не знать истории значит всегда быть ребенком

Что, где, когда.

Даты священны.
Любит история счёт
Ныне и в прошлом.
Всю в хронологии жизнь
Важно истории знать,
Точную память хранить.
Знающий видит свой путь,
Мудрость в науке найдя.

Страна — это история страны, это собрание всех ее историй.
Мы — то, чем сделали нас отцы; их победы дали нам то, что у нас есть.

То, что однажды напечатано, становится достоянием всего мира на вечные времена.

Из истории мы черпаем опыт, на основе опыта образуется
самая живая часть нашего практического ума.

История — учительница жизни.
Цицерон

Не знать истории — значит всегда быть ребенком.
Цицерон

Лучшее, что нам дает история, — это возбуждаемый ею энтузиазм.

Гёте Иоганн Вольфганг

История искусства — это история возрождений.

ДЛЯ КОГО-ТО В МАЛОЙ РОДИНЕ РОССИЯ ВСЯ ЗАКЛЮЧЕНА.
В ЯСНЫЙ ДЕНЬ, ПРИ НЕПОГОДЕ ЛИ, РОДНАЯ, ДОРОГ’А ОНА.
БЕЛОЯРСКУ, ЧТО В РОССИИ, БЕЛОЯРЦЕВ ЖИЗНЬ ПОСВЯЩЕНА.

ОТ РОЖДЕНИЯ ДО ТРИЗНЫ ЛЮДИ МАЛОЙ РОДИНЕ ВЕРНЫ,
РОССИЯНЕ, ГРАЖДАНЕ БОЛЬШОЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ СТРАНЫ,
ЖИТЕЛИ СИБИРИ. ИМ МОРОЗЫ И МЕТЕЛИ НЕ СТРАШНЫ.

НРАВИТСЯ СИБИРЯКАМ, ПРИРОДУ ЛЮБЯЩИМ, АЛТАЙСКИЙ КРАЙ.
КРАСОТОЙ ПЕЙЗАЖЕЙ СЛАВИТСЯ ВСЕГДА, В ЛЮБОЙ СЕЗОН, АЛТАЙ.
ДОРОГОЙ, СТАРИННЫЙ БЕЛОЯРСК, ЖИВИ И ВЕЧНО ПРОЦВЕТАЙ!

Белый и чистый
Снег серебрится.
Иней пушистый
Днями искрится.

Море алмазов
Блещет, сверкает,
Звонкие фразы
В мыслях рождая.

Образом зимним
Взгляд очарован,
Нежным, картинным
Видом взволнован.

Рыжей лисички
Облик красивый.
Эта «сестричка»-
Яркое диво.

Много в Сибири
Россыпей снежных.
Воздух в России
Царственный, свежий.

Доброе солнце взошло над землёй.
Розовым цветом окрашены выси.
Скромный пейзаж, что объят тишиной,
Господом создан во благо, Всевышним.
Храм Белоярский на фоне зари,
В утреннем свете, красуется строго.
Краски у зимнего снега свежи.
Светлая с верой у жизни дорога.
Храм православный в сибирском селе
В честь чудотворной иконы построен,
Иверской. И почитаемы здесь
Божия Матерь с Младенцем, как совесть.
Богом хранимый, живёт Белоярск.
Смотрят с Небес Иисус, Богоматерь.
Люди с надеждой на Небо глядят,
Веруя в мир, где любовь есть и счастье.

Трёхсотый юбилей
Отметил Белоярск.
Историей своей
Гордится сибиряк.

Когда-то слобода
На берегу Оби
Построена была.
Здесь жили казаки.

А главный-Максюков,
По имени Иван.
С отрядом казаков
Он крепость основал.

Первый день наступил в сентябре.
Белых бантиков море волнуется.
И в росистом блестят серебре
Гладиолусы, астры, красуются.

Первоклассников праздничный вид
По душе педагогам, родителям
И учащимся. Солнце горит
Над линейкой, оно ослепительно.

Здравствуй, школа! Нам нужен твой свет,
В мире знаний звезда путеводная!
Она будет сиять много памятных лет.
В класс открыта дорога свободная!

