверху винтов.
4 апреля вертолет «Индженьюити» успешно отделился от марсохода и десантировался с высоты 10 см на поверхность планеты.
Вертолет «Индженьюити» на поверхности Марса. Источник фото: бортовая камера Mastcam-Z на марсоходе «Персеверанс».
Фотография, которая была сделана бортовой камерой вертолета в процессе выполнения маневра отделения от марсохода.
Марсианская ночь так была
Буров жил в коттедже Овесяна. Академик, перебравшись на место строительства нового «Подводного солнца», сохранил здесь за собой только одну комнату, другую предоставил Калерии Константиновне, осуществлявшей по его заданию связь между стройплощадкой и Великой ярангой, а третью отдал Бурову.
Елена Кирилловна, выйдя с Буровым на улицу, предложила немного пройтись, прежде чем идти в его коттедж.
– Мне в бреду привиделось, что я с вами разговаривал и даже о чем-то спорил.
– Да. Ударить надо. Хорошо бы стать бизоном науки…
– Бизоны вымерли, их истребили… А вы не думаете, что мир выиграл бы, если бы таких, как вы, физиков, истребили бы?
Буров даже закашлялся от изумления.
– На месте папы римского я отлучила бы их всех от церкви. Я ввела бы костер за чтение еще не сожженных книг по ядерной физике.
– Нам с вами пришлось бы тоже сгореть, – напомнил Сергей Андреевич.
– Я отправилась бы и на костер… в розвальнях, подняв два перста…
– Не забыли свою боярыню Морозову? Нет, дорогая раскольница. Спасение человечества не в отказе от знаний, а в обретении знаний высших.
– И высших сверхбомб, радиоактивных туч, от которых никому не будет спасения…
– До сих пор история человечества была историей войн. При совершенствовании средств войны была извечная борьба ядра и брони.
– Борьба всегда извечна, – подтвердила Елена Кирилловна.
– Артиллеристы придумывали все более тяжелые пушки и ядра, все более страшные бронебойные снаряды. И в ответ на каждое такое изобретение другие умы придумывали более могучую, более крепкую, непробиваемую броню. В ответ на ядовитый газ появился противогаз.
– Физически она еще не создана. Она существует в виде политического сдерживающего начала. Слишком страшны средства, какими владеют противостоящие лагери. Эти средства кажется невозможным применить.
– Да. Только кажется. Их все же могут применить. И если после несчастья в Хиросиме и Нагасаки на города не падали ядерные бомбы…
– Если не считать руанской трагедии, – напомнила Шаховская.
– Нет, считая ее… считая эту трагедию, как напоминание того, что бомбы, созданные для взрыва, взрываются…
– Они существуют только для защиты.
– Взаимное «возмездие» – печальный конец цивилизации.
– Значит, не зря написан Апокалипсис. Будет конец мира. Помните. Откровения Иоанна-богослова? «И пятый ангел вострубил, и я увидел звезду, павшую с неба на землю, и дан ей был ключ от кладезя бездны…» В наше время такими звездами падают баллистические ракеты.
– Вы знаете Библию наизусть?
– Не всю. «Она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи, и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя…» Вам не вспоминаются фотографии черного гриба Бикини? Но это не все. Слушайте дальше: «И из дыма вышла саранча на землю, и дана ей была власть, какую имеют земные скорпионы». Вдумайтесь в этот образ. Саранча – нечто бесчисленное, всюду проникающее, неотвратимое. «И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям…».
Шаховская схватила руку Бурова и крепко сжала. Он поражен был ее голосом – глухим, придушенным. Ему показалось, что она говорит с закрытыми глазами.
– Лена, черт возьми! – крикнул Сергей Андреевич. – Кто вы такая? Не было столетия, когда Апокалипсис не толковался с позиций современности. Его мутные символы подобны алгебраическим знакам, под которые можно подставить любые значения.
– Нет, нет, Буров! Разве вы не поняли еще, что самый страшный враг человека – это знание? Оно поднимает его гордыню на головокружительную высоту, чтобы потом низвергнуть в бездну.
– Вы хотите сказать, что гибель цивилизации заложена в самой природе ее развития?
– Да. Всему есть начало, всему есть конец. Конец можно было предвидеть интуитивно, как это делал древний поэт и богослов, но можно и сейчас понять неизбежность конца, исходя из всего того, что мы уже знаем и… хотим узнать. Прощайте, Буров. Вы мне нравитесь. В жизни хорошо идти с закрытыми глазами, чтобы не видеть, что впереди…
– Подождите, Лена. Не уходите. Зайдите ко мне… Этот разговор нельзя оборвать. Ведь мы только работали. Никогда не говорили…
– Зайти к вам? А что скажет княгиня Калерия Константиновна? Она, вероятно, уже вернулась. Впрочем, не все ли равно.
