не так уж часто встречались на волге женщины штурманы
Укажите вид сказуемого?
Вид сказуемого : составное глагольное сказуемое
само сказуемое, если что : часто встречаются.
В скобках укажите вид сказуемого?
В скобках укажите вид сказуемого.
Выпишите грамматические основы, определите вид сказуемого?
Выпишите грамматические основы, определите вид сказуемого.
Найдите предложение с ошибкой в постановке дефиса?
Найдите предложение с ошибкой в постановке дефиса.
Отгадай загадки Найди в предложении сказуемое?
Отгадай загадки Найди в предложении сказуемое.
Укажи какой частью речи они выражены.
Определи форму и вид глагола.
В саду распустилась белая сирень?
В саду распустилась белая сирень.
1. Выпишите сказуемое, укажите, какая это часть речи.
2. Выпишите подлежащие, укажите, какая это часть речи.
Выпиши из предложений подлежащее и сказуемое?
Выпиши из предложений подлежащее и сказуемое.
Определи вид сказуемого.
Порядок слов не меняй!
Отгадай загадки?
Укажет какой частью речи они выражены.
Опередили форму и вид глагола.
Как отличить приложение от определения и от именной части составного сказуемого?
Как отличить приложение от определения и от именной части составного сказуемого?
Нужно срочно прошу.
Прихожу я однажды домой, открываю дверь и с изумлением вижу, что на полу лежит разбитый горшок с цветами. Я присел и увидел маленькие следы ведущие до комнаты. Переступив осколки от горшка и землю, зашел в комнату и заметил умывающегося грязной лап..
Да, вроде! Если нет прости, но по идеи так.
1. плавать, читать, помогать, желать, рассказывать, мыть, сочинять 2. Строить, рисовать, рубить, лепить, лечить, носить, готовить, хранить = = В лучший ответ.
1 спряжение : Плавать (плавает) Читать (читает) Рисовать (рисует) Помогать (помогает) Желать (желает) Сочинять (сочиняет) Рассказывать (рассказывает) Мыть (моет) 2 спряжение. Строить (строит) Рубить (рубит) Лепить (лепит) Лечить (лечит) Носить (носи..
Правильный ответ : чудо.
Константин Паустовский — Бег времени: Рассказ
Московскому художнику Лаврову предложили написать несколько пейзажей Волги. Лавров с радостью согласился. Но по медлительности своей прособирался все лето и выехал из Москвы на Волгу только в начале сентября.
Широкотрубный пароход сверкал протертыми до кристальной игры стеклами. В машинном отделении глухо гудели моторы. Пароход плавно нес свои огни и палубу, заполненную нарядными пассажирами, мимо подмосковных дачных рощ и разливов, где догорал холодноватый закат. Леса на берегах уже ржавели, золотели. Сигнальные фонари канала неярко светили в осенней мгле.
Лавров, несмотря на пожилой возраст, был застенчив и потому туго сходился с попутчиками. Людей он оценивал прежде всего с точки зрения их характерности и живописности.
Больше всего на пароходе его занимали два человека – загорелая девушка-штурман Саша и один из пассажиров, бритый старик с припухшими веками, известный историк.
Рыбинское море проходили на рассвете. Лавров вышел на палубу. Там было пусто и сыро от росы.
С запада навстречу мутноватой заре, предвещавшей непогоду, катились, шумя, невысокие волны.
Историк тоже вышел на палубу. Он стоял у борта, подняв воротник пальто и придерживая черную стариковскую шляпу.
С мостика сбежала по крутому трапу Саша. Она была в темной шинели, кожаных перчатках и берете. Под берет она подобрала свои каштановые косы. Саша сменилась с ночной вахты. Лицо ее горело от холода, губы обветрились.
– Здравствуйте! – приветливо сказала она Лаврову и улыбнулась. – Любуетесь морем?
– Еще бы! – ответил Лавров. – Почти невозможно поверить, что все это сделано человеческими руками.
– Движение событий приобрело такую стремительность, что история не успевает угнаться за ними, – сказал историк и натянул шляпу почти до ушей. – События проносятся, пересекаясь и опережая нашу кропотливую историческую мысль. Нужна целая армия историков, чтобы утвердить в научных исследованиях этот полет времени.
Около Кинешмы пароход обогнал вереницу плотов.