Раиса Терентьевна Рудская (Сюмак).

Классный кабинет,
незаметно здесь растут
дети и цветы.

Источник

Не знать истории – значит всегда быть ребенком. И.В. Шайфулин

Слова Цицерона и сегодня звучат актуально. Инфантилизм вообще, как незрелость, отсталость в развитии, некая «детскость», – конечно же, явление хоть и нездоровое, но встречающееся довольно редко. «Исторический» же инфантилизм, к сожалению, наблюдается гораздо чаще, что печалит, потому что без знания своего прошлого сложно – если вообще возможно – правильно представлять себе как свое настоящее, так и будущее. В связи с этим, а также отвечая на многочисленные вопросы типа «а что хорошего почитать по истории ЕХБ», хочу рекомендовать замечательное исследование Т. Никольской, посвященное русскому протестантизму. Постараюсь объяснить причины моего внимания именно к этой книге.

Казалось бы, сегодня нет дефицита в публикациях по истории русского евангельского движения: за прошедшие полтора-два десятилетия их вышло немало. Это благодатная почва для исследования, так как лишь сравнительно недавно стало возможно не только изучение этого вопроса, но и свободное издание работ на эту тему. Так что обилие публикаций вполне объяснимо, как и интерес к теме зарождения и формирования протестантизма на российской почве – важно знать свои корни. И все же, несмотря на множество материалов, а возможно, как это ни странно звучит, и благодаря этому множеству, изучение истории российских евангельских церквей наталкивается на серьезную проблему. Значительная часть книг написана с апологетической точки зрения, это в определенной степени ответ на обвинение со стороны господствующей идеологии – то православной, то атеистической – в чуждости, а значит, и враждебности, протестантизма русскому человеку. «Русский – значит православный». Ответ на эту максиму играет большую роль в представлении истории евангельского движения в России. Таким образом, возникает проблема подобной литературы, которая заключается в том, что история представляется в искаженном виде, в виде, служащем определенным конфессиональным целям. История в таком случае становится средством «патриотического» воспитания нового поколения, в том смысле, что прошедшее показывается преимущественно под выгодным углом. Но в таком случае, как писал Ключевский, история не сможет нас ничему научить (за что, снова по Ключевскому, мы будем наказаны). Именно поэтому я рекомендую книгу Татьяны Кирилловны, поскольку опубликованное ею исследование обладает важным качеством, отсутствующим у большинства других публикаций, – научной беспристрастностью.

Как можно заметить из названия, монография посвящена отношениям русских протестантов с государственной властью в ХХ веке, теме малоизученной и актуальной. Большинство конфессиональных историков концентрируют внимание на внутренней истории своей церкви и почти не рассматривают объективные процессы, определявшие государственно-церковные отношения. Еще реже можно увидеть серьезное изучение документов того периода. Все это вы встретите на страницах этого исследования.

Хронологические рамки, выбранные Т.К. Никольской, вполне объяснимы. Именно в 1905 году произошла легализация русских протестантов, и этот юридический статус в основном сохранялся за ними весь рассматриваемый в книге период. Однако русские протестанты все равно оставались гонимым меньшинством – сначала из-за доминирующего положения Русской православной церкви, а с конца 1917 года – из-за антирелигиозной политики Советского государства. Но именно в рассматриваемый период русский протестантизм окреп, стал самостоятельным религиозным явлением, сформировались его традиции и конфессиональные структуры. Чтобы понять, кем мы являемся сегодня, нужно изучать как раз этот период нашей истории.

Таким образом, монография Т.К. Никольской стала, на мой взгляд, явлением в широком ряду исследований по истории русского протестантизма. Академическая беспристрастность, анализ происходивших событий, стремление уйти от тенденциозности оценок, продиктованных конфессиональным статусом — этим работа выгодно отличается от множества других. Ее можно смело рекомендовать, прежде всего, людям, по роду своей деятельности серьезно занимающимся изучением истории – преподавателям и студентам христианских ВУЗов. Эта книга вполне может быть одним из учебников, по которому мы должны изучать наше прошлое. Во-вторых, я советовал бы познакомиться с книгой служителям церкви. Важно правильно оценивать прошлое, чтобы избежать ошибок в будущем. Чтобы объективно оценить, кем мы являемся сегодня, необходимо посмотреть, кем мы были вчера. И, наконец, любой, кто желает глубже познакомиться с историей евангельского движения в России в ХХ веке, сможет получить много важной, полезной и интересной информации из этой книги, поскольку наряду с ее научным характером, она обладает и несомненными литературными достоинствами. Книга читается легко и свободно, и вы нисколько не пожалеете о потраченном времени.

