мы за смех но нам нужны подобрее щедрины и такие гоголи чтобы нас не трогали
Нам нужны советские Гоголи и Щедрины
В более кратком виде – «Нам Гоголи и Щедрины нужны» – фраза появилась в печати на полгода раньше, в редакционной статье «Правды» от 7 апреля 1952 года «Преодолеть отставание драматургии». Эта статья – один из самых известных установочных текстов советской идеологии. «Нам не надо бояться показывать недостатки и трудности, – говорилось здесь. – Лечить надо недостатки. Нам Гоголи и Щедрины нужны». В той же статье были пущены в ход такие обороты, как «теория бесконфликтности», «конфликт хорошего с лучшим» и «лакировка действительности».
Редакторы «Правды» самодеятельностью не занимались, а излагали мысли вождя. Мысль о советских Гоголях и Щедриных вождь высказал при обсуждении кандидатур на Сталинские премии 26 февраля 1952 года: «Говорят так, словно у нас нет сволочей. Говорят, что у нас нет плохих людей, а у нас есть плохие и скверные люди. У нас есть еще немало фальшивых людей, немало плохих людей, и с ними надо бороться, и не показывать их – значит, совершать грех против правды. Раз есть зло, значит, надо его лечить. Нам нужны Гоголи. Нам нужны Щедрины» (согласно записи К. Симонова, опубликованной в его книге «Глазами человека моего поколения», 1988).
Почему в 1952 году Сталину вдруг понадобились Гоголи и Щедрины? Тут возможны только гипотезы. Историк советской литературы Евгений Добренко объясняет это тем, что Сталин готовил новую «большую чистку» в высших эшелонах власти.
Со смертью Сталина надобность в чистке отпала, а вместе с ней – и надобность в Гоголях–Щедриных. В № 3 журнала «Коммунист» за 1957 год этот лозунг фактически осуждался: «Кое-кто неправильно толкует призыв партии поднять бичующую силу нашей сатиры до уровня гоголевской и щедринской. Забывается при этом, что сатира Гоголя и особенно сатира Салтыкова-Щедрина была направлена на расшатывание основ существовавшего тогда строя». Между тем цель советской сатиры совершенно иная – «утверждение советского строя путем критики недостатков».
Эту смену партийной установки сатирик Юрий Благов предвидел уже в 1953 году:
Мы – за смех! Но нам нужны
Чтобы нас не трогали.
Эпиграмма была опубликована в «Крокодиле» сразу же после смерти Сталина. Правда, редактор изменил первую строку («Я – за смех…» вместо «Мы – за смех») и дал заглавие «Осторожный критик».
Сталинско-маленковская формула имела давнюю предысторию. Еще до революции большевистский критик Александр Воровский писал: «Нам виден другой смех – смех Гоголя, Щедрина, Чехова. И нужен их смех» («Литературные заметки», «Ясная заря», 25 окт. 1911). Лев Троцкий в основополагающем для своего времени труде «Литература и революция» (1923) утверждал: «Нам нужны свой “Недоросль”, свое “Горе от ума”, свой “Ревизор”». А за 25 лет до Сталина известный деятель ВКП(б) С.И. Гусев писал: «К сожалению, у нас еще нет наших советских Гоголей и Салтыковых» («Пределы критики», «Известия», 5 мая 1927).
В послесталинскую эпоху роль советского Гоголя и Щедрина играл Аркадий Райкин вместе с авторами «райкинских» текстов. В сатирическом спектакле Вл. Масса и Мих. Червинского «Любовь и три апельсина» (1962) персонаж Райкина, директор Академии смеховедческих наук, разъяснял: «Смех бывает: идейный – безыдейный, оптимистический – пессимистический, нужный – ненужный, наш – не наш, иронический, саркастический, злопыхательский, заушательский, утробный, злобный и… от щекотки». В другой версии этого монолога упоминались еще два вида смеха – «гомерический, софронический». «Софронический» – от имени Анатолия Софронова, автора производственных комедий «Стряпуха» и «Миллион за улыбку».
Софронический смех, собственно, и был идеальным воплощением советской сатиры.
Салтыков-Щедрин
«При доме был разбит большой сад, вдоль и поперек разделенный дорожками на равные куртинки, в которых были насажены вишневые деревья.