Порывистый ветер нес легкие рваные облака. Тени от них пролетали по реке и лесистым берегам, уходившим в воду осыпями песка. Вслед за тенью всегда прорывалось солнце, и тогда все вокруг начинало сверкать множеством красок и отблесков. То вылетит из тени, вспыхнув снежной белизной, и снова умчится в тень стая речных чаек, то запылает красный флаг над отдаленной избой на берегу, должно быть, над сельсоветом, то сосновый бор весь затрепещет и заблестит, будто его полили косым светлым дождем, то тот же бор покроется зеленой сумрачной пеленой, и до парохода долетит его протяжный величавый шум.
Волны от парохода заплескивали на плоты. На толстых сосновых кряжах, стянутых стальными тросами, стояли девушки с баграми и что-то кричали, но ветер уносил их крики к другому берегу, и ничего нельзя было разобрать. Были видны только крепкие зубы девушек на загорелых смеющихся лицах, разноцветные платки и взлетающие от ветра ситцевые подолы над смуглыми ногами.
Саша стояла на мостике. Она приложила ко рту медный рупор и крикнула:
– Хорошо, Саша! – дружно закричали в ответ девушки и замахали платками.
– До самого Сталинграда! Проща-ай! Не забывай про нас, про волжских девчонок!
Глядя на девушек, Лавров понял, что Саша для них – свой человек, что эта женщина-штурман, должно быть, известна и любима на Волге. Да иначе и быть не могло: не так уж часто встречались на Волге женщины-штурманы.
Вечером Лавров пожаловался Саше, что вот, мол, замечательный был сюжет для картины – девушки-плотогоны в ветреный, переменчивый по краскам день, – но ему не удалось даже сделать наброска: слишком быстро все пронеслось мимо.
– Вы бы хоть придержали пароход на одну минуту – шутливо сказал Саше Лавров.
– Я и сама понимаю, – ответила Саша. – Но только, Владимир Петрович, этого никак нельзя.
– Эх, вы! – вздохнул Лавров. – Машинные люди! Недооцениваете вы значения красоты в нашей жизни!
– Что вы! – горячо возразила Саша. – Мы очень любим и ценим красивое. Только и вы нас поймите.
– Чего же вас особенно понимать?
– А вы представьте себе всю сложность и стройность движения по всей стране, – ответила Саша. – Движения всех поездов, пароходов и самолетов, сеть точек пересечения их путей, где все они должны быть точно по расписанию. Это нужно для того, чтобы жизнь шла ровно и без перебоев. Разве это не красота?
– Пожалуй, – согласился Лавров. – Я об этом как-то не подумал.
Шли Волгой. Тянулись золоченые холмы крутого правого берега. Стальные мачты электропередач стояли по колена в осенней листве. Там, в вышине, по туго натянутым проводам непрерывно лился электрический ток: Лаврову почему-то казалось, что этот ток отблескивает синевой. Может быть потому, что ток, обнаруживая себя, давал голубые вспышки.
Левый берег уходил в туман. Туман этот был разнообразно окрашен. В нем были то розовые, то золотые, то синие и сиреневые, то пурпурные и бронзовые широкие и размытые пятна. Лавров знал, что это просвечивают сквозь туман то леса, то облака, освещенные вечерним солнцем, то обрывы берегов, то, может быть, далекие белые здания невидимых в тумане городов.
Однажды Лавров сидел на скамейке на верхней палубе около капитанского мостика, где не было пассажиров. Он поставил на табурет перед собою подрамник и быстро, широкими мазками набрасывал на холсте весь этот затихший к вечеру мир воздуха, тумана, разноцветных вод, отражений и золотеющих далей.
Саша стояла на вахте на капитанском мостике. Она несколько раз вопросительно взглядывала на Лаврова, потом смотрела на небо. Ей было досадно, что так быстро надвигается вечер, что очень скоро весь этот блеск погаснет и сумерки окрасят все в однообразный серый цвет. «Не успеет! – подумала Саша. – Писал бы поскорей, право!»
Саша потянула за трос от гудка. Пароход протяжно и предостерегающе закричал – наперерез пароходу шла лодка.
Пароход быстро подходил к ней, и Лавров вдруг увидел: в лодке стояла молодая женщина в расстегнутом жакете. Она прижимала к себе охапку осенних веток и смотрела на пароход. На веслах сидел черный от загара парень. Он перестал грести и тоже смотрел на пароход. Отражение осенних веток качалось в воде у борта лодки.
