Вспомните образные характеристики 20 века как века движения бури грядущего апокалипсиса чем
Урок по литературе в 11 классе по теме «Сложность и самобытность русской литературы XX столетия. Начало века: ожидания, тревоги и надежды мастеров культуры.»
Урок № 1. Тема урока: Сложность и самобытность русской литературы XX столетия. Начало века: ожидания, тревоги и надежды мастеров культуры.
Знакомство с вопросами учебного пособия и беседа по ним с использованием учебника.
2.Вспомните образные характеристики XX века как века движения, бури, грядущего Апокалипсиса. Чем они были вызваны?
Прочитайте примеры высказываний из текста учебника.
3.Что означало для культуры вторжение «низовой», мужицкой Рос сии в сферу истории, политики, языка? Почему этот «массовый пришелец» и вдохновлял, и страшил поэтов Серебряного века?
II . Характеристики переломной, переходной, зыбкой эпохи, возникшие в трепетном сознании
поэтов, художников, косвенно отражают реальные изменения и в научных взглядах времени после изобретения радио, т.е. беспроволочной связи, исследования феномена радиации, после первых полетов аэропланов (тогда говорили «летательных аппаратов»), после открытий специальной и общей теории относительности. Оказалось, что в науке в целом, не только в физике и математике, самыми плодотворными были те теории, которые вначале выглядели как безумные, радикальные, невероятные. Они несли совершенно новые точки зрения, новые уровни знания.
Изменилось качественно духовное состояние науки. Многие века, включая и XIX век, считалось, что познающая мысль ученого, пройдя через бури и сомнения поиска, через риск эксперимента, в итоге, как корабль после шторма, входит в гавань, в область законченных и абсолютных знаний, в царство вечных истин. Чувство гавани — т.е. идея неизменных и вечных законов, полной очевидности и предсказуемости — как раз и исчезло в начале XX века. Покоя не стало и здесь. Напротив, беспокойство, натиск но вых вопросов определили весь духовный климат тех лет. Ностальгия по не известному, по будущему пришла на смену чувству покоя.
Всё это перекликается с ощущениями Блока: «оставь красивые уюты», «покой нам только снится».
Во всей поэзии, прозе, как и в живописи XX века, в театре, происходит смещение акцентов с изобразительности на выразительность, с воссозда ния действительности на ее пересоздание и усложненную оценку.
Этот мужик, часто в мистифицированном виде, как скиф, язычник, новый Стенька Разин, а нередко и старообрядец, член секты хлыстов (у А. Белого в повести «Серебряный голубь»), наконец, как ненавистник города, носитель «избяной» правды у Н. Клюева, будет то грозной частью исторического фона, то активным действующим лицом. Он явится в повестях И. Бунина «Суходол» и «Деревня» и в поэзии С. Есенина. Тема народной, «низовой» России найдет свое воплощение и в живописи рязанского художника Филиппа Малявина (1869-1940), прежде всего в символических картинах «Крестьянки» (1904), «Вихрь» (1906), «Бабы» (1914), «Две девки» (1910-е гг.), с неизменными огненно-красными платками, развевающимися сарафанами.
Вторжение «низовой» России обусловило обращение к христиан ству. В 1913 году в Москве состоялась выставка икон, освобожденных от позднейших записей (т.е. наслоений, скрывающих изначальные лики святых), начались попытки установления взаимосвязей иконы и церковного зодчества с глубинными основами русской духовной жизни. Сейчас даже трудно вообразить, что почти весь XIX век не всматривался пристально в «Троицу» Рублева.
В целом же для всей литературной эпохи 1892—1917 годов, назы ваемой то предреволюционной, то Серебряным веком, была характерна весьма мучительная, драматическая раздвоенность.
— В чем заключалась эта раздвоенность, даже растерянность, незнание того, «куда несет нас рок событий» (С.А. Есенин)?
С одной стороны, революция 1905 года, а за ней еще более гранди озная, как буря вселенского масштаба, революция 1917 года вселяли великие надежды на стремительное обновление существующего феодально-буржуазного порядка, строя «сытых» и «самодовольных» мещан. Валерий Брюсов в 1905 году будет искренне радоваться страху и краху «довольных», тех, кого напугали «дети пламенного дня» (т.е. восставшие рабочие):
Нашедшего клочок травы.
Александр Блок в том же 1905 году назовет своим исконным врагом, заслужившим возмездие, — «сытых», негодующих на «чернь», на «низовую» Россию:
Тоскует сытость важных чрев:
Ведь опрокинуто корыто,
Встревожен их прогнивший хлев!
Максим Горький вовсе не выполнял некий социальный заказ, когда торопил начало бури, призывал её быть грозной, устрашающей: «Буря! Скоро грянет буря. Пусть сильнее грянет буря!» («Песня о Буревестнике»). Да и слова его Сатина из пьесы «На дне» о величии человека («Человек выше сытости») определенным образом перекликаются с насмешками Брюсова и «корытом сытости» Блока. Горький лишь заострял многие грани общего умонастроения.
Задумаемся над серией предреволюционных картин замечательного русского художника Бориса Михайловича Кустодиева (1878-1927). Они изображают чаепития в трактирах, в городских купеческих усадьбах, эпизоды гуляний на Масленицу в провинции, румяных русских женщин, царственно величавых перед самоваром, с неизменной кошечкой у плеча и красивым чайным блюдцем. Что в них: ирония, предчувствие гибели, потери этой Руси, тот смех, с которым человечество расстается со своим прошлым? Или это солнечные грезы о бессмертии жизни, о прекрасной царственности таких беспечных величавых героев и героинь?
Идеальная, а не грубо-телесная полнота этих красавиц с ничем не омра ченным взглядом, счастливой полуулыбкой, вся сказочно-узорная обста новка этих базаров, усадеб, лавок, трактиров, балаганов совершенно не по хожа на «темное царство» купеческой жизни у А.Н. Островского, скажем, в «Грозе». Но остается загадкой: иронизирует ли художник, этот русский Ру бенс, над своими простодушными дивными героями-детьми, красивыми куклами, над их беспечностью или глубоко скорбит в предчувствии утрат, гибели этой любимой им Руси?
Все было взаимосвязано в эту переходную эпоху — и живопись, и музыка Рахманинова и Скрябина, и театр, и выставка икон, и «Русские сезоны» балета в Париже. В силу иного, еще более драматичного смешения тревог и любви, боязни утраты духовного величия Руси и ощущения ее уязвимости, беззащитности, столь же сложно воспринимались все картины М.В. Нестерова (1862—1942), певца русского религиозного подвижничества, «святой Руси», «великих постригов» («Видение отроку Варфоломею» (1890), т.е. юному Сергию Радонежскому, «Святая Русь» (1906), «Великий постриг» (1897). Не так просто ответить на вопрос: воспел или отпел Нестеров свою монастырскую Русь? И все же сквозь краски скорби, боли от расстройства духовно-нравственной жизни в ликах нестеровских подвижников, пустынников и отроков, в особенности же нестеровских женщин, ищущих спасения в монастыре, угадывается великая вера в нравственные силы Родины.
Задание на дом: стр.8-14.
Дать письменный ответ на вопрос №4 (стр.14)
Что объединяло в начале XX века художников М.В. Нестерова, Б.М. Кустодиева, композиторов С.В. Рахманинова, А.Н. Скрябина и лучших поэтов, прозаиков этого времени? Прав ли был О.Э. Ман дельштам, сказавший о своём и всеобщем ощущении XX века: «Мне на плечи кидается век-волкодав»?