Выходные данные книги: Никольская, Татьяна. Русский протестантизм и государственная власть в 1905 – 1991 годах. – СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2009. – 356 с.: ил. – (Территория истории, Вып. 2).

Источник

„Не знать истории — значит всегда быть ребёнком.“
— Марк Туллий Цицерон

Срезаю время я пластами,
Что было там, что стало здесь
И получаю эти знания,
Что интересны только мне.

Гомер, Плутарх, Иосиф Флавий
Нам освещают даль веков,
Был Цезарь, был Овидий, Данте,
Историки из знатоков.

Была цензура и у древних,
Себя представить в нужном свете,
И католическая церковь
Внесла коррекцию, заметьте

А сколько раз нам изменяли
«Историю Партии» родной,
Названия городов меняли,
А старый герб и флаг долой.

И о событиях сегодня
Сколько людей, столько и мнений.
Люблю историю я, но только
Любовью странной, всей в сомнениях.

В ИСТОРИИ РИМА ЕСТЬ ЭПОХА

Но это внешне, а система
Уже трещала по всем швам.
Не в состоянии сделать дело
И уследить что, где и как.

Система создана была,
Чтоб управлять одной столицей
И вдруг огромная страна
Не знает, где её границы.

Коррупция пустила корни
И все, кто власть имел чуть-чуть
Все под себя гребли без спроса
И расчищал потомкам путь.

Был Марий, Сулла и Помпей,
И наконец был Юлий Цезарь
Им конституции идеи
Уже порядком надоели.

Республика на издыхании,
Но как в агонии тогда
Оратор был дан на заклание,
Но до сих пор горят слова!

Считал тиранов он врагами,
Коррупцию он обличал,
Войны гражданской избегая,
Его ораторский талант.

Он был опасен для верхушки
И понимал то Цицерон.
Казнён. Учите его лучше.
Всем нам примером служит он.

Не должен быть римским гражданином тот, кто не знает языка римлян.
— Дион Кассий. «Римская история»

С моралью наших дней нельзя
Поступки древних римлян мерять.
И этика у них своя, и взгляд на жизнь…
Нам не поверить!

На первом месте должны быть родина и родители, потом дети и вся семья, а затем [остальные] родственники.
— Цицерон Марк Туллий

Вернёмся к Риму. Так случилось,
Что принцип граждане забыв,
Свободу, выменяв на милость,
На хлеб и зрелищ скудный миф.

В борьбе с могучим Карфагеном,
(Пусть Ганнибал их бил не раз),
Рим устоял и был примером
Для многих следующих рас.

Он шёл к Юпитеру с поклоном
И к множеству других богов.
Потом Христа нашёл икону,
Пусть не икону, но нашёл!

Римское гражданство (лат. Civitas Romana) — высший социальный и юридический статус римской античности, означавший возможность пользования всей полнотой юридических прав, предоставляемых римским законодательством. Как общественный институт сыграло огромную роль в истории государства.
;

Ради кого хочешь жить, ради тех и погибнуть не бойся.
— Василий Великий

Голосование, право службы,
Торгуй, землёй владей, коль хошь!
Гражданство детям тоже нужно,
И только в Риме суд хорош. (1)

Ещё известны “Перегрины”,
Так те “не-граждане” вообще!
Провинциалы и для Рима
Не в очень дорогой цене.

