Глубинный народ что это по суркову
Эдакая «темная материя» социума, не поддающаяся контролю, статистическому анализу и политической агитации, но имеющая непреодолимую силу «культурной гравитации, которая соединяет нацию и притягивает (придавливает) к земле (к родной земле) элиту, время от времени пытающуюся космополитически воспарить».
Всякие попытки сделать социальный портрет представителя этого «глубинного народа» обречены на провал. Как справедливо заметил в своей статье один из критиков: «…«глубинный народ» Суркова локализовать невозможно. Это не описание какой-то определенной социальной группы, у него нет никаких профессиональных, демографических или локальных характеристик».
Разумеется, ни в таком, ни в каком-либо другом образе глубинный народ найти нельзя. Но то, что в России есть люди, составляющие эту «культурную гравитационную массу», нет сомнений.
В тюркском языке есть такое понятие как «импрам». Оно означает «простой народ». Лишь самые великие ханы и цари удостаивались уважения импрама. Чувство глубинной связи с простым народом, с его надеждами и чаяниями, с его незатейливой, но великой природой – вот что отличает истинного царя. Такая связь, если она есть и ощущается царем и народом, не нуждается в политическом оформлении. Она основана на взаимном доверии, прежде всего, на осознании внутреннего органичного единства.
И в такой схеме нет места для партий, дебатов, политических интриг. Именно это и вызвало столь бурную болезненную реакцию у всех политиков, аналитиков, оппозиционеров, привыкших считать себя главными выразителями народных чаяний. Сурков показал, что вся эта свора народу абсолютно не нужна. А значит, все их надежды подбить народ на бунт становятся напрасными, лишая их шанса дорваться до власти этим путем.
Так вот, вернемся к понятию глубинный народ. Кто это конкретно? Как они выглядят? Чем занимаются? Что их отличает?
Никаких внешних отличительных признаков импрама нет. Это не обязательно крестьянин или рабочий, не обязательно бедный, не обязательно демонстративно религиозный. Я вполне допускаю, что это может быть и ученый, и педагог, и управленец, да кто угодно! Главные отличия – внутри.
Это, прежде всего, внутренняя цельность и самодостаточность, придающая человеку свободный, независимый взгляд, чувство собственного достоинства, независимо от социального уровня, рода деятельности или каких-то внешних регалий. Простота в общении с людьми, ненавязчивость, способность к нормальному, конструктивному диалогу. Способность понимать других людей, видеть за внешними признаками их индивидуальную природную суть.
«Глубинный народ» Владислава Суркова
Сурков в среде нашей властной «верхушки» считается интеллектуалом. Статьи его приятно читать. В последней своей статье он выступает не только как политолог, но и как политический философ (вводя понятие «глубинный народ»), даже как политический философ. Начинает Владислав Юрьевич с того, что в русской истории выделяет 4 периода, связанные с формами государственного управления. Бердяев в русской истории, например, выделял 5 периодов: киевский, ордынский, московский, перебуржский и советский, и надеялся, что будет еще и шестой, новый период. Вот какие периоды выделяет Сурков: 1) период Ивана Третьего (XV–XVII века), 2) период Петра Великого (XVIII–XIX века), 3) период Ленина(ХХ век) и 4) период Путина (XXI век). В каждом из этих периодов государственные модели управления, по Суркову, «сменяя друг друга, ремонтируясь и адаптируясь на ходу, век за веком обеспечивали русскому миру упорное движение вверх».
И это важно осмыслить. Поэтому Сурков и пишет: «Необходимо осознание, осмысление и описание путинской системы властвования и вообще всего комплекса идей и измерений путинизма как идеологии будущего». Описание этого нового периода в русской истории, пишет Сурков, « должно быть исполнено не в стиле двух пропаганд, нашей и не нашей, а на языке, который и российский официоз, и антироссийский официоз воспринимали бы как умеренно еретический». Но для создания такого языка нужен политический мыслитель, умеренно еретический и в то же время умеренно официозный.
Может ли выступить в роли такого политического мыслителя Сурков? Кто знает. В какое-то время на эту роль, кажется, претендовал А.Г. Дугин, но он, видимо, оказался все-таки еретическим более, чем требовалось.