Дорожки были окаймлены кустами мелкой сирени и цветочными рабатками, наполненными большим количеством роз, из которых гнали воду и варили варенье. Так как в то время существовала мода подстригать деревья (мода эта проникла в Пошехонье. из Версаля!), то тени в саду почти не существовало, и весь он раскинулся на солнечном припеке, так что и гулять в нем охоты не было. Еще в большем размере были разведены огороды и фруктовый сад с оранжереями, теплицами и грунтовыми сараями. Обилие фруктов и в особенности ягод было такое, что с конца июня до половины августа господский дом положительно превращался в фабрику, в которой с утра до вечера производилась ягодная эксплуатация. Даже в парадных комнатах все столы были нагружены ворохами ягод, вокруг которых сидели группами сенные девушки, чистили, отбирали ягоду по сортам, и едва успевали справиться с одной грудой, как на смену ей появлялась другая. Нынче одна эта операция стоила бы больших денег. В это же время в тени громадной старой липы, под личным надзором матушки, на разложенных, в виде четырехугольников, кирпичах, варилось варенье, для которого выбиралась самая лучшая ягода и самый крупный фрукт. Остальное утилизировалось для наливок, настоек, водиц и проч. Замечательно, что в свежем виде ягоды и фрукты даже господами употреблялись умеренно, как будто опасались, что вот-вот недостанет впрок.
( Читать дальше. Свернуть )
zotych7
zotych7zotych7
Нам нужны советские Гоголи и Щедрины
5 октября 1952 года Георгий Маленков выступил с отчетным докладом ЦК перед XIX съездом ВКП(б). Маленков числился среди возможных наследников Сталина, а после смерти Иосифа Виссарионовича заменил его на посту председателя Совмина. Довольно неожиданно он затронул вопрос о сатире:
– Неправильно было бы думать, что наша советская действительность не дает материала для сатиры. Нам нужны советские Гоголи и Щедрины, которые огнем сатиры выжигали бы из жизни все отрицательное, прогнившее, омертвевшее, все то, что тормозит движение вперед.
В более кратком виде – «Нам Гоголи и Щедрины нужны» – фраза появилась в печати на полгода раньше, в редакционной статье «Правды» от 7 апреля «Преодолеть отставание драматургии».
Эта статья – один из самых известных установочных текстов советской идеологии. «Нам не надо бояться показывать недостатки и трудности, – говорилось здесь. – Лечить надо недостатки. Нам Гоголи и Щедрины нужны». В той же статье были пущены в ход такие обороты, как «теория бесконфликтности», «конфликт хорошего с лучшим» и «лакировка действительности».
Редакторы «Правды» самодеятельностью не занимались, а излагали мысли вождя. Мысль о советских Гоголях и Щедриных вождь высказал при обсуждении кандидатур на Сталинские премии 26 февраля 1952 года:
– Говорят так, словно у нас нет сволочей. Говорят, что у нас нет плохих людей, а у нас есть плохие и скверные люди. У нас есть еще немало фальшивых людей, немало плохих людей, и с ними надо бороться, и не показывать их – значит совершать грех против правды. Раз есть зло, значит, надо его лечить. Нам нужны Гоголи. Нам нужны Щедрины.
(По записи Константина Симонова, опубликованной в его книге «Глазами человека моего поколения», 1988.)
Почему в 1952 году Сталину вдруг понадобились Гоголи и Щедрины? Тут возможны только гипотезы. Историк советской литературы Евгений Добренко объясняет это тем, что Сталин готовил новую «большую чистку» в высших эшелонах власти.
Со смертью Сталина надобность в чистке отпала, а вместе с ней – и надобность в Гоголях-Щедриных. В № 3 журнала «Коммунист» за 1957 год этот лозунг фактически осуждался: «Кое-кто неправильно толкует призыв партии поднять бичующую силу нашей сатиры до уровня гоголевской и щедринской. Забывается при этом, что сатира Гоголя и особенно сатира Салтыкова-Щедрина была направлена на расшатывание основ существовавшего тогда строя». Между тем цель советской сатиры совершенно иная – «утверждение советского строя путем критики недостатков».
