не такие шали рвали а это полушалочки
Мечтаю я чтоб море было с пивом,
Веселым, жизнерадостным, игривым.
Как здорово, чего там говорить,
Пивком из моря жажду утолить.
Мечтаю я отдельно и особо,
Чтоб в море поплескалась нежно вобла,
И чтоб икрой она была полна,
И чтоб была не слишком солона.
Если б было море пива,
Я б дельфином стал красивым.
Если б было море водки,
Стал бы я подводной лодкой.
А если море будет все из водки,
Тогда пусть там разводятся селедки,
И к ним еще вдобавок огурцы —
По огурцам и вобле мы спецы.
Если б было море пива,
Я б дельфином стал красивым.
Если б было море водки,
Стал бы я подводной лодкой.
Интеллигент мечтает стать бутылкой,
Чтоб пивом мог залиться до затылка,
А пробку закупорить навсегда,
И чтоб не открывалась никогда.
Крестьянин хочет стать большим вагоном,
Затаренным отборным самогоном.
Большой цистерной хочет стать алкаш,
И чтоб внутри C2H5OH — спирт!
Если б было море пива,
Я б дельфином стал красивым.
Если б было море водки,
Стал бы я подводной лодкой.
День такой хороший,
И старушки крошат
Хлебный мякиш сизым голубям.
Отгоняя мошек,
Спит гнедая лошадь,
Мордой наклонившися к своим яслям.
Извозчик, отвези меня, родной!
Я, как ветерок, сегодня вольный.
Пусть стучат копыта дробью по мостовой,
Да не хлещи коня — ему же больно!
Извозчик, два червонца как с куста,
Если меня пьяного дождёшься.
Погоди, извозчик, как я устал!
Ну, когда же ты за мной вернёшься?
Фаэтон открытый,
Цокают копыта,
Закружил мне голову жасмин.
И бросает с крыши
Косточки от вишен
Очень неприличный гражданин.
Извозчик, через дом останови,
Покемарь на облучке, я быстро,
Только поднимусь, скажу ей всё о любви,
Чтоб потом не подойти на выстрел.
Извозчик, отвези меня, родной!
Я, как ветерок, сегодня вольный.
Пусть стучат копыта дробью по мостовой,
Да не хлещи коня — ему же больно!
Крутится, вертится шар голубой
Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть.
Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой,
Крутится, вертится, как заводной,
Что ж это, где ж это, Боже ж ты мой.
Матушка родная, как же мне быть,
Мне эту барышню не разлюбить.
В сердце огнём разгорается страсть,
Барышню видно придётся украсть.
Крутятся улицы, церковь, дома,
Кругом крутится моя голова.
Крутятся лавка, трактир и базар,
Крутится вихрем весенний угар.
Крутится, крутится, крутится шар,
Душу кидает, то в холод, то в жар.
Хочет, он хочет, он хочет упасть.
Кавалер барышню хочет украсть.
Где эта улица, где этот дом,
Где эта барышня, что я влюблён,
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта барышня, что я влюблён.
Щас подойду, обниму, украду,
Щас подойду, если не упаду,
К сердцу прижму, закручу, заверчу,
И с этой барышней в небо взлечу.
Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой,
Крутится шар, как безумный летит,
Кавалер барышню в вихре кружит.
Ай, ручеечек ручеек,
Ай, брал я воду на чаек.
Ромалэ, лэ ли та чавалэ лэй.
Ай, брал я воду на чаек,
А сам смотрелся в ручеек.
Ромалэ, лэ ли та чавалэ лэй.
Ай, вода замутилася,
Ай, с милой разлучился я.
Ромалэ, лэ ли та чавалэ лэй.
Ай, через речку быструю
А я мосточек выстрою.
Ромалэ, лэ ли та чавалэ лэй.
Ай, по мосточку я пройду,
Ай, свою милую найду.
Ромалэ, лэ ли та чавалэ лэй.
Ай, ручеечек ручеек,
Ай, брал я воду на чаек.
Ромалэ, лэ ли та чавалэ лэй.
Ай, мэ мато́, мато́, мато́ ли мэ,
Ай, мэ сарэ́ндыр, рома́лэ, матыды́р,
Ай, мэ сарэ́ндыр, рома́лэ, матыды́р, нэ,
Пиём брави́нта сарэ́ндыр бутыды́р![4]
Да не такие шали рвали,
Ай, рвали полушалочки,
Да не таких мужей бросали,
Да это ноль без палочки!
А у нас так не делают,
Да окна бить не бегают.
Ай, потихоньку, ромалэ, подойдут,
Да рамы выставят — пойдут.
Ох, да ты, червонный туз,
Да кудри вьются, ромалэ, на картуз,
Да кудри вьются, ромалэ, в три кольца,
У молодого молодца.
Ай, мэ мато́, мато́, мато́ ли мэ,
Ай, мэ сарэ́ндыр, рома́лэ, матыды́р,
Ай, мэ сарэ́ндыр, рома́лэ, матыды́р, нэ,
Пиём брави́нта сарэнды́р бутыды́р.