Не быть ему и гражданином,
Латины смотрят сверху вниз…
Они не сразу сдались Риму
И им «отверженных» девиз (4)

(1) Римские граждане (квириты) — пользовались всеми правами, предоставляемых римским законодательством.
Обвиняемый в государственной измене римский гражданин имел право на суд в Риме.
(2) Латинские граждане — По сравнению с римскими гражданами, носители латинского гражданства были «гражданами второго сорта», не имевшими права голоса и военной службы.
(3) Перегрины — своего рода античные «неграждане»: жители провинций и колоний, обладающих местным самоуправлением. С точки зрения римского права рассматривались как иностранцы, но иногда могли пользоваться римским брачным или торговым правом.
Суды, рассматривающие споры между римскими гражданами и перегринами, в своей деятельности исходили из соображений не норм права, а справедливости и здравого смысла
(4) Дедитиции (досл. «Сдавшиеся») — племена, покоренные римлянами после длительного сопротивления, их территории управлялись напрямую римской администрацией.
(5) Раб-вольноотпущенник римского гражданина автоматически получал римское гражданство

Римляне отличались физически, характером, интеллектом, моральными нормами, мировоззрением.
— Том Холланд, Рубикон.

Вопрос «За что?» не задавался,
Там было ясно всем с рождения.
«За Рим!» Ты за него сражался.
«За славу!» «За венец творения!»

Прошли века. Забыты слёзы.
Остался только миф побед
И романтические грёзы
О днях, которых больше нет.

Как-то вечером патриции
Собрались у Капитолия
Новостями поделиться и
Выпить малость алкоголя.
— Владимир Высоцкий

У них и связи, и ресурсы,
И имя, титул, и молва.
Им двери открывать не нужно
Другим закрытые всегда.

По мне дороже те плебеи,
Кто всем патрициям назло,
В любимом деле преуспели,
Пусть им немного повезло.

„От самого последнего пролетария, товарищи, до великого вождя всего лишь один шаг. И это есть шаг к коммунизму.“
— Иосиф Виссарионович Сталин

Он «гегемоном» был конечно.
(Слов умных до того не знал)
И философию беспечно,
Как попугай он лепетал.

Но кто такой наш пролетарий?
И из какого словаря?
Какие у него регалии?

Прошли эпохи революций,
Утопия в одной стране,
Там пали миллионы лучших,
А кто же остался на коне?

«Мы вас назначим гегемоном,
И диктатуру применим
К тем классам, у кого есть много,
А мы забрать всё то хотим».

Мы жили все при диктатуре
В «демократической стране»,
В ней «граждане-рабы» в структуре.
Там «пролетариев-граждан» нет!

„Наш народ, защищая своих союзников, покорил весь мир.“
— Марк Туллий Цицерон

Своя мораль царила в Риме
Там было «гражданство» ценней
И мнение сограждан было
Для сердца римлян всех милей.

“Honestas” слово у них было
Для «репутации» и «морали»
И что в их жизни не случилось
Они различия не знали.

Стыд обязательно пред кем то!
Пусть перед зеркалом своим.
Иль за кого то стыдно верно
За тех, кто близок, за родных.

Для римлян не было различия
И хуже не было стыда
Сограждан видеть безразличие
Иль порицание тогда.

;
СВОБОДНЫЙ РИМЛЯНИН ГОРДИЛСЯ

Дисциплина предков охраняет существование государства. Если она поколеблется, мы потеряем и имя римлян, и империю.
— Элий Лампридий.

Свободный римлянин гордился,
Что он творец своей судьбы.
Он фараонам, царям, принцам
В глаза смотрел и «шёл на вы».

Какой закон ещё был в силе
Почти четырнадцвть столетий,
Прообразом реальным, мнимым
Став для грядущих поколений?

Был принцип во главе его,
Что государство служит людям;
Договорённость для всего
Законом общества и будет.

Там равноправие пред законом,
Как Справедливости начало.
Любому, чтоб судить любого
Ценилось, как Свободы право.

Закон там был для бюрократов
Стабильный и без изменений.
Там обязательства приказом,
Там нет отдельных частных мнений. (1)

„Дикие звери в Италии имеют логова и норы, куда они могут спрятаться, а люди, которые сражаются и умирают за Италию, не владеют в ней ничем, кроме воздуха и света.
— Тиберий Семпроний Гракх (народный трибун 133 года до н. э.)