Еще несколько цитат из статьи:
«Глубинного государства в России нет, оно все на виду, зато есть глубинный народ»; «На глянцевой поверхности блистает элита, век за веком активно (надо отдать ей должное) вовлекающая народ в некоторые свои мероприятия – партийные cобрания, войны, выборы, экономические эксперименты. Народ в мероприятиях участвует, но несколько отстраненно, на поверхности не показывается, живя в собственной глубине совсем другой жизнью. Две национальные жизни, поверхностная и глубокая, иногда проживаются в противоположных направлениях, иногда в совпадающих, но никогда не сливаются в одну», «Глубинный народ всегда себе на уме, недосягаемый для социологических опросов, агитации, угроз и других способов прямого изучения и воздействия. Понимание, кто он, что думает и чего хочет, часто приходит внезапно и поздно, и не к тем, кто может что-то сделать»
Достоинство «путинизма»: «Умение слышать и понимать народ, видеть его насквозь, на всю глубину и действовать сообразно – уникальное и главное достоинство государства Путина. Оно адекватно народу, попутно ему, а значит, не подвержено разрушительным перегрузкам от встречных течений истории. Следовательно, оно эффективно и долговечно»; «Современная модель русского государства начинается с доверия и на доверии держится. В этом ее коренное отличие от модели западной, культивирующей недоверие и критику. И в этом ее сила»
ИЛЛ: Илья Глазунов, «Новодевичий монастырь», Холст, масло. 118,5×199. 1999 год.
Нажмите «Подписаться на канал», чтобы читать «Завтра» в ленте «Яндекса»
Глубинный народ: кто он – массовый российский потребитель и чего хочет?
Прошел год с того дня, когда российский государственный деятель с репутацией инфернального интеллектуала Владислав Сурков в статье, опубликованной «Независимой газетой», ввел в оборот термин «глубинный народ». Отшумели цунами ответных статей и комментариев. Словосочетание на несколько месяцев стало мемом, но теперь вспоминается нечасто. Сам Сурков то ли покинул госслужбу, то ли нет.
Однако глубинный народ им (в компании других государственников и их оппонентов, от создателя идеологии «народности», министра просвещения при Николае I Сергея Уварова, до Льва Толстого) был в очередной раз угадан. Что-то такое большое, хтоническое и живущее параллельной прогрессу жизнью в России действительно существует.
На глубинный народ трудно посмотреть прямо, потому что у представителей этого сословия в обычае иметь двойное дно, фигу в кармане и вместе с тем простодушие, доходящее до отважного слабоумия.
Поскольку на прямые вопросы социологических опросников народ отвечает не то, что думает, а то, что надо отвечать (причем на любую тему), понять, что на самом деле варится в голове обобщенного массового потребителя, можно только косвенно.
Это тема для целого научного исследования, но давайте попробуем хотя бы поверхностно разобраться в портрете широких народных масс, на потребности которых многие из нас работают.
Скажем, покупательская способность глубинного народа – насколько она велика? Каково вообще его благосостояние? Это, оказывается, очень непростые вопросы.
Народ скорее беден
По данным «Ведомостей» и их экспертных источников, только треть российских семей может делать накопления. Портфель необеспеченных кредитов в стране за 2019 год вырос на 20,1 %. И его доля составляет более половины от всех выданных займов.
Доходы примерно 40 % населения России напрямую зависят от бюджетных выплат – зарплат, пенсий и социальных пособий. По информации вице-премьера РФ Татьяны Голиковой за II квартал 2019 года (более поздней пока нет), 12,7 % россиян имеют доход ниже 10 000 рублей в месяц. За чертой бедности находятся 18,5 миллионов человек.
Российская академия народного хозяйства и госслужбы сообщает, что 26,5 % граждан страны субъективно оценивают свое материальное положение как «плохое» и «очень плохое».
В 2019 году Росстат рассказывал, что половина россиян получает зарплату менее 34,5 тысяч рублей. Это так называемая медианная зарплата, которая, по идее, наиболее близка к реальному показателю.
