мы такие какими нас создал аллах

Благородство и подлость

Благородство и подлость, отвага и страх,
Всё с рожденья заложено в наших телах,
мы до смерти не станем ни хуже, ни лучше,
мы такие, какими нас создал Аллах!

Валентина Белоус (В.Б.),
Михаил Азнауров (М.А.).

(В.Б.) Всё в жизни нашей продаётся
и всё, что нужно покупается,
а жизнь над нами же смеётся,
а, мы в бессилии возмущаемся!,

Ничего не имея, родившись на свет,
человек обречён нуждаться весь век,
жить и работать в поте лица,
ублажая утробу свою до. конца!

(М.А.) Мой потомок, дитя двадцать первого века,
Моя пери прелестная, радость земная
Мы рождаемся жизнью для счастья и рая,
Сыном был я Востока – дочь Сибирского края.

Но во время моё и во время твоё,
На Восточных песках и в Сибирских краях
«Благородство и подлость, отвага и страх,
Всё с рожденья заложено в наших телах».

Где счастливые люди, как их понять?
Очень важно, какою мерою мерить:
Тебе двери, с улыбкой, открывает дитё –
Это счастье, о пери, какой мерой измерить?

(В.Б.) О поэт, о философ, великий мудрец!
Жизнь ты прожил не зря, твои строки в веках.
Доброту, недостатки изучил человека
И оставил для нас в своих мудрых стихах.

Благородство и подлость в одном человеке
и отвага и страх, всё с рожденья в нём есть!
по стандартам, что дал Аллах человеку,
человек с рожденья таков, каков. есть!

Если в нём благородство в достаточной мере,
значит, подлости может не быть..никогда,
Вот достойнейший отрок живёт в этом мире!
он отвагою страх побеждает всегда!

Дружбу водит, с достойным себя, человеком
с недостойными дружбу никогда не ведёт,
старается жить, не играя в азарте,
помогает другим и, в долг не берёт!

Не копите в душе ни обиды, ни мести,
ради денег, в угоду богатым не льстите,
не теряйте в себе благородства и чести,
чтоб Аллах, никогда на вас не был в обиде!

(М.А.) Поэтесса, не спорю, жизнь сложна и прекрасна.
Кроме радостей, часто в ней есть и опасность:
День прожить, прокормить, уберечь, защитить;
Встретить новый день утром и, заново жить.

«Благородство и подлость, отвага и страх» –
Перемешано всё в сердцах и умах.
Выбрать утром какую черту для успеха,
Чтобы жизнь окликалась достойным нам эхом?

«Мы до смерти не станем ни хуже, ни лучше»
И над кем-то смыкаются черные тучи.
Кто-то выход найдёт ну, а кто-то не сможет
Будет жить тот надеждой: Аллах, он поможет.

«Мы такие, какими нас создал Аллах!»
Кто-то счастливо прожил, а кто-то за страх.
Глуп, наивен лишь тот, кто считает – всё может
Без надежды на то, что Аллах лишь поможет.

Источник

Диалоги с Хайямом

Мы такие, какими нас создал Аллах!
Блики света и тень на судьбы зеркалах.
Упадет лишь песчинка на звездных часах:
Пустота в зеркалах, что ж ты создал, Аллах?

Что знает капля, по цветку сползая?
Что знает соловей, на ветке распевая?
Что знает человек, живущий сотню лет?
Одно наверняка! Всех ждет земля сырая.

Приход мой небу славы не доставил,
И мой уход величья не прибавил.
Мне так и не дано постичь, зачем
Я в этот мир пришел, зачем его оставил.

Колонной маршируют миллиарды душ,
Пройдя через земную ссылку в глушь.
Задав Ему очередной вопрос: «Зачем.
Раз, бросив кости, отдал смерти куш?»

Из верченья гончарного круга времен
Смысл извлек только тот, кто учен и умен.
Или пьяный, привычный к вращению мира,
Ничего ровным счетом, не смыслящий в нем.

Теперь понятно, почему родная власть
На битву с пьянством рьяно поднялась.
Видать у пьяных есть крупицы смысла.
Раз не умеют, куда надо взятки класть.