Он на собрании плебеев
Мог «протолкнуть» другой закон.
И все сенаторы, немея,
Его принять должны. Под стон.

„По мне, так пусть лучше люди спрашивают: «почему Катону нет памятника?», чем «почему Катону поставили памятник?»“
— Катон Старший

Что делал цензор в древнем Риме?
И что за должность? Почему
Её сенатом утвердили?
Почёт, нагрузка ли ему? (1)

Задачи цензора большие;
Их избиралось сразу два
На срок один лишь. И другие
Потом занять могли места.

Они вели учёт народа
И их имущества учёт.
И по имуществу, доходу
Назначить подати, налог.

Запрет, отмену или veto
Второй лишь цензор мог решить.
И цензора вели всю смету
Расход-доход, что в Риме быть.

Был цензор силой и оплотом
Республики. Его мораль,
Его суждения жестоки
И непреклонны были встарь.

Его прозвали просто “Цензор»
Он жил, как и другим велел.
Для Цицерона был он ментор
Вот цензор Рима всем пример

(1) Цензоров было два; каждые пять лет они должны были производить ценз. Первоначально они сохраняли свой сан в продолжение всех пяти лет до назначения новых цензоров для нового люстра; но через десять лет было постановлено, что их должность продолжается только полтора года.

(2) Всадники (Эквиты)— одно из привилегированных сословий (не имеющих богатой родословной, но обладающих большими финансовыми активами) в Древнем Риме. Понтий Пилат был всадником.

(3) Марк Порций Катон (лат. Marcus Porcius Cato, для различия с правнукомназываемый также «Старший», «Цензор», или «Цензорий»; 234—149 до н. э.) — древнеримский политик и писатель, известный как новатор римской литературы и консервативный борец против пороков и роскоши.

СТРАТЕГИЯ ВАЖНА ВЕЗДЕ

Домогаться малых выгод ценой большой опасности — все равно что удить рыбу на золотой крючок: оторвись крючок, и никакая добыча не возместит потери.
— Октавиан Август, римский император

В игре, в бою и в жизни тоже
Где общий план, где ставишь цель
И вариант увидишь сложный.

Расставить конницу, пехоту,
Резерв оставить позади,
Послать разведку на охоту,
Иметь элитные полки.

Быть гибким и менять решение,
Как ситуация велит.
Знать всех сигналов назначение
И применять их в нужный миг.

Загадкой быть для оппонента,
Знать все обходные пути,
Все сконцентрировать в моменте,
Где меньше ждут тебя враги.

При этом надо знать, конечно,
Что враг коварен и в седле,
Стратегии законы вечны
Ему знакомы, как тебе.

Так воевали полководцы
И Александр и Ганнибал
И Юлий Цезарь, и Суворов.
А Жуков правда силой брал.

„Лучшая стратегия состоит в том, чтобы всегда быть возможно более сильным; это значит прежде всего — быть вообще сильным, а затем — и на решающем пункте.“
— Карл фон Клаузевиц

Был эффективным легион,
Назад ни шагу, без оглядки
И сквозь преграды маршем он.
Ты с ним не поиграешь в прятки.

О том, что был другой контракт,
В сенате вроде бы забыли.
И Карфаген в огне, в кострах
Там в пепле вся земля и ныне.

Платить налоги всем, чем можешь,
Всем, чем богата их земля.
Рим злато, серебро всё сгложет,
В Сенате пухнут от вранья.

ВЕЛИКИЙ РИМ ВЕЛИКИМ Б НЕ БЫЛ

„Война дает право завоевателям диктовать покоренным любые условия.“
— Гай Юлий Цезарь

Великий Рим великим б не был
И может никогда б не стал,
Когда б не Карфагена стены,
Не их суровый генерал.

Провинцией первой в древнем Риме
Сицилия стала, а она
От Карфагена лишь проливом
Тогда была отделена.

Был Карфаген богаче Рима
И флот имел на зависть всем.
Сицилия его манила,
Как стратегический объект.