Предприниматели не особо верят Росстату, понимая, что его отчеты – штука с политической подоплекой. Поэтому ищут альтернативные источники информации. Кое-что можно почерпнуть из результатов социологических опросов. Их качество тоже нередко страдает из-за политической целесообразности, поэтому стоит искать некоторые интересующие нас данные… в опросах не по теме.
Например, кое-что о достатке типичной российской семьи можно «нечаянно» узнать в отчете «Левада-центра» (некоммерческая организация, выполняющая функции «иностранного агента») от 2018 года «Счастье личное, гражданское, общечеловеческое: опрос сообщества ОГФ». ОГФ – это участники Общероссийского гражданского форума, одна из наиболее активных социальных групп в России. Но не они нас интересуют, а температура в среднем по больнице. «Левада-центр» (некоммерческая организация, выполняющая функции «иностранного агента») в своем отчете как раз сравнивал показания участников ОГФ со средними по стране.
И на одной из страниц документа мы можем увидеть следующие данные:
В том же отчете видим результаты ответа на вопрос «Что мешает счастью?» (в среднем по РФ, проценты не суммируются, можно было давать несколько ответов):
Экономисты Высшей школы экономики в октябре 2019 года оценили, что к среднему классу в стране условно относится 38 % населения. И что абсолютно всем критериям попадания в эту страту соответствует только 7 % граждан. То есть можно говорить о том, что как минимум 62 % россиян – это и есть «глубинный народ», который, мягко говоря, небогат.
О том, сколько он реально тратит денег на жизнь, можно узнать из небольших исследований, что публикуются то тут, то там исследовательскими компаниями, учеными, социологами. Все это довольно трудно быстро находить и собирать в кучку, но если напрячься, можно выкопать, например, индекс недельных расходов от холдинга Romir. Данные последних недель 2019 года и первых 5 недель 2020 года говорят нам, что в среднем на повседневные расходы российская семья тратит каждые семь дней всего 4000–5000 рублей:
Оценке президента у нас нет оснований не доверять. Ее подтверждает масса прямых и косвенных данных. Например, аналитики группы «Тинькофф» в декабре 2019 года сообщили об изменениях среднего покупательского чека за последние три года. Расчет делался на огромной выборке в 10 миллионов банковских карт. Цитата:
Может показаться – вот оно и объяснение: чаще стали ходить в магазин, но меньше стали покупать. Однако «одна из причин» – не есть все причины. На длинном отрезке – с 2015-го по первую половину 2019 года (по данным Romir) – средний чек в России то чуть-чуть рос, то опять худел, но, в целом колебался около отметки 550 рублей. Это является одним из маркеров привычной бедности.
Основной материальный актив у глубинного народа – это жилье, полученное в результате бесплатной приватизации. Исследование 2016 года, проведенное по заказу Минфина РФ, показало, что медианная стоимость чистых активов российских домохозяйств составляет 1,4 миллиона рублей. Львиная доля в этой сумме – именно цена жилых метров.
Жилье в собственности есть у 79 % домохозяйств. Что касается других активов, вторым по значимости является автомобиль. Им владеют у 39,4 % домохозяйств (не граждан, а семей). Медианная стоимость авто – 240 тысяч рублей.
Когда удается заработать, массовый потребитель традиционно вкладывается в недвижимость, потому что ни во что больше не верит. Благосостояние масс держится в основном на стоимости жилья, полученного от государства безвозмездно. Если из «состояния» большинства российских семей вычесть рыночную цену их квартир и домов, окажется, что они ничем более и не владеют.
Думается, с 2016 года ситуация не изменилась, потому что никаких предпосылок к этому не было. Скажем, представители глубинного народа вовсе не стремятся улучшать свои карьеры и бороться за более высокий доход. А ведь по данным исследования «Динамика социально-экономического положения массовых слоев населения России: 2003–2018 гг.» медианный среднедушевой доход в российском домохозяйстве составляет всего около 15 000 рублей в месяц.
Неудивительно, что продвижение товаров и услуг широким народным массам представляет собой комплексную и довольно трудную задачу.
Народ скорее не любит работать и не повышает свой профессиональный статус
Уже упоминавшееся исследование «Левада-центра» (некоммерческая организация, выполняющая функции «иностранного агента») сообщает нам – только 18 % россиян говорят, что их делает счастливыми работа, любимое дело и заработок (проценты не суммируются, т. к. упоминать можно было несколько факторов):
70 % россиян имеют среднее, среднее специальное и профессиональное образование.