Если б небо вершило, лишь праведный суд,
И земной был закон справедлив, хоть и крут,
Если б там, наверху, справедливость царила,
Благородные разве бы мучились тут?

Наш закон и теперь исключительно крут,
Вызывает усмешку наш праведный суд.
Справедливость нажива давно поглотила,
Благородные долго средь нас не живут.

Нам всегда чего-то в жизни не хватает,
Может быть, вершин, а может теплоты.
Вот и, кажется, что Бог… не доливает,
А на деле ведь… себе не доливаешь, ты.

Не ставь ты дураку хмельного угощенья,
Чтоб оградить себя от чувства отвращенья:
Напившись, криками он спать тебе не даст,
А утром надоест, прося за то прощенья.

Уж, если требует общения во хмелю натура,
То к кувшину с вином приятней женская фактура.
Пусть криками она соседям ночью спать не даст,
Но утром в чайхане ты будешь главная фигура.

Разбил кувшин из глины расписной,
До чертиков напившись в час ночной.
Кувшин сказал мне горестно и внятно:
«Я был тобой, ты скоро станешь мной. «

Забулдыга похож с кувшином,
Ведь по горло наполнен вином.
А какое меж ними различье?
Рано утром вино лишь в одном!

Вечный Сущий заметит едва ль,
Твою грусть и о смерти печаль.
Перед ним пролетают лавиной
Судьбы, лица. но разве их жаль?

Белоснежен песок с Клеопатрова пляжа,
Где гранатовый сок шоколадней грильяжа.
Полуночный вояж. вдаль летит экипаж,
Королевы… в объятьях смущенного пажа.

Душа и без огня у многих обгорела,
От злобной зависти засохла, опустела.
Бездушному едино в рай ему иль в ад,
Завистники, как баобабы, пустотелы.

Ни в мечеть я, ни в церковь, друзья, ни ногой!
И надежды на рай у меня никакой.
Забулдыга, безбожник, такой я, сякой,-
Видно, Бог меня сделал из глины плохой!

Глина очень похожа на конский помет,
Если выпил, напутал, то разве проймет?
Данных нет о попойках единого Бога,
Но, известно: вином угощал он народ.

В мечетях и храмах, в Копищах богов
Боятся ада, ищут райских снов.
Но тот, кто сведущ в таинствах творенья,
Не сеял в сердце этих сорняков!

По миру блуждая годами в пути,
Неведомый край мы стремимся найти.
Тропинку крутую в заоблачный Храм,
Забыв по пути, что Храм наш внутри.

Душой ты безбожник с Писаньем в руке,
Хоть вызубрил буковки в каждой строке.
Без толку, ты оземь башкой ударяешь,
Ударь лучше оземь, всем тем, что в башке!

Мечтают многие сундук набить добром,
Их выбор сделан меж душой и серебром.
Башкою оземь колотят лишь об одном,
Не видеть бабу на пути с пустым ведром.

Жизнь уходит из рук, надвигается мгла,
Смерть терзает сердца и кромсает тела.
Возвратившихся нет из загробного мира,
У кого бы мне справиться: как там дела?

Наслаждаться спеши, выпей чашу до дна,
Мгла навстречу спешит, хоть пока не видна.
Схож наш путь с жизнью ветреной розы,
Дарит радость ей юность с утра, увядает одна.

Вода и ветер рушат бастионов стены,
Творенья рук людских хрупки и тлены.
В веках живут лишь мифы и легенды,
Герои их историй в памяти бессмертны.

Неужели нужен подвиг Герострата,
Чтоб запомнились навеки жизни даты.
Человек другим велик, чем материк.
Ядерный Армагеддон его величью плата.

Сколько этих и тех на дорогах судьбы,
Сколько крови и слёз, суеты и пальбы.
Золотой молотьбы расплодились герои,
Не услышит набоб угнетенных мольбы.

Тот, кто с юности верует в собственный ум,
Стал в погоне за истиной сух и угрюм.
Притязающий с детства на знание жизни,
Виноградом не став, превратился в изюм.

Советчиков смешит коронный трюк,
вещает громко с важностью индюк.
Хадж не прошел, но поучает лихо,
как жажду утолит с песком бурдюк.

Ну и что изменилось за тысячу лет,
Где лиловый закат или жёлтый рассвет?
Мы «от пуза» едим, воспарили без крыл?
Лишь ценою чеснок разум сильно затмил.