Возьми гитару — ей лет немало,
Сыграй тихонько, пройдись по струнам бурым,
Возьми гитару — она звучала
Давно когда-то в палатке над Амуром.
Возьми гитару — она, бывало,
Ребят озябших в морозы согревала.
Что ей беды и года да злые холода —
Всегда гитара молода!
Возьми гитару, возьми гитару,
Ведь чью-то юность в руки я тебе даю,
Возьми гитару, возьми гитару,
Сыграй, а я тихонько струнам подпою.
Гитара помнит, гитара знает
Слова, которые я так ищу сейчас.
Пусть я молчу, пусть ты молчишь —
Гитара скажет все за нас.
Спроси гитару — она расскажет,
Как травы никли, сожженные снарядом,
Спроси гитару — она расскажет,
Как в час суровый была с друзьями рядом.
О чьих-то встречах, о днях прощанья
В груди гитары живут воспоминанья.
Что ей беды и года, да злые холода —
Всегда гитара молода!
1934 –1980 г.
1. ПОСИДЕЛКИ
Опять село без керосина,
Спасибо хоть, что есть Луна.
Опять в углу чадит лучина,
Как в дедовские времена.
Ребята курят у порога,
Смолят, затягиваясь всласть.
Их нынче так собралось много, —
Что негде яблоку упасть.
Повсюду шутки-прибаутки, —
Мол не проехать, не пройти.
Тулупы, шубы, полушубки
Висят на вешалке, в кути.
Парок курчавится с мороза,
Гудит, как улей, старый дом,
Пропахший потом и навозом,
Парным пропахший молоком.
А девки — квочками на лавке…
И как мифический Орфей,
Для них на старой балалайке
Играет вальсы дед Михей.
Он улыбается блаженно,
Лаская пальцами лады.
И звуки льются вдохновенно
Из-под широкой бороды.
Но вот Алёшка и Алёнка
Впорхнули в круг, как мотыльки
И разухабисто, и звонко
Заговорили каблуки…
«Не такие шали рвали,
Рвали полушалочки.
Не таких девчат любили,—
Эта — ноль без палочки!»
«С неба звёздочка упала
На прибрежную межу.
Если милый не полюбит,
Я его приворожу!»
«Моя карточка у милочки
Хранится в сундучке.
Сшил я милочке ботиночки
На тонком каблучке!»
«Мы с милёнком целовались,
Любовалися Луной.
А теперь опять, подруженьки,
Одна хожу домой!»
«Я плыву по быстрой речке,
Будто лодка без весла.
Мне подружка бессердечная
Дорогу перешла!»
«Милый мой, милый мой,
Что ты ерепенишься?
Обещал на мне жениться,
А теперь не женишься!»
Скрипят от пляски половицы
Всё в доме вертится волчком.
За занавеской, под божницей,
Ребята режутся в очко.
А на засаленной скатёрке,
Как будто листья в листопад,
Рубли, червонцы и пятёрки
Небрежной кучкою лежат!
Поёт Михеева трёхструнка
Взамен гармошкиных мехов.
Поёт заливисто и звонко,
Почти до третьих петухов!
Пусть нет в деревне керосина,
И за бугор зашла луна…
Горит,
Горит,
Горит лучина,
Как в дедовские времена.
3. ЗИМНИМ ВЕЧЕРОМ
Метёт метель по улице.
Скрипят за речкой сани.
С портрета Ленин щурится
Раскосыми глазами.
Бородка рыжеватая,
И лысина к тому же.
Он смотрит виновато
На наш бедняцкий ужин.
Сидим, не точим лясы,
У миски сбившись в круг.
Таскаем щи без мяса,
Таскаем в восемь рук.
Таскаем в восемь ложек,
Хлебаем в восемь ртов,
И что совсем негоже, —
Потеем в сто потов.
Отец, как строгий отчим,
Шагает по избе.
И жалобно, по-волчьи,
Метель скулит в трубе.
В хлеву вздыхает тёлка.
Уже темным-темно.
Зелёной лапой ёлка
Скребётся к нам в окно.
…А ужин? Был иль не был? —
Сам бес не разберёт!
Сметаем крошки хлеба
И отправляем в рот.
По лесенке, с кровати,
Как в бане, на полок,
Мы лезем на полати,
Под самый потолок!
Трещит в углу лучина,
Поют сверчки гурьбой.
В избе одни мужчины,
И бабы — ни одной!
А Ленин из потёмок
Задумавшись, глядит.
И галстук, как ребёнок,
Припал к его груди.
Дед Петруха
Смотрит хмуро,
Курит «козью ножку”.
— Перестань ты хныкать, дура! —
Дай подумать трошки.
Ломит кости,— нету мочи.
Дрянь, а не погодка!
Дед Петруха
Щиплет молча
Сивую бородку.
А сыночек ненаглядный
Ходит с гордым видом.
Парень бравый
И нарядный, —
Сапоги со скрипом.
Кашемирова рубашка,
Поясок шелковый.
Пиджачёчек на распашку
И портфельчик новый.
Смотрит старший брат с портрета
На героя-брата…
Нет икон.
Лампадки нету.
Опустела хата.
Рыжикову Катьку замуж выдавали, —
Ничего в приданое
Девке не давали.