Буров открыл своим ключом дверь. Заметил следы на снегу крыльца, кто-то уже вошел раньше его. Усмехнулся. Да, Калерия-Холерия, как ее называет Люда, уже здесь. Шаховская тоже увидела отпечатки, но ничего не сказала.
Буров снял с Лены шубу в передней, провел в свою комнату и занялся камином.
Лена осмотрелась. Подошла к столу и стала прибирать на нем бумаги, передвинула стулья, положила книги на полку.
– Настоящий мужчина должен быть неаккуратным. И от него должно немного пахнуть… козлом.
– Благодарю вас. Вы не откажетесь от приготовленного мужчиной чая?
– Откажусь. Садитесь напротив меня. Нет. Не так близко. Не торопитесь. Конец цивилизации еще не так близок.
Буров сердито отодвинулся вместе со стулом, потом встал с него.
– Чепуха! – раздраженно сказал он. – Не ждите конца света, оставьте это попам. Я допускаю лишь кризисную стадию в развитии цивилизации… Я даже могу представить себе ее гибель, как представляю себе самоубийство. Ведь почти каждый человек в каком-то возрасте переживает кризис, стоит на грани гибели, борется с желанием покончить с собой. У одних – это слабо, почти незаметно, боком промелькнувшая мысль, у других – это тяжелая борьба, навязчивая идея. Только единицы из миллионов гибнут.
Сергей Андреевич ходил по комнате большими шагами.
Следя за ним взглядом, Шаховская задумчиво продекламировала:
– И сказано в легенде древней: «Тогда днем сумрак пал на землю…».
– Что? Затемнение на небесах? Страхи древних? – и продолжал, как бы думая вслух: – Мы уже знаем, что живем в населенном космосе. Миллиарды звезд, которые смотрят на нас, – это миллиарды светил с планетными системами. В одной нашей Галактике, а таких галактик несметное число, в одном только нашем звездном острове ученые готовы признать от полутора сот тысяч до миллионов разумных цивилизаций неведомых, мыслящих существ. Как бы они ни выглядели, эти существа, их общество, овладевая знанием, в какой-то момент переживает опасный кризисный период, период овладения тайной ядерной энергии. Если в этот момент самосознание мыслящих существ не на высоте, они могут погубить себя. Но это так же исключительно редко в истории Развития Разума вселенной, как редко самоубийство среди людей. Но самоубийцы встречаются.
– Я хотела покончить с собой, – призналась Лена. – Я вскрывала себе вену. – И она показала Сергею Андреевичу шрам на запястье.
Буров встал на колено и долгим поцелуем прижался губами к выпуклому бледному, более светлому, чем кожа, шраму.
– У человечества тоже останутся шрамы, – сказал Сергей Андреевич. – Но оно переживет тяжелую пору, как переживали ее миллионы иных цивилизаций вселенной.
– Вы мне нравитесь, Буров. В вас есть неукротимая широта. Вы – настоящий русский человек.
– Я советский человек, я человек мира, мира, который рано или поздно станет единым.
– Но вас надо сжечь… пусть хоть рядом со мной, но сжечь.
Лена бросила в разгоревшийся камин полено. Оно зашипело.
– В ските? Нет! Победа никогда не дается отступлением, – сказал Буров, ногой подправляя полено.
Смотря на огонь, Лена задумчиво говорила:
– Проблема ядра и брони… Самоубийство цивилизаций… Как пережить кризис. Вот вы какой…
– Да. Пережить кризис. Победить мыслью. Нельзя дать автомат неандертальцу. Это ясно всем. Но неандертальцы в смокингах и роговых очках существуют, распоряжаются атомными заводами. Они будут побеждены мыслью…
– Будут! Но прежде нужны охранные меры. Об этом должны заботиться мы, физики, иначе однозначно заслужим костер.
Лена откинулась на спинку стула. Сергей Андреевич продолжал стоять перед ней на колене, все еще держа ее руку со шрамом в своей.
– Хотите сделать атомную кольчугу? Ее не может быть…
Буров вскочил, почти бросив повисшую руку Лены.