Интересно, а какую работу при этом массово ищет народ? Есть ли корреляция с уровнем образования? С приблизительным ответом на этот вопрос нам поможет исследование аналитического центра «Авито Работа». В 2019 году чаще всего россияне искали вакансии водителя, электрика и грузчика. В топ-10 профессий также вошли сварщик, няня, разнорабочий, повар, уборщица, продавец и администратор. Отметим для себя, что все они напрямую не связаны с интеллектуальным трудом и высокой квалификацией.
Любопытно, что на 49 % выросло количество запросов «работа с ежедневной оплатой». Это означает, что у глубинного народа короткий горизонт планирования. А также то, что он не доверяет работодателю.
В прошлом году консалтинговые компании BCG и The Network провели международный опрос на тему «Готовы ли вы при необходимости обучаться новой профессии?». Выборка в России составила 24 тысячи респондентов. Только 56 % опрошенных выразили готовность к переобучению. Для сравнения – средний мировой показатель составил 67 %.
По данным Romir, в 2019 году лишь 53 % россиян не меняли работу. Это самый низкий показатель за последние пять лет. Авторы исследования квалифицируют такую ситуацию на рынке труда как «ухудшение».
Народ не имеет средств интересно отдыхать
Все вышеназванные факторы приводят к тому, что свой досуг глубинный народ проводит так, чтобы он был бесплатным или почти бесплатным. Результаты исследования, проводившегося с 2010 по 2017 годы, показывают, что россияне в массе своей отдыхают на даче, на природе, отводят душу за общением (проценты не суммируются, можно было называть несколько видов отдыха):
43 % граждан страны могут потратить на досуг не более 10 % своего дохода. Еще 16 % – до 20 %. Для секторов экономики, которые сосредоточены на туризме и развлечениях, ситуация грустная.
Народ имеет завышенную самооценку и нереалистичные притязания на социальный статус
Как мы уже поняли, представители российского глубинного народа, как правило, бедны, слабо образованы, не желают переучиваться и не любят работать. Но, как показывает исследование Института социологии РАН «Факторы жизненного успеха и социального статуса в сознании россиян», в массе своей граждане страны имеют потрясающе серьезные запросы на место под Солнцем.
Авторы научной работы сообщают:
Среди представителей «социального дна» более половины людей хотели бы находиться на четыре и более ступеней выше. Только 5,8 % из них готовы оставаться на своем месте или подняться лишь на одну ступень. Причем наука считает, что переход как раз на одну ступеньку наиболее вероятен.
Авторы исследования отмечают, что, по оценке самих россиян, за последние 10 лет 75 % из них либо сохранили свой субъективный статус, либо поднялись по социальной лестнице на одну позицию.
«Что за «ступени»?» – спросит читатель. Выглядят они примерно так:
Примечание авторов научной работы: «Фоном выделены ячейки, показатели в которых превышают средние по населению более чем на величину статистической погрешности (2–3 %).
* Данные приведены от работающих.
** Для измерения экономического статуса нами был избран так называемый относительный подход, позволяющий ориентироваться на место человека в локальном сообществе по отношению к существующей в нем норме с учетом специфики образа жизни в разных типах российских поселений».
Из тех россиян, что относят себя к третьей снизу ступени, довольствоваться своим нынешним статусом готовы почти в полтора раза больше людей, чем таковых на «социальном дне». Но и их очень мало – всего 8,4 %. Лишь 7,3 % согласны подняться на одну ступеньку. А вот сорока процентам подавай перескок не менее чем на 4 ступени вверх.
Интересно, что представители глубинного народа видят разницу меж тем, какое место они желали бы занимать гипотетически, и тем, какое должны бы занимать «по справедливости». Хотя о ней у людей тоже своеобразное понятие.
Оказывается, большинство населения России не считает для себя справедливым попадание в «верхушку» социальной иерархии. Народ в основном считает, что должен относиться к неким «срединным слоям», причем к верхней их части.