Весь этот вечер, и женщина, и сиявшее над рекой облако, похожее на гроздь винограда, показались Лаврову таким ясным воплощением мира и отдыха всей этой родной и необыкновенной страны, что он только вздохнул и сердито посмотрел на Сашу.
Одно мгновение он ждал, подняв кисть, что Саша хотя бы на минуту остановит пароход, но лицо у Саши было каменное и даже как будто злое.
Лодка с женщиной быстро уходила, покачиваясь, в сумерки. Последний свет заката падал на охапку осенних веток. Темнота никак не могла погасить золотое свечение листьев.
Лавров с сердцем захлопнул ящик с красками и пошел к себе в каюту. Проходя мимо капитанского мостика, он искоса взглянул на Сашу – она покраснела и отвернулась.
«Ну, ладно! – подумал Лавров. – Поговорим как-нибудь».
У себя в каюте он долго обдумывал все, что скажет Саше. Получалась целая обвинительная речь. Но в тот вечер Лавров Сашу не видел: она, очевидно, спала после вахты, а за ночь обвинительная речь как-то выцвела и показалась ему даже глупой.
Лавров задумался. Чего он добивается? Чтобы жизнь остановилась перед ним? Но она никогда не остановится. Она всегда будет нестись широким и многоцветным потоком в даль, которую мы зовем нашим будущим. Отстанешь – и поток уйдет, тускнея, с глаз, и потом его уже никак не догонишь.
«Девочка, пожалуй, права, – решил, наконец, Лавров. – Зря я на нее рассердился…»
Встретив через день Сашу на палубе, Лавров только посмотрел в ее серые застенчиво-веселые глаза и сказал:
– Обязательно вас напишу. Только не сейчас, а зимой, в Москве. Согласны?
– Ну что ж, – ответила Саша. – Спасибо, Владимир Петрович.
И она легко и доверчиво положила свою руку на рукав Лаврова.
Лавров взглянул на реку. Линии огней сияли, переливаясь, в осенней темноте. Свежо и влажно, черным, исполинским, как бы стеклянным валом Волга уходила во всю свою ширину в бездну ночи и уносила, растягивая в световые полосы и разрывая, отражение этих огней. Пароход подходил к строящейся Куйбышевской плотине.
В декабре Саша пошла в Третьяковскую галерею на ежегодную выставку картин.
Был вечер. Падал ленивый снег, и, глядя с улицы на освещенные окна домов, казалось, что там, в этих домах, горят тысячи свечей и идет какой-то тихий зимний праздник.
На выставке было мало народу. Саша быстро прошла по залам, разыскивая картину Лаврова. Она заметила ее издали, остановилась, и от волнения ей на минуту вдруг стало трудно дышать…
Как, какой непонятной силой этот молчаливый и даже неловкий на вид человек остановил навеки тот удивительный вечер на реке и увидел в нем гораздо больше прелести и красок, чем увидела в то же самое время она? В чем его сила? В таланте? Или в соединении таланта с любовью к своей удивительной стране?
«Как он смог по памяти написать и этот вечер, и лодку, и женщину с охапкой осенних веток? – подумала Саша. – Я ведь не задержала пароход, хотя отлично поняла, что он ждал этого».
Чем дольше Саша смотрела на картину, тем все сильнее ей хотелось поблагодарить Лаврова и, может быть, даже с нежностью и удивлением прикоснуться к его худой испачканной красками руке.
Саша стояла, смотрела издали на картину, и волнение сменилось у нее неожиданной бурной радостью. «Как все хорошо! – подумала она. – Даже вот этот мохнатый, ленивый щекочущий лицо вечерний снег за окнами. Все, все. »
Не так уж часто встречались на волге женщины штурманы
Московскому художнику Лаврову предложили написать несколько пейзажей Волги. Лавров с радостью согласился. Но по медлительности своей прособирался все лето и выехал из Москвы на Волгу только в начале сентября.
Широкотрубный пароход сверкал протертыми до кристальной игры стеклами. В машинном отделении глухо гудели моторы. Пароход плавно нес свои огни и палубу, заполненную нарядными пассажирами, мимо подмосковных дачных рощ и разливов, где догорал холодноватый закат. Леса на берегах уже ржавели, золотели. Сигнальные фонари канала неярко светили в осенней мгле.