Лена, проницательно смотря на Бурова, кивнула…
– Если она невозможна здесь, почему нельзя сделать ее невозможной всюду? Ведь именно в этом теперь наша задача! Именно в этом!
Лена посмотрела на Бурова расширенными глазами.
– Идите сюда, встаньте, как вы стояли, – приказала она.
В ней что-то изменилось. Сергей Андреевич почувствовал это. Он сел на лежавшую перед камином шкуру белого медведя, и Лена, пододвинув к нему свой стул, запустила тонкие пальцы в его русые волосы.
– Вы мне очень нравитесь, Буров. Я никогда не трогала таких волос. Они чуть седеют. Они у вас буйные. И сами вы буйный. Мне нравится, как вы ходите, даже как вы ругаетесь в лаборатории. Мужчины должны быть невоздержанными на язык. Вы молодец, что хотели меня поцеловать…
Буров вздрогнул, потянулся к Лене, но она, больно ухватив за волосы, оттянула назад его голову, заглядывая ему в глаза.
– Работать с вами – большое счастье. Вы видите – цель не в колбе, а среди звезд, где существуют неведомые миры…
– Слушайте, Лена, – перехваченным от волнения голосом сказал Буров, – из-за кого я потерял голову. Хотя что-то и делаю, о чем-то думаю, даже бунтую…
– Из-за кого? – глухо спросила она.
Пристально глядя в глаза Бурову, Лена медленно проговорила:
– У тебя, Буров, сумасшедшинки в глазах. Ты удивительный, но ты не мой, ты мне не нужен…
– Лена! Что ты говоришь, опомнись! Я не смел прикоснуться к тебе, но сейчас…
– Ты мне не нужен, ты чужой… Все запутается… Какой ты сильный!
Она зажмурилась, гладя его по волосам, но едва он делал движение, как пальцы вцеплялись в его волосы, удерживая голову.
– Я не могу выговорить это слово. Ты его знаешь. Даже оно ничего не выразит. А я понимаю тебя. Ты мне нравишься… нравишься потому, что ты такой, но… любить за что-нибудь нельзя. Любить можно только вопреки, вопреки всему – обстоятельствам, здравому смыслу, собственному счастью…
– Так пусть будет вопреки! Вопреки всему, но только для нас… для нас вместе. Мы будем всегда вместе.
Буров уже не обращал внимания на сопротивление Лены. Он обхватил ее талию, спрятал лицо в ее колени.
– Вместе? – переспросила Лена. – Никогда, милый… Никогда.
Сергей Андреевич вскочил.
– Ты проходишь мимо, задевая меня плечом, а я… я беременна.
Буров ухватился за мраморную доску камина.
Лена сидела, откинувшись на стуле, с полузакрытыми глазами. Потом она сползла на шкуру и, усевшись на ней, стала смотреть в огонь.
– Зачем… так шутить? – хрипло спросил Буров.
Лена покачала головой.
– Я не знаю, кто будет… мальчик или девочка.
Буров почувствовал, что лоб у него стал мокрым.
– Я провожу вас, – сказал он, сдерживая бешенство.
Она встала и принялась поправлять волосы перед зеркалом, стоявшим на камине.
Отблески пламени играли на ее бледном, освещенном снизу лице; казалось, что оно все время меняется.
Она не смотрела на Бурова.
– Не трудитесь. Я зайду к вашей соседке.
– Как пожелаете, – скрипнул зубами Буров.
Елена Кирилловна, подтянутая, прямая, вышла из комнаты и без стука вошла в соседнюю.
Буров, не попадая в рукав, выскочил на улицу.
Там началась пурга. Дрожащими руками он налаживал крепление на лыжах. Резко оттолкнувшись палками, он бросился в воющую белую стену снега.
Калерия Константиновна стояла перед прислонившейся к двери Леной и даже не говорила, а шипела:
– О, милая! Я все же была лучшего мнения о ваших способностях. Как вы могли, как вы смели. Я ненавижу вас.
– Неуместное проявление страстей, – устало сказала Шаховская. – Я действительно жду ребенка.
– Какая низость! – воскликнула Калерия Константиновна. – Разве нет выхода? Я договорюсь с академиком. Гнойный аппендицит, срочная операция на острове Диксон. Самолет. Через неделю вы будете снова здесь, а он – у ваших ног.
– Я не знаю, кто будет: мальчик или девочка. Я хочу мальчика.
Шаховская качала головой:
– На меня это не подействует.
Обе женщины оглянулись.
В передней стояла красная от смущения Люда. В глазах ее блестели слезы.