Ученые полагают, что так россияне представляют себе «общество массового среднего класса». По мнению граждан, в стране должно быть мало «верхушки», много высшей части середнячков и мало их нижней части. А социальных низов в России народной мечты быть почти совсем не должно.
А вот как распределяются хотелки россиян в соответствии с показателем их возраста:
Мечты мечтами, но кое-какое смутное чувство реальности у народа есть. В исследовании социологов говорится, что более половины населения России, по его собственному мнению, находится в нижней части статусной иерархии.
Оценивая свой статус, народ первым и главным критерием считает деньги. Вторым – «образ жизни», но, по мнению ученых, речь идет о стиле потребления, который характеризует опять-таки материальные возможности:
Одним из главных выводов авторов цитируемого исследования стало вот что: современное российское общество все меньше ценности придает интеллекту. По мнению ширнармасс, более высокую относительную роль в достижении успеха играют родительский капитал (в том числе социальный) и взятки.
Штрихи к народному портрету и печальное соображение
Этот показательный список можно дополнять и дополнять, но, конечно, не хочется. Остается заметить следующее: глубинный народ, по всей видимости, дремуч, ленив и был бы не против, если бы батоны обильно росли на деревьях под руководством партии и правительства.
Кажется, масс-маркет в России сегодня – это шагреневая кожа, сжимающийся рынок, на котором амбициозному бизнесу делать нечего. Вероятно, это хорошо понимают государственные стратеги, которые вознамерились косвенно накачать массовый спрос при помощи увеличения социальных выплат и больших бюджетных инвестиций в так называемые национальные проекты. Последние, вероятно, должны подстегнуть рост зарплат.
Похоже, глубинный народ пока не в состоянии зарабатывать сам. К 2020 годам XXI он сумел вырастить себе лишь неадекватную реальности самооценку и желание на этом основании быть средним классом.
В Google и «Яндексе», соцсетях, рассылках, на видеоплатформах, у блогеров
Владислав Сурков: Долгое государство Путина
«Это только кажется, что выбор у нас есть». Поразительные по глубине и дерзости слова. Сказанные полтора десятилетия назад, сегодня они забыты и не цитируются. Но по законам психологии то, что нами забыто, влияет на нас гораздо сильнее того, что мы помним. И слова эти, выйдя далеко за пределы контекста, в котором прозвучали, стали в итоге первой аксиомой новой российской государственности, на которой выстроены все теории и практики актуальной политики.
Иллюзия выбора является важнейшей из иллюзий, коронным трюком западного образа жизни вообще и западной демократии в частности, давно уже приверженной идеям скорее Барнума, чем Клисфена. Отказ от этой иллюзии в пользу реализма предопределенности привел наше общество вначале к размышлениям о своем, особом, суверенном варианте демократического развития, а затем и к полной утрате интереса к дискуссиям на тему, какой должна быть демократия и должна ли она в принципе быть.
Открылись пути свободного государственного строительства, направляемого не импортированными химерами, а логикой исторических процессов, тем самым «искусством возможного». Невозможный, противоестественный и контристорический распад России был, пусть и запоздало, но твердо остановлен. Обрушившись с уровня СССР до уровня РФ, Россия рушиться прекратила, начала восстанавливаться и вернулась к своему естественному и единственно возможному состоянию великой, увеличивающейся и собирающей земли общности народов. Нескромная роль, отведенная нашей стране в мировой истории, не позволяет уйти со сцены или отмолчаться в массовке, не сулит покоя и предопределяет непростой характер здешней государственности.
И вот – государство Россия продолжается, и теперь это государство нового типа, какого у нас еще не было. Оформившееся в целом к середине нулевых, оно пока мало изучено, но его своеобразие и жизнеспособность очевидны. Стресс-тесты, которые оно прошло и проходит, показывают, что именно такая, органически сложившаяся модель политического устройства явится эффективным средством выживания и возвышения российской нации на ближайшие не только годы, но и десятилетия, а скорее всего и на весь предстоящий век.
Русской истории известны, таким образом, четыре основные модели государства, которые условно могут быть названы именами их создателей: государство Ивана Третьего (Великое княжество/Царство Московское и всей Руси, XV–XVII века); государство Петра Великого (Российская империя, XVIII–XIX века); государство Ленина (Советский Союз, ХХ век); государство Путина (Российская Федерация, XXI век). Созданные людьми, выражаясь по-гумилевски, «длинной воли», эти большие политические машины, сменяя друг друга, ремонтируясь и адаптируясь на ходу, век за веком обеспечивали русскому миру упорное движение вверх.
