Вообще в россии было неведомо что такое героизм
Проблема различия понимания понятия «героизм» в русском и западном понимании. Вообще в России было неведомо, что такое героизм. По тексту Ф. Ф. Нестерова (ЕГЭ по русскому)
В тексте Ф. Ф. Нестеров поднимает проблему различия понимания понятия «героизм» в русском и западном понимании. Как понимают понятие «героизм» в России и на Западе? Над этим вопросом размышляет автор.
Писатель, рассказывая об отважном переходе русских солдат через реку Каланэбра, подчеркивает, что «такое поведение солдат считалось в порядке вещей».
Несмотря на то, что шведы подожгли мост, солдаты переправились на другой берег по этому мосту и «выбили шведов из укрепления». Уже во времена Петра такой самоотверженный поступок считался обычным делом. Даже в первоисточнике этому бою и тому, что происходило во время него, уделено мало внимания.
Далее автор рассказывает, что же значит «героизм» для европейца. Для жителя Запада «герой, то есть сын бога, совершает непосильные смертным деяния». В понимании европейских жителей быть героем — значит «возвышаться над толпой». Таким образом, на Западе действительно героический поступок может совершить только «особенный» человек. Народ же будет выступать только «пьедесталом для его неповторимой личности».
Я разделяю позицию автора и считаю, что в «русском» понимании понятия «героизм», действительно стерта граница между тем, кто совершил подвиг, и людьми, народом. У русского героя нет цели возвыситься над кем-то, именно в этом и проявляется его скромность.
Таким образом, мы пришли к выводу, что в одно и то же понятие разные народы могут вкладывать свой смысл. То что для одного может быть обыденностью, для другого будет чем-то из ряда вон выходящим, как это и произошло с понятием «героизм».
Содержание сочинения
К1. Одна из проблем исходного текста сформулирована верно. (1 из 1)
К2. Приведено 2 примера-иллюстрации. Дано пояснение к каждому из примеров-иллюстраций. Указана и проанализирована смысловая связь между примерами-иллюстрациями. Фактических ошибок в комментарии нет. (6 из 6)
К3. Позиция автора сформулирована верно. (0 из 1)
К4. Отношение к позиции автора сформулировано и обосновано. (1 из 1)
Собственная позиция сформулирована, но не обоснована.
Речевое оформление
К5. Работа характеризуется смысловой цельностью, речевой связностью и последовательностью изложения. В работе нет нарушений абзацного членения текста. Логические ошибки отсутствуют. (1 из 2)
К6. Точность и выразительность речи. (2 из 2)
Грамотность
К7. Соблюдение орфографических норм. (3 из 3)
К8. Соблюдение пунктуационных норм. (2 из 3)
К9. Соблюдение грамматических норм. (2 из 2)
К10. Соблюдение речевых норм. (2 из 2)
К11. Соблюдение этических норм. (1 из 1)
К12. Соблюдение фактологической точности в фоновом материале. (1 из 1)
Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ
ОТПРАВИТЬ НА ПРОВЕРКУ
Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.
Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
Вообще в россии было неведомо что такое героизм
© Издательство «Молодая гвардия», 1980 г.
© Издательство «Молодая гвардия», 1984 г., 1987 г., с изменениями.
В апреле 1917 года В. И. Ленин писал: «В XIX веке, наблюдая пролетарское движение разных стран и рассматривая возможные перспективы социальной революции, Маркс и Энгельс говорили неоднократно, что роли этих стран будут распределены в общем пропорционально, сообразно национально-историческим особенностям каждой из них. Эту свою мысль они выражали, если ее кратко формулировать, так: французский рабочий начнет, немецкий доделает.
На долю российского пролетариата выпала великая честь начать…» [1]
То, что произошло потом, дает нам право так закончить ленинскую мысль: совершить социалистическую революцию в своей стране, построить социализм, превратить Россию и Советский Союз в незыблемый оплот мирового революционного процесса.