Лавров, несмотря на пожилой возраст, был застенчив и потому туго сходился с попутчиками. Людей он оценивал прежде всего с точки зрения их характерности и живописности.
Больше всего на пароходе его занимали два человека – загорелая девушка-штурман Саша и один из пассажиров, бритый старик с припухшими веками, известный историк.
Рыбинское море проходили на рассвете. Лавров вышел на палубу. Там было пусто и сыро от росы.
С запада навстречу мутноватой заре, предвещавшей непогоду, катились, шумя, невысокие волны.
Историк тоже вышел на палубу. Он стоял у борта, подняв воротник пальто и придерживая черную стариковскую шляпу.
С мостика сбежала по крутому трапу Саша. Она была в темной шинели, кожаных перчатках и берете. Под берет она подобрала свои каштановые косы. Саша сменилась с ночной вахты. Лицо ее горело от холода, губы обветрились.
– Здравствуйте! – приветливо сказала она Лаврову и улыбнулась. – Любуетесь морем?
– Еще бы! – ответил Лавров. – Почти невозможно поверить, что все это сделано человеческими руками.
– Движение событий приобрело такую стремительность, что история не успевает угнаться за ними, – сказал историк и натянул шляпу почти до ушей. – События проносятся, пересекаясь и опережая нашу кропотливую историческую мысль. Нужна целая армия историков, чтобы утвердить в научных исследованиях этот полет времени.
Около Кинешмы пароход обогнал вереницу плотов.
Порывистый ветер нес легкие рваные облака. Тени от них пролетали по реке и лесистым берегам, уходившим в воду осыпями песка. Вслед за тенью всегда прорывалось солнце, и тогда все вокруг начинало сверкать множеством красок и отблесков. То вылетит из тени, вспыхнув снежной белизной, и снова умчится в тень стая речных чаек, то запылает красный флаг над отдаленной избой на берегу, должно быть, над сельсоветом, то сосновый бор весь затрепещет и заблестит, будто его полили косым светлым дождем, то тот же бор покроется зеленой сумрачной пеленой, и до парохода долетит его протяжный величавый шум.
Волны от парохода заплескивали на плоты. На толстых сосновых кряжах, стянутых стальными тросами, стояли девушки с баграми и что-то кричали, но ветер уносил их крики к другому берегу, и ничего нельзя было разобрать. Были видны только крепкие зубы девушек на загорелых смеющихся лицах, разноцветные платки и взлетающие от ветра ситцевые подолы над смуглыми ногами.
Саша стояла на мостике. Она приложила ко рту медный рупор и крикнула:
– Хорошо, Саша! – дружно закричали в ответ девушки и замахали платками.
– До самого Сталинграда! Проща-ай! Не забывай про нас, про волжских девчонок!
Глядя на девушек, Лавров понял, что Саша для них – свой человек, что эта женщина-штурман, должно быть, известна и любима на Волге. Да иначе и быть не могло: не так уж часто встречались на Волге женщины-штурманы.
Вечером Лавров пожаловался Саше, что вот, мол, замечательный был сюжет для картины – девушки-плотогоны в ветреный, переменчивый по краскам день, – но ему не удалось даже сделать наброска: слишком быстро все пронеслось мимо.
– Вы бы хоть придержали пароход на одну минуту – шутливо сказал Саше Лавров.
– Я и сама понимаю, – ответила Саша. – Но только, Владимир Петрович, этого никак нельзя.
– Эх, вы! – вздохнул Лавров. – Машинные люди! Недооцениваете вы значения красоты в нашей жизни!
– Что вы! – горячо возразила Саша. – Мы очень любим и ценим красивое. Только и вы нас поймите.
– Чего же вас особенно понимать?
– А вы представьте себе всю сложность и стройность движения по всей стране, – ответила Саша. – Движения всех поездов, пароходов и самолетов, сеть точек пересечения их путей, где все они должны быть точно по расписанию. Это нужно для того, чтобы жизнь шла ровно и без перебоев. Разве это не красота?
– Пожалуй, – согласился Лавров. – Я об этом как-то не подумал.
Шли Волгой. Тянулись золоченые холмы крутого правого берега. Стальные мачты электропередач стояли по колена в осенней листве. Там, в вышине, по туго натянутым проводам непрерывно лился электрический ток: Лаврову почему-то казалось, что этот ток отблескивает синевой. Может быть потому, что ток, обнаруживая себя, давал голубые вспышки.