Чтоб жизнь прожить, знать надобно не мало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем, что попало есть,
И лучше будь один, чем с кем попало.

Нам на пути случайностей не счесть,
Везение за мудрость принимает лесть.
Ты чаще слушай колкость порицаний,
Так не взрастишь в душе слепую спесь.

Смысла нет, постоянно себя утруждать,
Чтобы здесь, на земле, заслужить благодать.
Что тебе предначертано, то и получишь.
И ни больше, ни меньше. И нечего ждать.

Чтоб в миру заслужить благодать,
Надо многим, служа, угождать.
Вот тогда, может быть, и получишь,
То. чего в мир иной не забрать.

На зеленой траве никуда не спеша
Отдыхает степенно в нирване душа.
Райский сад миражем её приснился,
Где ж для нас жизнь ещё хороша?

Усеивает златом часто прах свой знать,
Берёт в могилу скарб и служек рать.
Кто знает, что там сможет пригодиться?
Соблазны, порождая у потомков, обобрать.

Куда уйти от пламенных страстей,
Что причиняют боль душе твоей?
Когда б узнал, что этих мук источник
У той в руках, что всех тебе милей.

В самоиронии терпения залог успеха,
В сраженье за любовь, куда без смеха?
Строптивого осла ведь легче укротить,
Чем осознать, что ж для любви помеха.

Покоя мало, тягот не избыть,
Растут заботы, все мрачнее жить.
— Хвала Творцу, что бед у нас хватает:
Хоть что-то не приходится просить!

Когда за вечность принимаешь миг,
Когда прекрасен только милой лик,
Когда рассудок страстью заторможен,
То как поймешь, что пыл её лишь блик.

Сердце, коему жить без любви суждено,
Не живет в бытии, уже мертво оно.
И считай человека при жизни усопшим,
Если мира любви ему знать не дано.

Источник

Вино и глина, или беседы с Хайамом. Беседа 10

О.:
В этом мире на каждом шагу – западня.
Я по собственной воле не прожил и дня.
Без меня в небесах принимают решенья,
А потом бунтарем называют меня!

В.:
Для утешенья и отмщенья
Козёл быть должен отпущенья…

* * *
О.:
Благородство и подлость, отвага и страх –
Все с рожденья заложено в наших телах.
Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже –
Мы такие, какими нас создал Аллах!

* * *
О.:
Если счастлив – от счастья, глупец, не шалей.
Если станешь несчастным – себя не жалей.
Зло с добром не вали без разбору на Бога:
Богу, бедному, в тысячу раз тяжелей!

* * *
О.:
Все, что будет: и зло, и добро – пополам
Предписал нам заранее вечный калам.
Каждый шаг предначертан в небесных скрижалях.
Нет резона страдать и печалиться нам.

В.:
Коль ты слюнявый идиот –
Иди, куда Господь ведет.
А если есть ума немного –
Так ты ж иди своей дорогой…

В.:
Не гимны, не марши и не попса –
В жизни у жизни свои голоса:
Песни на свадьбе, слёзы на тризне,
Любовные стоны – симфония жизни…

* * *
О.:
Небо сердцу шептало: «Я знаю – меня
Ты поносишь, во всех своих бедах виня.
Если б небо движеньем своим управляло –
Ты бы не было, сердце, несчастным ни дня!

В.:
Небо сердцу шептало: «Я знаю – меня
Ты поносишь, во всех своих бедах виня.
Но движеньем небес управляет закон,
Что когда-то придумал проклятый Ньютон…»

* * *
О.:
Ты меня сотворил из земли и воды.
Ты – творец моей плоти, моей бороды.
Каждый умысел мой предначертан Тобою.
Что ж мне делать? Спасибо сказать за труды?