Эту смену партийной установки сатирик Юрий Благов предвидел уже в 1953 году:
Они говорят «демократия». И вы говорите. Константин Кеворкян
В советское время в ответ на казённый призыв к необходимости сатирически изобличать недостатки родилась знаменитая эпиграмма: «Мы — за смех! Но нам нужны подобрее Щедрины и такие Гоголи, чтобы нас не трогали». Борьба за украинскую «демократию» подразумевает отсутствие этой самой демократии и ее важнейшей составляющей — свободы мысли и слова
В майданном понимании свобода слова должна быть исключительно у тех, кто имеет некую «лицензию на истину», и это касается не только официальных лицензий для СМИ, но даже права высказывать свое личное мнение в социальных сетях или в виде манифестаций несогласных с политикой правительства. СБУ уже предупредила, что возможные акции протеста против роста тарифов будут расцениваться как «пророссийские», а уголовные дела против людей, опрометчиво высказывавшихся в соцсетях против майданного режима, исчисляются десятками.
При этом вводящая жесточайшую цензуру на СМИ, книги, фильмы, гастроли артистов Украина считается страной «демократической», а, скажем, Россия — где полки магазинов завалены антироссийской литературой, а информационная, образовательная, культурная сферы кишат весьма активными и шумными прозападными «либералами» — «диктатурой».
В целях укрепления своего демократического имиджа украинские власти готовятся официально утвердить «Концепцию информационной безопасности», подразумевающую дальнейшее ужесточение цензуры и борьбы с инакомыслящими. В концепции прописаны реальные меры укрощения строптивых: в частности, более активное участие СБУ в мониторинге СМИ и социальных сетей, проведение «превентивных информационных и психологических операций» против населения, купирование «обострения социально-экономической ситуации».
Более того, целью информационной дрессуры ставится «формирование доброжелательного отношения и поведения» (!) граждан «для преодоления негативных последствий, причинённых кризисом». Никто даже не скрывает задачу выработки у общества условных рефлексов — доброжелательных к режиму и снисходительных к результатам его позорного хозяйствования.
Уничтожение могущих нарушить информационную монополию Майдана альтернативных источников информации идёт буквально с первых дней после победы «революции гидности». И сегодняшние жертвы цензурных запретов ранее сами нередко приветствовали решения власти о запрете вещания российских СМИ или уничтожение информационных ресурсов Антимайдана. Украинская информационная сфера способствовала изгнанию и травле сотен оппозиционных политиков, деятелей культуры, независимых журналистов.
Более того, некоторые ее представители радовались физическим расправам над неугодными — в частности, убийству Олеся Бузины или бомбардировкам жителей Донбасса. В числе самых ярых цензоров и лакеев числятся множество бывших журналистов — вроде Александра Ткаченко, Мустафы Найема, Ольги Герасимьюк, Сергея Лещенко и прочих вчерашних «борцов за свободу слова». В их понимании «свобода слова» — это свобода исключительно их слова.
Накануне принятия «Концепции информационной безопасности» начался очередной виток репрессий против немногочисленных СМИ, которые на Украине с некоторой натяжкой причисляют к оппозиционным. Предъявлены претензии телеканалам «Наш», «Первый Независимый», «Интер», причем спектр претензий — от выступлений оппозиционных политиков до трансляции советских кинофильмов. Только за последние месяцы Нацрада по вопросам телевидения и радиовещания несколько раз назначила проверки украинским телеканалам за показ фильмов — таких как «Место встречи изменить нельзя», «Узник замка Иф», «Д’Артаньян и три мушкетера», «По семейным обстоятельствам», «Большая перемена» и т. д. Кары — от огромных штрафов до угрозы отзыва лицензии на вещание.
Возмутительно, конечно, но ведь и началось это не вчера. Зимой скопом были закрыты сразу три телеканала — ZiK, NewsOne, «112 Украина»; до того уничтожен телеканал «Киевская Русь», недавно введены санкции против популярного сайта «Страна.ua», и подобных примеров ещё множество. При этом особую роль в преследовании неугодных принимали именно коллеги-журналисты. Например, в декабре прошлого года — после эфира на телеканале «Наш» с официальным представителем ЛНР на переговорах в Минске Родионом Мирошником — сайт «Лига.net», согласно их же информационному сообщению, «направил запросы и позвонил в СБУ и Нацсовет по телевидению и радиовещанию с просьбой рассказать, как ведомства отреагировали на инцидент».