– Наружная дверь была открыта, – сказала она. – А где Сергей Андреевич. Не он ли только что проехал на лыжах мимо нашего коттеджа?
Калерия Константиновна повернулась к ней спиной.
– Да, Буров ушел, – сказала Елена Кирилловна. – Он любит одиночество в тундре. Посмотри, Лю, здесь ли его лыжи?
– Сергей Андреевич ушел на лыжах?! – ужаснулась Люда. – Он же еще не оправился после болезни! Как вы могли отпустить его в такую погоду? Вы знаете, что творится на улице?!
– Я ничего не знаю, – усталым голосом сказала Елена Кирилловна.
– Что? – обернулась Калерия Константиновна. – На улице праздник? Чей?
– На улице пурга! – отчеканила Люда. – Я беру ваши лыжи.
Громыхая лыжами, она выскочила на крыльцо.
Лыжня уходила во тьму.
Люда побежала по этой лыжне. Она не знала, чего она хотела, она не знала, что делает. Ей нужно было догнать Бурова.
Наступила снежная тьма. Люда ничего не видела. Огни поселка скрылись. Ветер дул одновременно отовсюду, снег крутился, слепил глаза… если их вообще можно было слепить в такую темь.
– Она беременна! – всхлипывала Люда. – А он не теряется… Он погибнет.
Марсианские хроники ровера Perseverance
Предшественники
Первым ровером, который удачно приземлился на Марс, был американский Sojourner. В рамках программы Mars Pathfinder он в 1997 году проработал на планете целых три месяца, в разы перекрыв расчётное время жизни. Особо сложных задач перед марсоходом не стояло – уже сам факт нахождения земного роботизированного аппарата на Красной планете произвёл фурор в мире. Тем не менее Sojourner успел выслать массу фотографий Марса, а также провести несложные метеорологические и геологические исследования.
Спустя два года NASA снова отправила в космос марсианскую миссию, нацеленную на детальное изучение грунта планеты и климатических условий. Миссия Mars Polar Lander закончилась неудачей – спускаемый аппарат разбился по неизвестным до сих пор причинам. На борту космического корабля сгинул и российский лазерный радар (лидар), предназначенный для изучения состава атмосферы.
Американцы вступили в XXI век безусловными мировыми лидерами в области изучения Марса и свой успех подкрепили в 2003 году запуском программы Mars Exploration Rover. По плану уже два марсохода должны были изучать планету – Spirit и Opportunity. Оба ровера на спускаемых аппаратах сели на поверхность Марса в январе 2004 года с интервалом в 21 земной день. Конструкция Opportunity оказалась настолько надёжной и долговечной, что марсоход продолжал трудиться до июня 2018 года.
Сейчас на Марсе работает 900-килограммовый ровер Curiosity с радиоизотопным источником питания, попавший на планету ещё в августе 2012 года. Его основная задача – бурить и исследовать пробы. На данный момент миссия продлена на неопределённый срок.
Этого американцам показалось мало, и ещё раньше, в 2008 году, на планете появилась малогабаритная станция Phoenix, одной из миссий которой был поиск внеземной жизни. Аппарат не был приспособлен к перемещению, отличался относительной дешевизной (400 млн долларов) и прожил в активном состоянии всего несколько месяцев. Тем не менее Phoenix открыл на Марсе воду и провёл несложный химический анализ грунта.
Для замены стационарного робота-исследователя, отключившегося от связи осенью 2008 года, американцам потребовалось почти десять лет. Марсианская сейсмостанция с буровой установкой InSight от NASA приземлилась на планету в 2018 году и до настоящего времени успешно отправляет на Землю результаты исследований.
Наличия одного подвижного и одного неподвижного марсианского аппарата американцам явно недостаточно. Для закрепления присутствия на Марсе 18 февраля 2021 года на поверхность сел ровер Perseverance. И у него есть свой вертолёт.
Есть ли жизнь на Марсе?
Прежде всего, Perseverance – это самый большой ровер, который удалось на данный момент забросить на Красную планету. Илон Маск когда-то катапультировал в космос свой электрический родстер, а NASA на Марс отправило планетоход размером с легковушку. Длина Perseverance – около 3 метров, ширина 2,7 метра и высота 2,2 метра. Для немаленького ровера использовали сверхпрочные и сверхлёгкие материалы, отчего вес аппарата в земных условиях едва превышает тонну. В условиях Марса Perseverance будет весить в два с половиной раза меньше.