В.:
А меня сотворил из вина и греха,
Горсть сомнения бросив, щепотку стиха,
Ложку вольного духа, крупинку ума.
Рецепт правоверности странный весьма…

В.:
Ты меня сотворил из земли и воды –
Я тебе благодарен, Господь, за труды.
Только я экспонатом в музей не гожусь –
Ты сиди, отдыхай, я пойду потружусь…

Источник

Я останусь Хайямом. 4

Жара. Кругом бескрайняя степь: ни деревца ни какой бы то захудалой крыши. Дальние в мареве горы не радует глаз. Довольно большая группа людей: кто на коне, кто на осле медленно ползет по пыльной дороге – это паломники, идущие в Мекку. Впереди, сзади, по бокам охрана нанятая на общие деньги: дальний путь не безопасен: степи, горы пустыни лежащие впереди кишат враждебными племенами и разбойниками. Омар спешился: устал в седле: возраст дает о себе знать. Отстать он не боится: на километр растянулся будто живой ручей, поток двигающихся людей и животных. Одно радует скоро привал: это отдых, еда и желанный сон.
Возвращение было значительно радостнее. В каком бы селении не оказывался Омар, зеленая чалма на его голове говорила за него: «Я совершил хадж» и требовала к своему хозяину уважение и благоговение. Мекка, Мадина, Тайма, Сакака, Багдад, Дизфуль, Исфахан вставали перед ним в такой очередности и исчезали за спиной, когда приходило время. В каждом из перечисленных городов Омар задерживался: средств к существованию не было и приходилось их зарабатывать преподаванием в медресе или в сельской школе. В Багдаде Хайям прожил 5 лет. Благо, брали его охотно: человек совершивший хадж святой: он коснулся священного камня и впитал священное сияние, исходящее от гроба пророка. Но хадж не изменил Хайяма, наоборот еще больше укрепил ученого в своей правоте. Мысли свои он уже ни кому не говорил: рубаи сложенные в то время говорили за него:

Благородство и подлость, отвага и страх —
Все с рожденья заложено в наших телах.
Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже —
Мы такие, какими нас создал Аллах!

Мы источник веселья – и скорби рудник.
Мы вместилище скверны – и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир, – многолик.
Он ничтожен – и он же безмерно велик!

В родной Нишапур Хайям вернулся глубоким старцем. Здесь его никто не ждал. Он посилился в маленьком в две комнаты домике и брал частные уроки обучая не богатых малолетних нишапурцев за мизерную плату которую хватало на необходимое: масло для ламп, дрова на зиму и еду.

Вино враждует с пьяницей, а с трезвым дружит, право.
Немного пьем — лекарство в нем, а много пьем — отрава.
Не пейте неумеренно: вам будет вред безмерный,
А будем пить умеренно — вину и честь и слава!

Компания оглядывается на него.
– О мудрейший извини. Почитай еще: мудры твои слова. – Говорит один из них.
– Хм, еще?

Вино запрещено, но есть четыре «но»:
Смотря кто, с кем, когда и в меру ль пьет вино.
При соблюдении сих четырех условий
Всем здравомыслящим вино разрешено.

– А еще?
– Еще. Я все сказал, что хотел.
К их разговору прислушиваются другие присутствующие число которых постоянно меняется: кто-то выходит, кто-то заходит.
– Для души почитай, мудрейший.
– Для души… – ворчит Хайям, но читает:

Слушающие смеются и затихают в ожидании нового рубаи.

Если есть у тебя для жилья закуток —
В наше подлое время – и хлеба кусок,
Если ты никому не слуга, не хозяин —
Счастлив ты и воистину духом высок.

В колыбели – младенец, покойник – в гробу:
Вот и все, что известно про нашу судьбу.
Выпей чашу до дна – и не спрашивай много:
Господин не откроет секрета рабу.

Одно четверостишие за другим читает Хайям. Глаза его поблескивают. Он доволен. Здесь он может говорить, что думает. Не надо претворяться и бояться. Все кто здесь находится такие же как он безправные и битые судьбой люди. Они внемлют каждому слову и благодарны.
– А про любовь можешь? – спрашивает кто-то ломающимся юношеским баском.
Омар смеется по-стариковски тихо. Делает большие глаза.
– И тебе надо про любовь? – спрашивает он, выискивая глазами заказчика. – Что ж можно и про любовь.

Кто урод, кто красавец – не ведает страсть.
В ад согласен безумец влюбленный попасть.
Безразлично влюбленным, во что одеваться,
Что на землю стелить, что под голову класть.

– У-у-у, это не про любовь. – Слышится в том же голосе разочарование.