Великая Октябрьская социалистическая революций была порождением общемировых законов общественного развития, следствием классовой борьбы в условиях монополистического капитализма. Именно поэтому, писал В. И. Ленин, «русский образец показывает всем странам кое-что, и весьма существенное, из их неизбежного и недалекого будущего» [2]. И действительно, для многих и многих стран будущее, предсказанное вождем российского пролетариата, уже успело превратиться в настоящее. В постановлении ЦК КПСС от 31 января 1977 года «О 60-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции» указывалось: «Исторический опыт мирового социализма… неопровержимо доказал всеобщую значимость основных законов социалистической революции и строительства нового общества, открытых марксистско-ленинской наукой и впервые воплотившихся в практике Октября, подтвердил необходимость творческого применения этих законов с учетом конкретных условий и особенностей отдельных стран» [3].
Ну а в чем состояли конкретные исторические условия и национальные особенности самого «русского образца»? Нам кажется, нет особой нужды настаивать на необходимости их идентификации и учета. Ведь роль и этой страны в мировой революции была предопределена «в общем пропорционально, сообразно ее национально-историческим особенностям». Ведь не только всеобщие закономерности, но и российские особенности Октябрьской революции властно наложили свой отпечаток на развертывание революционных событий в мировом масштабе. Именно это имел в виду В. И. Ленин, когда говорил о международном значении русской революции в широком смысле слова: «…Не некоторые, а все основные и многие второстепенные черты нашей революции имеют международное значение в смысле воздействия ее на все страны». Выделив из всей совокупности таких черт те, которые имеют международное значение «в самом узком смысле», он поясняет: «…Понимая под международным значением международную значимость или историческую неизбежность повторения в международном масштабе того, что было у нас, приходится признать такое значение за некоторыми основными чертами нашей революции». И тут же им делается важная оговорка: «Конечно, было бы величайшей ошибкой преувеличить эту истину, распространить ее не только на некоторые из основных черт нашей революции» [4].
На какие же основные черты распространять истину эту нельзя? Очевидно, на те национально-исторические особенности Октября, которые в совокупности составляют его индивидуальность, его неповторимое лицо. На те, что непосредственно следуют из традиций российского революционного движения, а опосредствованно из всей предшествовавшей истории России.
В чем именно они состоят, эти национально-исторические особенности России и ее великой революции? Такой вопрос имеет отнюдь не академический характер; от ответа на него зависит многое в ожесточенной идеологической борьбе, развертывающейся в наши дни.
Буржуазная историография совершает двойной подлог, стремясь доказать, что исторический опыт родины Октября якобы не имеет ценности для стран Запада. Октябрьская революция провозглашается исключительно русским явлением — тем самым под разряд национальных «особенностей» подводятся общие закономерности социального переворота (прежде всего диктатура пролетариата), те закономерности, которые должны действовать в любой социалистической революции. Словам «исключительно русское явление» придается абсолютно негативный исторический смысл. Бессовестно искажается вся история России для того, чтобы перечеркнуть величие и международную значимость ее революции. Действительно характерные ее черты игнорируются, упорно замалчиваются, но зато ей приписываются такие, которые меньше всего походят на национальные особенности. Советскому Союзу навязывают подложное историческое наследие «империи царей», наперекор всем фактам тянут через века фальшивые «линии преемственности»… «Со времен легендарного Рюрика и поныне русская политическая практика направляется несколькими основными теориями», — утверждает, например, издательство Корнельского университета, адресуя читателю книгу «Русская политическая мысль» американского советолога Торнтона Андерсона [5]. На симпозиуме западногерманских историков один из его участников, И. Пипер, задает докладчику «глубокомысленный» вопрос: вовсе ли исчезло древнерусское летописание, «или же некое подобие скрытой преемственности существует и в наши дни… Например, отгораживание от Запада и претензии на универсализм… Проявляются ли они как-то скрытно, скажем, в советско-русском интернационализме» [6].
Когда впервые сталкиваешься с подобной экстравагантностью мысли западных историков, невольно поддаешься соблазну ответить в их же «ключе»: да, легендарный Рюрик был скрытым марксистом, поскольку именно марксизм является той «основной теорией», которая направляет «русскую политическую практику» в последней четверти XX века. Нет, древнерусское летописание не исчезло окончательно и доныне. Где-то в глубоком подземелье Московского Кремля сидит себе посиживает древнерусский летописец XX века, изучая рукописи своих предшественников, что покоятся тут же под каменными плитами. Продолжает из года в год летописание, принимая сверху спускаемую на веревке бадью с пищей, питьем и руководящими указаниями, а сам взамен посылая свои смиренные челобитные о поддержании преемственности политического курса московских великих князей, русских царей и императоров во вселенской советско-русской политике.