Perseverance привёз на Марс такие милые безделушки. Источник: mars.nasa.gov
Запуск столь сложного и дорогостоящего проекта (более 3 млрд долларов) должен быть обеспечен соответствующей исследовательской программой на Марсе. Чтобы оправдать потраченное, американцы оснастили ровер сразу несколькими интересными гаджетами.
Прежде всего, это модельный аппарат MOXIE для синтеза кислорода из углекислого газа марсианской атмосферы, доля которого достигает 93 %. В теории всё очень просто – от молекулы диоксида углерода CO2 отрываем атомарный кислород и соединяем его с одним таким же. В выхлопе получается угарный газ и молекулярный кислород, которым вполне можно дышать.
До этого в космических условиях кислород синтезировали электролизом воды, но для жизнедеятельности одного человека требуется целый килограмм воды в сутки – такой способ неприменим для Марса. Если кратко, то аппарат MOXIE сжимает диоксид углерода, нагревает до 800 градусов и пропускает через него электрический ток. В итоге на аноде газового электролизера выделяется чистый кислород, а на аноде – угарный газ. Далее смесь газов охлаждают, проверяют на чистоту и выпускают в атмосферу Марса.
Очевидно, в отдалённом будущем тысячи таких генераторов будут перерабатывать марсианский углекислый газ в пригодную для человека атмосферу. Примечательно, что эта технология не самая прогрессивная. Всё-таки, согласно теории, из двух молекул СО2 вырабатывается всего одна О2. И это очень далеко от реальной эффективности таких установок. Гораздо интереснее выглядит идея расщепления углекислого газа сразу на углерод С и молекулу О2. В 2014 году в журнале Science опубликовали методику синтеза кислорода из СО2 под действием ультрафиолетовых лазеров. Пять лет спустя в Калифорнийском технологическом институте придумали разгонять и ударять молекулы диоксида углерода об инертные поверхности, такие как золотая фольга. В результате такого варварского обращения углекислый газ расщепляется на молекулярный кислород и углерод, то есть сажу. Но пока такие приёмы далеки от технологического совершенства, и NASA приходится довольствоваться аппаратами типа MOXIE.
Вторым интересным гаджетом для ровера является PIXL, предназначенный для сканирования рентгеновскими лучами окружающей местности. Прибор проводит дистанционное тестирование грунта на предмет химических веществ и элементов, которые могут быть маркерами живых существ. Разработчики уверяют, что PIXL способен распознавать более 26 химических элементов. Аналогичную задачу выполняет многофункциональный сканер SuperCam, способный с семи метров определять атомный и молекулярный состав горных пород. Для этого он оснащён лазером и высокочувствительными инфракрасными сенсорами.
Сверху вниз: RIMFAX, SHERLOC и SuperCam. Источник: mars.nasa.gov
И это ещё не всё. Анализ на предмет наличия следов жизни проводят «криминалисты» SHERLOC и WATSON. SHERLOC работает в ультрафиолетовом диапазоне, ощупывая лазером окружающие горные породы. Принцип очень сходен с работой земного сыщика, отыскивающего биологические улики с помощью УФ-фонарика. WATSON, в свою очередь, фиксирует всё происходящее на камеру. Пара сенсоров вместе с «рентгеном» PIXL размещены на конце штанги-манипулятора ровера.
На борту Perseverance нет бура для исследования марсианских недр. Для этой цели служит радиолокационный сканер RIMFAX, способный «просвечивать» Марс на глубину до 10 метров. Георадар будет составлять карту подстилающей поверхности, а также искать залежи марсианского льда.
Марсоход с вертолётом
Никакой научной аппаратуры вертолёт не несёт. Его основная задача – продемонстрировать потенциальную возможность полёта в атмосфере Марса, которая практически полностью состоит из углекислого газа. Атмосфера Красной планеты по плотности схожа с земной, но вот гравитация в 2,5 раза меньше. Летательный аппарат тянет на 1,8 килограмма и для своего веса оснащён сравнительно небольшими винтами (скорость вращения – 2537 об/мин) – бонусы марсианской гравитации. Однако гигантские перепады температур на поверхности планеты заставили инженеров соорудить на вертолёте сложную систему термозащиты. Первый полёт Ingenuity запланирован не ранее 8 апреля, и вся программа испытаний должна уложиться в месяц. Вертолёт одноразовый – после испытаний он останется на Марсе инопланетным мусором. Perseverance тоже со временем превратится в мёртвый кусок дорогих сплавов, но цикл его жизни гораздо больше.