Ни тебе овечки, ни тебе телушки
У невесты не было денег ни полушки.
И жених такой же, как она, богатый:
Ни пимов, ни шапки, ни коня, ни хаты.
Тёплый полушубок знал он по наслышке —
И зимой, и летом бегал в зипунишке.
Сватался за Катьку сам Абрамов Вадька,
Только отказала мироеду Катька.
Был ей люб до гроба лишь один Данила, —
Золотые кудри, молодая сила.
ЛЕБЕДА
Эх, лебёдушка, лебеда!
Пополам со слезой каравай.
Без тебя — на деревне — беда,
Хоть сегодня суму надевай!
Только много ли проку в суме,
Коль весь год наподобье поста?
Если засуха всюду в стране, —
Ведь никто не подаст и куска.
Дед Терентий не зря загрустил,
Еле-еле приплёлся домой.
Он опять за деревню ходил
На свиданье с покойной женой.
Под машинку подстрижены склоны.
Спит Чулым, тишиною объят…
А по склонам
Суслоны, суслоны, —
Как большие матрёшки стоят.
На груди золотые мониста,
Перевясла — что модный кушак.
Эх, позвать бы сюда гармониста,
Пусть сплясали б они «Краковяк».
Только, нет,
Не до пляски подружкам,
Их увозят с полей на гумно,
Где за печкой,
В ведёрных кадушках,
Скороспелое бродит вино.
Нынче выдалась сытая осень,
Даже песни поют мужики…
А от мельницы
Ветер разносит
Опьяняющий запах муки.
Стрижи над речкою снуют.
Коровы-дуры впали в спячку.
Лежат блаженно и жуют
Свою берёзовую жвачку.
И как кузнечные меха,
Вздымаются бока коровьи.
А бык глядит на пастуха
Глазами, налитыми кровью.
«Эх, Кузя, Кузя! Царь быков!
Сними хоть здесь свою корону!
Не трону я твоих коров,
Да и телят твоих не трону!
Я от жары изрядно взмок,
Мне искупаться не мешало б.
Но на меня уже, дружок,
И так скопилось много жалоб.
А искупаюсь я тогда,
Когда прохладою повеет:
В Чулыме по ночам вода
Намного чище и теплее».
И Кузя не перечит мне,
Стоит средь родичей вальяжно.
А по литой его спине
Скворец расхаживает важно.
Сентиментальный детектив I
То ли дернул меня бес,
То ли черт попутал, но
В эту хату я полез
Явно необдуманно.
Открываю я замок,
Прячу гвоздь в штанину,
Захожу. Вдруг сзади — щёлк!
И два дула в спину.
Я обмяк: ни бэ, ни мэ —
Как на ко;л посаженный.
Стал икать, а сзади мне:
— Не шали. Заряжено.
Оборачиваюсь — во! —
А с двустволкой баба…
Сзади вроде ничего,
А на перед слаба.
Я снял шляпу и — к дверям.
Мол, прошу прощения,
То, что я с визитом к вам —
Недоразумение.
Тот, к которому я лез —
Крупный вор, завбаза.
Миллион народных средств
Прячет в унитазе.
Нет управы на него,
Вот и я решился сам
Раскулачивать его,
Да ошибся адресом.
А она: — Какой сюжет!
Что вы говорите!
А случайно в мой клозет
Глянуть не хотите?
Улыбнулся я: — Вы что!
Верю, было б сказано.
Ну, а сам бочком, бочком —
Не дай бог, заряжено!
Вот же, думаю, я влип.
И сказал: — К тому же,
Совесть грабить не велит,
Кто живёт без мужа.
Только тех и только там,
Где воруют тыщами…
А она мне: — Ну и хам!
Я, выходит, нищая?
Вон и кольца, и хрусталь,
Чистый соболь шубка.
Я подумал: — Так, так, так,
Клюнула голубка.
В двери я, кряхтя, сопя,
Гвоздики, голубчики!
А она стоит, вертя
Серебряным ключиком:
— Что ж вы, друг, так сразу вдруг?
На ночь, да голодный?
Отвечаю: — Недосуг,
Да и неудобно.
— Ах, ну надо же какой
Вор пошёл стеснительный!
Мойте руки и за мной —
Случай исключительный.
Отказать, ну как на грех,
Не хватило духу.
И, задравши руки вверх,
Я прошёл на кухню.
Чай допил я и — в пальто,
А она — в амбицию:
Оставайтесь, мол, не то
Вызову милицию.
Я кричу ей: — Вызывай!
Хватит, натерпелся.
Или лучше расстреляй
При попытке к бегству.
Баба в ярость: — Ах ты, плут!
Жалко не заряжено…
И расплакалася тут,
Жалобно-прежалобно.
Я на выход, а в груди
Заскреблися кошки.
Слышу вслед: — Иди, иди,
Скатертью дорожка.
А сама ревёт навзрыд,
На себе рвёт волосы.
И сквозь слёзы говорит:
«Ни стыда, ни совести!
И откуда ж на моё
Горюшко ты взялся. »
Стало жалко мне её,
Ну и я остался.