Был договор, что Рим не может
В Сицилии иметь войска,
А Карфаген не будет тоже
В Италии земель искать

Знаком предлог, его последствия
Другие, чем Афганистан.
Рим победил. Хоть были бедствия
И страшен был их Ганнибал.

Великий Рим великим не был
И может никогда б не стал,
Когда б не Карфагена стены
Не их великий генерал.

Ржавеет густо кровь на лезвиях мечей,
Стекает каплями со стрел, пронзивших спины,
И трупы бледные сжимают комья глины
Кривыми пальцами с огрызками ногтей.
Эдуард Багрицкий, «Полководец»

Рим был силён своей пехотой
И дисциплиной их когорт.
Когорта им, что наша рота,
Где каждый гражданин и горд.

Но в каждом племени привычка
Смотреть на своего вождя.
За деньги умирать обычно
Трудней, чем позади семья.

Слаба пехота Карфагена
И Ганнибал всё это знал.
Но конница, другое дело,
Когда слоны идут в финал.

В том гениальность Ганнибала,
Свею волей и рукой
Все племена свести ударом
По Рима мощи вековой.

Его стратегия изучалась
И тактика вошла в века.
Победа нелегко давалась
От очень сильного врага.

Включалась конница в атаку,
Он изобрёл “двойной охват”!
Асимметрично велась драка
Ещё использовал ландшафт.

Любил часы поле похода,
Когда противник подустал
После подъёма трудно вгору,
На переправах, в перевал.

Иначе бой не принимался.
Рукой суровой Ганнибал
Карал любого, кто зарвался,
И кто приказ не выполнял.

Публичной казнью при народе,
Жестокой смертью на глазах
Испанцы, кельты, галлы в своде
И нумидийцы знали страх.

Ганнибал (247—183 до н. э.) — карфагенский полководец. Считается одним из величайших полководцев и государственных деятелей древности. Был заклятым врагом Римской республики и последним значимым лидером Карфагена перед его падением в серии Пунических войн.

Нет ничего страшнее
Исчадия из тьмы,
Когда идут зверея
Восставшие рабы.

У них нет страха смерти,
Им жизнь не дорога
О них не плачут дети
И их не ждет жена.

И не проси пощады,
Порвавши кандалы
Они свободе рады
От воздуха пьяны.

Смерть их не на арене
Иль в шахтах Воркуты,
Или в Варшавском гетто.
Восставшие рабы.

И без заград отрядов,
Медали не нужны,
Идут, идут в атаку
Восставшие рабы.

К тиранам всех окрасок
Вопрос: Готовы вы
На суд прийти где судьи
Восставшие рабы?

„Друзей очерчивайте круг.
Не раскрывайте всем объятия:
Порой размах широких рук
весьма удобен для распятья.“
— Георгий Фрумкер

Кресты с распятиями стояли
На сотни вёрст дороги в Рим.
Меж ними сто шагов. Проклятия
И стоны сверху с них неслись.

Всё началось всего со ста
Тех гладиаторов восставших,
Но в двадцать легионов рать
Добавилось рабов бежавших.

Он знал, что Рим не победить.
Он знал, расплата есть распятие,
Но те рабы хотели быть
Как те, кто их клеймил. Проклятие!

«О Рим! Не ты ль изведал торжество
Трехсот триумфов! В некий день священный
Не твой ли Брут вонзил кинжал в того,
Кто стать мечтал диктатором вселенной!»
— Байрон

Мне тысячи лет. Я жил всегда.
Я помню пирамид строение,
Я стены Трои защищал
И видел Гектора падение.

Я был в Афинах, был и в Риме.
Легионером был когда то.
А иногда рабом был битым,
И гладиатором распятым.

Я в книгах мудрость нахожу,
И как окно я открываю
В тот древний мир и в нем живу,
И о «сейчас» я забываю.

Я помню Средние Века,
Костры на площади Майора.
Я в гетто жил, когда чума.
Косила всех, погром шёл скоро.

Я был избитым при погроме,
Живым закопан в Бабьем Яре,
И выходил из дымохода
Из крематория в дыме, в жаре.