Однако дальнейшее знакомство с западной буржуазной историографией России очень скоро отбивает всякую охоту шутить. Эксцентричности, повторяемые с педантичной последовательностью и возведенные в систему, перестают казаться забавными, вызывают сначала скуку, а потом и отвращение. Ровно нет ничего смешного в их политической тенденциозности, которая, как шило из мешка, вылезает сквозь претензии на научную объективность. Ведь кости «легендарного Рюрика» ворошат только затем, чтобы отыскать дополнительный, хотя бы плохонький, аргумент для нападок на Советскую Россию; вкривь и вкось толкуют древнерусские летописи, чтобы бросить тень на советскую внешнюю политику. И дело не в чудачестве того или иного исследователя. Эксцентрика здесь метод, а научная недобросовестность — правило.
Вообще в россии было неведомо что такое героизм
Князь Прозоровский, следует признать, действовал более в духе своего общества, нежели царь Петр. Он, конечно, доволен поступком рыбаков и даже избавляет Рябова от причитавшихся ему батогов, но не разделяет восторга Петра. Будь на месте Ивашки с Митькой, думал воевода, Сидорка с Карпушкой, то, наверное, тоже не оплошали бы; чего же ради смотреть на Рябова, как на чудо морское? За выполнение долга не требуется особой благодарности.
Европейский взгляд, выраженный А. Фрикселем, прямо противоположен первому. Характеризуя действия рыбаков как предательские, он подразумевает, что Рябов с Борисовым поступили бы разумно и порядочно, если бы указали шведам слабые места русской обороны и, пересчитав добросовестно заработанные деньги, с низким поклоном удалились. Разные шкалы этических ценностей действуют на западной и восточной частях одного континента.
Петр попытался применить европейское понятие героизма к российской действительности, но, наверное, не был понят окружающими. Его подданные классического образования не имели, Тита Ливия не читали, а поэтому приняли Горация Коклеса скорее за одного их тех лихих голландских капитанов, с которыми любил бражничать государь.
Вообще в этой стране было неведомо, что такое героизм в том смысле, как его понимали на Западе. Мост через реку Каланэбра в Эстляндии шведы успели облить горючей смесью и поджечь до подхода русских. По приказу Петра солдаты, бросив на горящие мостовые клети бревна, ползком перебираются по ним на другую сторону и штыковым ударом выбивают шведов из предмостного укрепления. Первоисточник сухо сообщает об этом бое местного значения и не упоминает, были ли после него розданы награды: такое поведение солдат в порядке вещей. Было бы очень трудно растолковать прошедшим через огонь гренадерам сущность героического.
Героизм в его классическом понимании всегда есть исключение из правила. Герой, то есть сын бога, полубог, совершает непосильные для простых смертных деяния. Он возвышается над толпой, которая служит пьедесталом для его неповторимой личности. Долг, совесть, различие добра от зла — все это хорошо для низкой черни, не для него. Цезарь Борджиа, а потом Наполеон Бонапарт — любимые герои Европы, в них видела она апофеоз своего индивидуализма. Но такая компания вряд ли подходит скромному Ивану Рябову, и на пьедестале он должен чувствовать себя не слишком удобно.
Со времен Петра понятие героизма все же вошло в обиход русской мысли, но при этом оно обрусело, потеряло первоначальную исключительность. Антитеза между героем и толпой как-то незаметно стерлась, и на ее месте появилось маловразумительное для европейца словосочетание «массовый героизм», то есть что-то вроде исключения, которое одновременно является и правилом».
Могут подумать, что неприятие русскими парламентской формы правления, их приверженность самодержавию обусловлены их отсталостью и умственной неразвитостью: дескать, они просто не могли понять, как это хорошо, когда свободу отстаивает в парламенте профессиональный депутат и большинством голосов принимаются мудрые решения и т.д.