Или когда СБУ составила представления на журналистов, аккредитованных в Верховной Раде и якобы «работающих на спецслужбы России». И тогдашняя глава комитета Рады по вопросам свободы слова (!) и информационной политики Виктория Сюмар вдохновенно рассказывала, что репортёры «провоцируют некоторые ситуации, снимают их, а потом вырезают фрагменты видео и передают их российским телеканалам». А недавняя попытка заблокировать по решению суда популярные TГ-каналы «Легитимный», «Сплетница», «Резидент», «Картель», против которых Служба безопасности Украины фабриковала дело о «работе на Россию». Или арест известного по своим выступлениям в СМИ эксперта Юрия Дудкина, обвинённого СБУ в «государственной измене».
Сильное ли впечатление после закрытия телеканалов Медведчука на местных «акул пера» произвело заявление «Репортёров без границ», что «это нарушение свободы выражения нарушает международные обязательства Украины»? Или когда в отчете Управления Верховного комиссара ООН по правам человека по этому же поводу дословно было сказано следующее: «Решение противоречит международным стандартам в области прав человека, поскольку ему не хватает обоснования необходимости и пропорциональности, и оно не было принято независимым органом». Разве были эти слова поддержаны «представителями патриотических СМИ»?
Их восторг от ликвидации телеканалов Виктора Медведчука сравним разве что с радостью некоторых телеведущих закрытого ZiKа после запрета в 2014 году российских телеканалов. И должны ли у нас после этого вызвать сочувствие любые проблемы СМИ на другом фланге, в частности, штраф, наложенный на вполне людоедский телеканал НТА за ксенофобские высказывания в его эфире экс-нардепа Олега Барны?
Разумеется, многие запуганные СМИ хотят отсидеться в тени, но их поодиночке вытаскивают и оттуда. Шпрехенфюрер Кремень (кстати, сам член Национального Союза Журналистов) требует провести специальное совещание СНБО, поскольку ряд телеканалов «дерзко и систематично» (по его словам) нарушали тоталитарный мовный закон. На заклание предлагается уже не только «Интер», но и «1+1», «Украина», «ICTV» и «МЕГА».
Тем временем только за прошлый год, по данным главы Национального Союза журналистов Украины Сергея Томиленко, на Украине совершено 77 нападений на журналистов, в результате чего пострадал 101 работник медиа (для сравнения, в 2019 году зафиксировано 75 нападений, в результате которых пострадали 85 работников медиа-сферы). И после этого чиновники украинского правительства (типа Александра Ткаченко) что-то ещё рассуждают о проблемах со свободой слова в Белоруссии? Со своей тиранией для начала разберитесь.
Когда Зеленский зимой этого года разъяснял причины закрытия сразу трёх оппозиционных телеканалов, его первая реакция была озвучена именно английском языке, и это лучше иных фактов характеризует, чьё мнение в первую очередь волнует президента Украины. Он особо подчеркнул, что решение о запрете оппозиционных телеканалов поддержано США и Евросоюзом — следовательно, Запад одобряет внутреннюю политику киевского режима, несёт за неё ответственность и готов ее оплачивать дальше.
Потому и подавление так любящих «цивилизованный Запад» украинских СМИ будет продолжаться — при их самой активной, восторженной и самоубийственной поддержке. Источник
Мы за смех но нам нужны подобрее щедрины и такие гоголи чтобы нас не трогали
Одним из величайших злодейств советской власти могло бы стать окончательное и полное уничтожение советской сатиры, неотделимой от классической русской литературной традиции. Бесчинства цензуры, тирания издательских функционеров, эпидемии газетно-журнальных разносов, директивы безумных вождей, бдительность и усердие тренированных редакторов низшего звена и, наконец – прямые репрессии со стороны ЧК-ГПУ-КГБ – все это неизбежно должно было привести к абсолютному вырождению русской сатиры.