Левый берег уходил в туман. Туман этот был разнообразно окрашен. В нем были то розовые, то золотые, то синие и сиреневые, то пурпурные и бронзовые широкие и размытые пятна. Лавров знал, что это просвечивают сквозь туман то леса, то облака, освещенные вечерним солнцем, то обрывы берегов, то, может быть, далекие белые здания невидимых в тумане городов.
Однажды Лавров сидел на скамейке на верхней палубе около капитанского мостика, где не было пассажиров. Он поставил на табурет перед собою подрамник и быстро, широкими мазками набрасывал на холсте весь этот затихший к вечеру мир воздуха, тумана, разноцветных вод, отражений и золотеющих далей.
Саша стояла на вахте на капитанском мостике. Она несколько раз вопросительно взглядывала на Лаврова, потом смотрела на небо. Ей было досадно, что так быстро надвигается вечер, что очень скоро весь этот блеск погаснет и сумерки окрасят все в однообразный серый цвет. «Не успеет! – подумала Саша. – Писал бы поскорей, право!».
Саша потянула за трос от гудка. Пароход протяжно и предостерегающе закричал – наперерез пароходу шла лодка.
Пароход быстро подходил к ней, и Лавров вдруг увидел: в лодке стояла молодая женщина в расстегнутом жакете. Она прижимала к себе охапку осенних веток и смотрела на пароход. На веслах сидел черный от загара парень. Он перестал грести и тоже смотрел на пароход. Отражение осенних веток качалось в воде у борта лодки.
Весь этот вечер, и женщина, и сиявшее над рекой облако, похожее на гроздь винограда, показались Лаврову таким ясным воплощением мира и отдыха всей этой родной и необыкновенной страны, что он только вздохнул и сердито посмотрел на Сашу.
Одно мгновение он ждал, подняв кисть, что Саша хотя бы на минуту остановит пароход, но лицо у Саши было каменное и даже как будто злое.
Лодка с женщиной быстро уходила, покачиваясь, в сумерки. Последний свет заката падал на охапку осенних веток. Темнота никак не могла погасить золотое свечение листьев.
Лавров с сердцем захлопнул ящик с красками и пошел к себе в каюту. Проходя мимо капитанского мостика, он искоса взглянул на Сашу – она покраснела и отвернулась.
«Ну, ладно! – подумал Лавров. – Поговорим как-нибудь».
У себя в каюте он долго обдумывал все, что скажет Саше. Получалась целая обвинительная речь. Но в тот вечер Лавров Сашу не видел: она, очевидно, спала после вахты, а за ночь обвинительная речь как-то выцвела и показалась ему даже глупой.
Лавров задумался. Чего он добивается? Чтобы жизнь остановилась перед ним? Но она никогда не остановится. Она всегда будет нестись широким и многоцветным потоком в даль, которую мы зовем нашим будущим. Отстанешь – и поток уйдет, тускнея, с глаз, и потом его уже никак не догонишь.
«Девочка, пожалуй, права, – решил, наконец, Лавров. – Зря я на нее рассердился…».
Встретив через день Сашу на палубе, Лавров только посмотрел в ее серые застенчиво-веселые глаза и сказал:
– Обязательно вас напишу. Только не сейчас, а зимой, в Москве. Согласны?
– Ну что ж, – ответила Саша. – Спасибо, Владимир Петрович.
И она легко и доверчиво положила свою руку на рукав Лаврова.
Лавров взглянул на реку. Линии огней сияли, переливаясь, в осенней темноте. Свежо и влажно, черным, исполинским, как бы стеклянным валом Волга уходила во всю свою ширину в бездну ночи и уносила, растягивая в световые полосы и разрывая, отражение этих огней. Пароход подходил к строящейся Куйбышевской плотине.
Разработка урока по русскому языку на тему «Приложение» (6 класс)
Цели: расширить представления учеников об определении; дать понятие о приложении;
развивать навыки монологической речи, навыки правописания приложений с определяемым словом, активизировать самостоятельную работу учеников;
воспитать любовь к русскому языку.
Методические приёмы: повторение пройденного, объяснение учителя, тренировочные упражнения, работа по карточкам.
Оборудование: компьютер, проектор, презентация.