За сотни лет в России видели все. И поняли, что такое «демократия» по-западному, твердо зная, что большинством голосов принимаются решения, нужные не всему государству, не всему народу, а только большинству голосующих, которые руководствуются чаще всего не пользой страны, а исключительно своими, корыстными интересами. Корыстный же интерес купить просто — были бы деньга. И сама самодержавная Россия на протяжении своей истории покупала голоса «демократов».
Вспомним историю. Речь Посполитая три столетия вела войны с Россией. Пока это государство было монархией, Россия терпела поражения за поражением. Дошло до того, что русские не в состоянии были в открытом поле сопротивляться полякам. В смутное время отчаявшиеся бояре покупают в Швеции наемников, чтобы хоть что-то противопоставить профессионализму и удали поляков.
Но вот Речь Посполитая ступила на цивилизованный путь развития, «демократизировав» свое общество: король был отодвинут на второй план, на первое место вышло «демократическое» собрание — сейм. Он очень быстро довел Польшу до полного политического и военного бессилия.
1 февраля 1733 года умер польский король Август II. Предстояло избрание нового короля.
Для России вопрос, кто будет Польским королем, был жизненно важным.
Россию по-прежнему терзали набеги крымских татар — вассалов Турции. Вечным врагом Турции была Австрия. А поскольку враг моего врага — мой друг, то Австрия стала надолго, пусть и неверным, но союзником России. Соперником Австрии на континенте была Франция, по той же причине для нее любой враг Австрии и России был другом. В Швеции нарастали силы, жаждавшие реванша за поражения, нанесенные Россией в Тридцатилетней войне. Пруссия спокойно выжидала в стороне, чтобы отхватить в предстоящей драке куски пожирнее.
Европа разделилась на два лагеря: в одном Россия, Австрия и (лишь потенциально) скупая Англия — традиционный противник Франции, в другом — Франция, Турция, Швеция. Оба лагеря поспешно направили в Польшу своих посланцев с тем, чтобы там выбрали короля, лояльного к соответствующему союзу. Франция боролась за Станислава Лещинского, Россия — за курфюрста саксонского Августа.
22 февраля 1773 года российская императрица собрала министров и генералитет, которые постановили:
«1) по русским интересам, Лещинского и других, которые зависят от Короны Французской и Шведской и, следовательно, от Турецкой, до Короны Польской допустить никак нельзя;
2) для того отправляемые в Польшу министры должны усильно стараться, денежные и другие пристойные способы употреблять, сообща с министрами союзников, чтобы поляков от избрания Лещинского и других подобных ему отвратить, для того этих министров надобно снабдить денежными суммами;
3) а так как может случиться, что вышеозначенные способы для отвращения таких вредных русскому государству предприятий окажутся недостаточными… без упущения времени на самих границах поставить 18 полков пехоты, и 10 полков конницы… донских казаков 2000, гусар украинских сколько есть, из
Вообще в россии было неведомо что такое героизм
Князь Прозоровский, следует признать, действовал более в духе своего общества, нежели царь Петр. Он, конечно, доволен поступком рыбаков и даже избавляет Рябова от причитавшихся ему батогов, но не разделяет восторга Петра. Будь на месте Ивашки с Митькой, думал воевода, Сидорка с Карпушкой, то, наверное, тоже не оплошали бы; чего же ради смотреть на Рябова как на чудо морское? За выполнение долга не требуется особой благодарности.
Европейский взгляд, выраженный А. Фрикселем, прямо противоположен первому. Характеризуя действия рыбаков как предательские, он подразумевает, что Рябов с Борисовым поступили бы разумно и порядочно, если бы указали шведам слабые места русской обороны и, пересчитав добросовестно заработанные деньги, с низким поклоном удалились. Разные шкалы этических ценностей действуют на западной и на восточной частях одного континента.
Петр попытался применить европейское понятие героизма к российской действительности, но, наверное, не был понят окружающими. Его подданные классического образования не имели, Тита Ливия не читали, а поэтому приняли Горация Коклеса скорее всего за одного из тех лихих голландских капитанов, с которыми любил бражничать государь.