И все же этого не произошло. Но не потому, что губители русской культуры опомнились и сдержали свои драконовы усилия. Вовсе нет. Разгадка чудодейственной жизнестойкости русской сатиры – в другом.
Обескровленная, гибнущая, но движимая великим инстинктом самосохранения, русская сатира тремя могучими эшелонами устремилась в подполье.
Часть ее растворилась в бытовом и политическом анекдоте, застольном устном рассказе, нашла себе приют в томительных очередях за второсортным мясом, возле пивных ларьков, на трамвайных остановках и в курилках бесчисленных НИИ.
Вторая часть воплотилась в расплывающиеся шуршащие листки Самиздата, которые передаются из рук в руки до тех пор, пока они не превращаются в пыль. Если бы «настоящие» фабричные советские книги обладали душой и речью, они бы поведали нам, что каждая из них мечтает о подобной судьбе.
И наконец, третья часть самыми хитроумными путями, минуя таможенные кордоны, перенеслась на Запад и обрела долгую жизнь на хорошей капиталистической бумаге, под яркими глянцевыми обложками «тамиздатских» книжек.
Так именно на Западе были изданы лучшие вещи Замятина, Булгакова, Платонова, Войновича, Владимова, Аксенова, Гладилина, Синявского-Терца, Гарика-Губермана, Сагаловского, Камова-Канделя и многих, многих других мастеров горького, язвительного, беспощадного и очищающего смеха.
И вот недавно, впервые, если мне не изменяет память, лондонское издательство «Оверсис» (что наиболее точно переводится старинным русским словом «Заморье») выпустило в свет фундаментальную «Антологию юмора и сатиры послереволюционной России» в двух томах под редакцией Бориса Филиппова и Вадима Медиша.
Антология снабжена предисловием Бориса Андреевича Филиппова, одного из старейших и наиболее заслуженных деятелей русского литературного Зарубежья, благодаря усилиям которого именно на Западе вышли в свет наиболее полные собрания сочинений Ахматовой, Мандельштама, Гумилева и Клюева.
В этом предисловии автор тонко рассуждает о природе истинной сатиры, как о реакции всего живого, органичного и полноценного – на все механизированное, омертвевшее и безжизненное.
Филиппов убедительно доказывает, что марксистско-ленинская догма по сути своей исключает настоящую сатиру, хоть и пытается время от времени мобилизовать ее на борьбу с так называемыми пережитками прошлого.
Недаром, утверждает Филиппов, лучшие образцы сатиры послереволюционного периода созданы писателями, «несозвучными» советскому строю или даже тайно враждебными ему.
И хотя один из крупных партийных деятелей сталинской эпохи (критик Гусев-Драбкин) обронил в 1927 году слова о том, что нет еще в СССР «наших советских Гоголей и Салтыковых, которые могли бы с такой же силой бичевать наши недостатки», тем не менее, любая попытка советского сатирика вырваться из круга ничтожно мелких тем и явлений всегда была чревата для автора самыми грозными последствиями.
Не случайно так популярно было в народе четверостишие, приписываемое то Михаилу Светлову, то Юрию Олеше, то Зиновию Гердту, то Юрию Благову:
Антология издана в двух солидных томах, и разделены в них материалы по принципу довольно условному, да иначе и быть не могло.
В первом томе с недвусмысленно розовой обложкой (кстати, оба тома талантливо оформлены художником Андреем Краузе) представлены «советские писатели»: Замятин, Булгаков, Зощенко, Платонов, Ильф и Петров и другие, а второй том (с обложкой «безыдейного» голубого цвета) заполняют произведения писателей-эмигрантов: Ремизова, Тэффи, Саши Черного, Аверченко, Андрея Седых, Юрия Большухина, Абрама Терца и других.
Но ведь творческая биография таких писателей, как Замятин, Абрам Терц, Войнович, явно делится на два периода – советский и эмигрантский, а Булгаков и Платонов, например, хоть и оставались до конца жизни советскими гражданами, лучшие свои вещи опубликовали, тем не менее в западных издательствах.
Да и так ли уж важны эти географические, паспортные различия?! Читая антологию смеха, составленную Филипповым и Медишем, убеждаешься еще раз, что смеяться умеют по обе стороны железного занавеса, а пока мы умеем смеяться, мы останемся великим народом.