Приветствие. Проверка домашнего задания. Постановка цели. Запись темы урока.
— какие члены предложения называются главными?
— какие второстепенные члены предложения вы знаете?
— расскажите о дополнении.
— что вы знаете об определениях?
2) лингвистическая разминка
Образуйте, где это возможно, несогласованные определения от согласованных.
Кофейная чашка, полосатая юбка, ключ от замка, громкоголосый оратор, воронье гнездо, очковая змея, компьютерный диск, медвежья услуга.
(чашка для кофе, юбка в полоску, оратор с громким голосом, гнездо вороны, диск для компьютера. Остальные словосочетания не имеют синонимов очковая змея – название биологического вида; медвежья услуга – фразеологизм.)
Откройте учебники (стр.97). В тетрадях запишите сегодняшнюю дату, тему.
Особым видом определения является приложение, выраженное существительным.
Например, Ночевала тучка золотая на груди утёса-великана. У нас есть утёс основное существительное, и мы прикладываем к нему дополнительную информацию – великан. Как бы несогласованное у нас в данном случае определение, но оно согласуется с данным словом в падеже. Какого утёса? Великана.
Приложение по-новому характеризует предмет, дает ему другое название или указывает на степень родства, национальность, звание, профессию, возраст и т. д.
Приложение всегда употребляется в том же падеже, что и существительное, к которому оно относится. Это согласованные приложения. Приложение отвечает на вопрос какой? Никогда не отвечает на вопрос чей?
Во время паводка река Амур широко разлилась.
Особый вид приложений – это несогласованные приложения. Ими являются имена собственные, обозначающие названия газет, журналов, предприятий, художественных произведений. Они пишутся с большой буквы и заключаются в кавычки.
Журнал «Природа» напечатал интересные материалы по экологии.
Заметим, что сказуемые согласуются с именами нарицательными, значит, эти слова – главные, а приложения при них – имена собственные.
Врач Иванова начала приём с раннего утра.
( Врач приложение, потому что говориться о профессии.)
Инженер Петрова была отличным специалистом в области электроники.
Программист Жданова получила срочное задание.
Заметим, что сказуемые согласуются с именами собственными, значит, они и есть главные, а приложения при них – имена нарицательные.
1. Нарицательные существительные +
+ нарицательные существительные: утёс-великан
2. Собственное существительное + нарицательное существительное: Москва-река
Нарицательное существительное + собственные существительные:
1.Работа с учебником. Выполнение упражнений.
Упражнение 180 (устно).
Прочитайте предложения и укажите предложения. Определите, что они обозначают (качество предмета, возраст, профессию, национальность и т.д.)
Волга-матушка, Ока-кормилица, Цна-голубка – качество предмета;
строитель-бетонщик, солдат-сапёр – профессия;
берёза-свечка – качество предмета;
озеро Кабан – географическое название;
3. Работа по карточкам.
Запишите предложения, подчеркните приложение.
Он похож на большого мальчика-толстяка. Белынь-озеро начиналось почти у самого города и уходило узкой змейкой в смешанный лес. Картина Левитана «Золотая осень» привлекает нас гармонией красок, каким-то неизъяснимым волшебством. Не так уж часто встречались на Волге женщины-штурманы. Сестра Лиза приехала на весенние каникулы.
Как мы подчёркиваем приложения?
(двумя волнистыми чертами)
4. Словарный диктант с комментированием
Запишите словосочетания. Объясните употребление или отсутствие дефиса.
Вагон-выставка, фильм «Чучело», Волга-река, отец-старик, магазин «Садовод», киножурнал «Ералаш», планета Юпитер, зима-красавица, сестрёнка-Алёнка, студент-отличник.
— Что такое приложение?
— Какие признаки оно может обозначать? (Качества предмета, возраст, профессию, национальность, собственные наименования улиц, книг, газет, предприятий и т.п.)
— Какие бывают приложения? (Согласованные и несогласованные.)
— Когда между приложением и определяемым существительным ставится дефис?
Стр. 99, упр.182, стр. 101, контрольные вопросы, выучить правило
1. Универсальные поурочные разработки по русскому языку: 8 класс. – М.: ВАКО, 2011. – 336с.
3. Сборник диктантов: 5-9 классы/ сост. В.Н.Горшкова. – М.: ВАКО, 2012. – 320с.