Вообще в этой стране было неведомо, что такое героизм в том смысле, как его понимали на Западе. Мост через реку Каланэбра в Эстляндии шведы успели облить горючей смесью и поджечь до подхода русских. По приказу Петра солдаты, бросив на горящие мостовые клети бревна, ползком перебираются по ним на другую сторону и штыковым ударом выбивают шведов из предмостного укрепления [30]. Первоисточник сухо сообщает об этом бое местного значения и не упоминает, были ли после него розданы награды: такое поведение солдат в порядке вещей. Было бы очень трудно растолковать прошедшим через огонь гренадерам сущность героического.
Героизм в его классическом понимании всегда есть исключение из правила. Герой, то есть сын бога, полубог, совершает непосильные простым смертным деяния. Он возвышается над толпой, которая служит пьедесталом для его неповторимой личности. Но такая компания вряд ли подходит скромному Ивану Рябову, и на пьедестале он должен чувствовать себя не слишком удобно.
Со времен Петра понятие героизма все же вошло в обиход русской мысли, но при этом оно обрусело, потеряло первоначальную исключительность. Антитеза между героем и толпой как-то незаметно стерлась, и на ее месте появилось маловразумительное для европейца словосочетание «массовый героизм», то есть что-то вроде исключения, которое одновременно является и правилом.
Это всего лишь один из примеров того, как в одни и те же слова люди Запада и русские люди вкладывают весьма различное содержание. Подробный семантический анализ лексики — предмет особого исследования. Мы же, чтобы не отходить далеко от нашей основной темы, ограничимся только указанием на тот узел, к которому сходятся важнейшие различия.
Уинстон Черчилль находил, что русские всегда грешили идолопоклонством по отношению к своему государству. Слова эти весьма характерны для англичанина, гордого своей Великой хартией вольностей, привыкшего смотреть на государство как на «Commonwealth», как на средство «всеобщего благосостояния», как на своего рода компанию, за которую ее пайщики несут всего лишь ограниченную ответственность. И его можно понять: никогда со времен Вильгельма Завоевателя островное королевство не подвергалось иностранному вторжению, никогда Темза не бывала запружена трупами лондонцев и никогда страна не испытывала тех ужасов войны, которые пережила русская земля.
«Каждый русский сознает себя частью всей державы, — пишет А. И. Герцен, — сознает родство свое со всем народонаселением. Оттого-то, где бы русский ни жил на огромных пространствах между Балтикой и Тихим океаном, он прислушивается, когда враги переходят русскую границу, и готов идти на помощь Москве так, как шел в 1612 и 1812 годах» [31].
Консультация учеников «Сочинение-рассуждение»
Пояснительная записка
Данный текст сочинения-рассуждения представляет интерес для учителей, работающих в 11 классах, и выпускников. Материал может быть использован при подготовке к ЕГЭ по русскому языку как на элективных курсах, так и на уроках развития речи.
Научить писать сочинение – одна из актуальных проблем современной школы. Поэтому использование готового текста творческой работы позволяет учащимся анализировать, объективно оценивать текст, выявлять удачные приемы составления текста, пробелы в собственных знаниях по обсуждаемой теме.
Как понимают героизм на Западе и в России? Над этим вопросом размышляет в предложенном для анализа тексте Нестеров Ф.Ф., кандидат филологических наук, автор книги «Связь времен».
Позиция Нестерова Ф.Ф. мне кажется понятной и близкой. Если на Западе на первый план выходит исключительность отваги, которую совершают неординарные личности, то в России неустрашимость является необходимой составляющей любого, кто любит родную страну и ради неё, ни минуты не колеблясь, отдаст свою жизнь.
Вспомним Ивана Флягина из повести Н.С.Лескова «Очарованный странник». Персонажу дарована далеко не самое лёгкое существование, судьба часто проводила через испытания на грани жизни и смерти. Казалось бы, сейчас ты уже престарелый человек, поживи спокойно, для себя. Нет! Иван Северьянович чувствует приближение войны, понимает, что России угрожает опасность, и рвется на фронт. Как обыденно, просто для Флягина звучат слова: «Мне за народ очень помереть хочется»…