Живу я прошлым наяву,
Во сне я вижу даль столетий.
Я ведь иначе не смогу
Понять что нам сегодня светит.

«Ничто не ново под луной»,
Так говорят, я это знаю,
Но не увижу я покой,
Пока что было не узнаю.

И с каждым днем я сам другой:
Я узнаю и понимаю.
Живу я с каждою строкой
И с каждой книгой умираю.

Источник

Марк Туллий Цицерон

Марк Туллий Цицерон (лат. Marcus Tullius Cicerō ; 106 до н. э. — 43 до н. э.) — древнеримский политик и философ, считающийся одним из величайших ораторов Древнего Рима.

Цитаты [ править ]

Мы должны быть рабами законов, чтобы стать свободными. — Из речи в защиту Клуенция.

О времена, о нравы! — Из «Первой речи против Катилины».

Epistula enim non erubescit [3]

Речь должна вытекать и развиваться из знания предмета. Если же оратор не изучил его, то всякое красноречие является напрасным, ребяческим усилием. — В трактате «Об ораторе» (De Oratore I).

История — свидетельница времён, свет истины, жизнь памяти, учительница жизни, вестница старины. — В трактате «Об ораторе» (De Oratore II).

Historia vero testis temporum, lux veritatis, vita memoriae, magistra vitae, nuntia vetustatis, qua voce alia nisi oratoris immortalitati commendatur? [6]

Каждому своё. — В трактате «Об обязанностях» из книги «Тускуланские беседы»

Первый закон истории — ни под каким видом не допускать лжи; затем — ни в коем случае не бояться правды; не допускать ни тени пристрастия, ни тени злобы. — В трактате «Об ораторе» (De Oratore II).

Nam quis nescit primam esse historiae legem, ne quid falsi dicere audeat? Deinde ne quid veri non audeat? Ne quae suspicio gratiae sit in scribendo? Ne quae simultatis? [6]

Судья — это говорящий закон, а закон — это немой судья. — В сочинении «О законах» (De Legibus).

Лицо — зеркало души. — В трактате «Об ораторе» (Orator ad M. Brutum).

Не знать истории — значит всегда быть ребёнком. — В трактате «Об ораторе» (Orator ad M. Brutum).

Можно ли сказать, что старость делает нас неспособными к делам? К каким именно? К тем, которые свойственны юношеству и требуют силы. Но разве не существует ничего, к чему был бы способен старик, что можно было бы делать при здравом уме и ослабленном теле? — В трактате «О старости» (Cato Maior de Senectute).

O miserum senem qui mortem contemnendam esse in tam longa aetate non viderit! [14]

Любовь следует измерять не так, как измеряют её молодые, то есть по силе страсти, но по её верности и прочности. — В трактате «Об обязанностях» (De Officiis).

Презренны те, которые, как говорится, «ни себе, ни другим», в ком нет ни трудолюбия, ни усердия, ни заботливости. — В трактате «Об обязанностях» (De Officiis II).

Найдётся ли кто-то, кто, бросая целый день дротик, не попадёт однажды в цель? — В трактате «О дивинации» (De Divinatione).

Quis est enim, qui totum diem iaculans non aliquando conliniet? [18]

Ни водой, ни огнем мы не пользуемся так часто, как дружбой. — В трактате «О дружбе» (De Amicitia).

Когда мы взираем на небо, когда созерцаем небесные явления, разве не становится вполне ясным, вполне очевидным, что есть некое божество превосходнейшего ума, которое всем этим управляет? — «О природе богов». Кн. II. 4

Quid enim potest esse tam apertum tamque perspicuum, cum caelum suspeximus caelestiaque contemplati sumus, quam esse aliquod numen praestantissimae mentis, quo haec regantur?

Человеку свойственно ошибаться, но настаивать на своих ошибках может только полный болван. [20] :85

Природа довольствуется малым. [21] — парафраз принципа Эпикура «Довольствоваться малым»

Я никогда не бываю так занят, как в часы своего досуга.

Ведь нужно не только овладеть мудростью, но и уметь пользоваться ею. — «О высшем благе и высшем зле», I,1.

Источник