– Как не про любовь. А про что же? – задает свой вопрос Хайям.
– Давай про настоящую любовь.
– Про настоящую…

Говорят: нас в раю ожидает вино.
Если так – то и здесь его пить не грешно.
И любви не грешно на земле предаваться —
Если это и на небе разрешено.

– У-у-у. – опять слышится недовольство.
– Да вы привереды, как я посмотрю. – Омар улыбается одними глазами.

В дверях кухни стоит девчушка и наблюдает за происходящим. Саки занят делом. Торговля пошла бойкая: народ прибывает и прибывает.
– Дай поэту промочить горло, а потом мучай. – доносится из прибывающей публики. Кто-то тут же тянет Хайяму пиалу.
– Нет, не надо, – отказывается тот и читает:

Дай коснуться, любимая, прядей густых,
Эта явь мне милей сновидений любых.
Твои кудри сравню только с сердцем влюбленным,
Так нежны и так трепетны локоны их!

Слышится топот и довольный смех.
– Что это про любовь? – говорит Хайям, глядя в толпу.
– Да, – нестройно отвечает публика.
– А это? – спрашивает опять Омар:

Опасайся плениться красавицей, друг!
Красота и любовь – два источника мук.
Ибо это прекрасное царство не вечно:
Поражает сердца и – уходит из рук.

Присутствующие гудят, выражая, таким образом, восторг.

К черту пост и молитву, мечеть и муллу!
Воздадим полной чашей Аллаху хвалу.
Наша плоть в бесконечных своих превращеньях
То в кувшин превращается, то в пиалу.

Толпа вмиг затихает.
Задумались или испугались? Ставший серьезным взгляд Хайяма мельком проходит по лицам. Пусть подумают, пусть. Кто еще им скажет правду, думает Хайям и продолжает:

Я нигде преклонить головы не могу.
Верить в мир замогильный – увы! – не могу.
Верить в то, что, истлевши, восстану из праха
Хоть бы стеблем зеленой травы, – не могу.

– Все друзья, – говорит уставший Омар, а про себя думает, хорошего помаленьку, и поднимается уходить. Толпа не хочет его отпускать, но он непреклонен. Кто находится рядом, кидают за ворот рубахи проходящего Хайяма монеты. Омар отталкивает тянущиеся к нему руки.
– Что это вы надумали. Не надо. Несите домой, в семью. – Смущаясь, говорит он, пробивается в двери и уходит.
На улице солнцепек. Дорога пустынна. Добрый хозяин осла не выведет в такую пору. Омар заложив руки за спину идет, не торопясь к своему домику огороженному дувалом.
– Хаджа Омар, Ассаламу алейкум! – слышится окрик.
Омар оборачивается на звук. Из лавки вышел гончар и машет ему приветливо рукой запачканной в глине.
– Ва-алейкум. – Отвечает Хайям и идет на встречу.
– Взгляни, уважаемый, какой товар у меня сегодня. Хорошо заработал. Хочу поделиться с тобой, ведь здесь и твой труд есть. Хайям удивляется, но проходит.
– Показывай, что здесь у тебя, – старик осматривает лавку. – Вот взгляни. – Гончар протягивает кувшин. Кувшин изящен. Тонкий носик и большая ручка изогнуты, словно руки танцующей красавицы, а по крутым ярко раскрашенным бокам напоминающим женские бедра нанесены арабской вязью слова. Омар читает:

Когда песню любви запоют соловьи —
Выпей сам и подругу вином напои.
Видишь: роза раскрылась в любовном томленье?
Утоли, о влюбленный, желанья свои!

– И что покупают?
– Нарасхват. Два таких же заказали с пиалами и хотят два с другим рубаи.
– Другим? Запиши.

Пей вино, ибо друг человеку оно,
Для усталых – подобно ночлегу оно,
Во всемирном потопе, бушующем в душах,
В море скорби – подобно ковчегу оно.

Если хочешь слабеющий дух укрепить,
Если скорбь свою хочешь в вине утопить,
Если хочешь вкусить наслаждение – помни,
Что вино неразбавленным следует пить!

– Эти подойдут.
– Подойдут, благороднейший. Возьми, – говорит склонившись гончар и протягивает золотой динар.
– О, дорого ценишь ты мои рубаи.
– Не я: купцы.
– Ладно, возьму. Не грех взять заработанное. А это на сдачу:

Что делаешь, гончар?! Одумайся, пойми,
Ты по невежеству глумишься над людьми.
Хосрова* голову и пальцы Феридуна*,
Хоть их-то с колеса гончарного сними!

И не прощаясь пошел дальше. По дороге купил на вырученные деньги масла, кинул пару дирхемов нищему и, закрыв за собой калитку, вошел в свой сумрачный дом….

Жизнь моя тяжела: в беспорядке дела,
Ни покоя в душе, ни двора, ни кола.
Только горестей вдоволь судьба мне дала.
Что ж, Хайям, хоть за это Аллаху хвала!

Хаджа* – Человек совершивший хадж, то есть посетил святую Мекку.

Дервиш* – Мусульманский аналог монаха, аскета; приверженец суфизма.

Хосров* – Герой древнеперсидской мифологии. Персонаж «Шахнаме».

Фередун* – Герой древнеперсидской мифологии. Персонаж «Шахнаме», победитель дракона.

Источник

Мы такие какими нас создал аллах

Кто пол-лепешки в день себе найдет,
Кто угол для ночлега обретет,
Кто не имеет слуг и сам не служит
Счастливец тот! Он хорошо живет

Коль можешь, не тужи о времени бегущем,
Не отягчай души ни прошлым ни грядущим.
Сокровища свои потрать пока ты жив,
Ведь все равно в тот мир предстанешь неимущим.

Я познание сделал своим ремеслом,
Я знаком с высшей правдой и низменным злом.
Все тугие узлы я распутал на свете,
Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.

Когда б я властен был над этим небом злым,
Я б сокрушил его и заменил другим,
Чтоб не было преград стремленьям непокорным,
И человек мог жить, судьбою не томим.

Если б мне всемогущество было дано —
Я бы небо такое низринул давно
И воздвиг бы другое, разумное небо,
Чтобы только достойных любило оно!

Когда ты для меня слепил из глины плоть,
Ты знал, что мне страстей своих не побороть;
Не ты ль тому виной, что жизнь моя греховна?
Скажи, за что же мне гореть в аду, господь?

****
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Жизнь пронесётся, как одно мгновенье,
Её цени, в ней черпай наслажденье.
Как проведёшь её, так и пройдёт.
Не забывай: она твоё творенье.

***
Вовлечь бы в тайный заговор Любовь!
Обнять весь мир, поднять к тебе Любовь,
Чтоб, с высоты упавший мир разбился,
Чтоб из обломков лучшим встал он вновь!

***
Ты, Боже, мне повелеваешь
Любить людей! Но ты ведь знаешь,
Что люди эти недостойны
Забот души и нежных чувств.

Так пьют ослы у водопоя,
Безвольно у бадейки стоя,
Упрямо, безучастно ждут,
Пока поденщика бьет кнут…
Нет, Боже, жителям земли –
Лишь затрудненье от любви.

Мудрец, тебе ль меня презрением клеймить
За то, что я свой век провёл здесь в опьяненьи?
Ты был ли в силах сам так верить и любить,
Чтоб веря и любя быть в вечном заблужденьи?
Я был мудрей тебя. Сокровища земные
Меня поработить собою не могли;
Кончая дни свои, здесь в жизни, трудовые,
Что можно взять с собой туда опрочь любви.
И я не плачу, нет! Из мира удаляясь,
Его сокровища мне были – хлам пустой,
Из мира этого в мир новый отправляясь,
Сокровище свой – любовь – беру с собой.

Превратно всё кругом, и ты не собирай
Огромных ценностей…не в них зародыш блага,
Но душу отыщи и с ней себя сливай;
Без дружеской ноги нельзя ступить ни шага.
Что деньги? То метал по ценности случайный!
Дворцы, имения – ты всё оставишь тут,
И в час последний твой, в час страшный чрезвычайный,
Все блага от тебя внезапно отойдут.
Но если душу ты пленишь своей любовью,
Она на твой призыв повсюду отзовётся,
Любя, в предсмертный час присядет к изголовью,
Сама здесь всё свершив, там вновь с тобой сольется.

Источник