Большая политическая машина Путина только набирает обороты и настраивается на долгую, трудную и интересную работу. Выход ее на полную мощность далеко впереди, так что и через много лет Россия все еще будет государством Путина, подобно тому как современная Франция до сих пор называет себя Пятой республикой де Голля, Турция (при том, что у власти там сейчас антикемалисты) по-прежнему опирается на идеологию «Шести стрел» Ататюрка, а Соединенные Штаты и поныне обращаются к образам и ценностям полулегендарных «отцов-основателей».
Описание должно быть исполнено не в стиле двух пропаганд, нашей и не нашей, а на языке, который и российский официоз, и антироссийский официоз воспринимали бы как умеренно еретический. Такой язык может стать приемлемым для достаточно широкой аудитории, что и требуется, поскольку сделанная в России политическая система пригодна не только для домашнего будущего, она явно имеет значительный экспортный потенциал, спрос на нее или на отдельные ее компоненты уже существует, ее опыт изучают и частично перенимают, ей подражают как правящие, так и оппозиционные группы во многих странах.
Чужеземные политики приписывают России вмешательство в выборы и референдумы по всей планете. В действительности, дело еще серьезнее – Россия вмешивается в их мозг, и они не знают, что делать с собственным измененным сознанием. С тех пор как после провальных 90-х наша страна отказалась от идеологических займов, начала сама производить смыслы и перешла в информационное контрнаступление на Запад, европейские и американские эксперты стали все чаще ошибаться в прогнозах. Их удивляют и бесят паранормальные предпочтения электората. Растерявшись, они объявили о нашествии популизма. Можно сказать и так, если нет слов.
Между тем интерес иностранцев к русскому политическому алгоритму понятен – нет пророка в их отечествах, а все сегодня с ними происходящее Россия давно уже напророчила.
Когда все еще были без ума от глобализации и шумели о плоском мире без границ, Москва внятно напомнила о том, что суверенитет и национальные интересы имеют значение. Тогда многие уличали нас в «наивной» привязанности к этим старым вещам, якобы давно вышедшим из моды. Учили нас, что нечего держаться за ценности ХIХ века, а надо смело шагнуть в век ХХI, где будто бы не будет никаких суверенных наций и национальных государств. В ХХI веке вышло, однако, по-нашему. Английский брекзит, американский «#грейтэгейн», антииммиграционное огораживание Европы – лишь первые пункты пространного списка повсеместных проявлений деглобализации, ресуверенизации и национализма.
Когда на каждом углу восхваляли интернет как неприкосновенное пространство ничем не ограниченной свободы, где всем якобы можно все и где все якобы равны, именно из России прозвучал отрезвляющий вопрос к одураченному человечеству: «А кто мы в мировой паутине – пауки или мухи?» И сегодня все ринулись распутывать Сеть*, в том числе и самые свободолюбивые бюрократии, и уличать фейсбук в потворстве иностранным вмешательствам. Некогда вольное виртуальное пространство, разрекламированное как прообраз грядущего рая, захвачено и разграничено киберполицией и киберпреступностью, кибервойсками и кибершпионами, кибертеррористами и киберморалистами.
Когда гегемония «гегемона» никем не оспаривалась и великая американская мечта о мировом господстве уже почти сбылась и многим померещился конец истории с финальной ремаркой «народы безмолвствуют», в наступившей было тишине вдруг резко прозвучала Мюнхенская речь. Тогда она показалась диссидентской, сегодня же все в ней высказанное представляется само собой разумеющимся – Америкой недовольны все, в том числе и сами американцы.
Обнаружив у себя внутри малоприятное «глубинное государство», американцы, впрочем, не особенно удивились, поскольку давно о его наличии догадывались. Если существует deep net и dark net, почему бы не быть deep state или даже dark state? Из глубин и темнот этой непубличной и неафишируемой власти всплывают изготовленные там для широких масс светлые миражи демократии – иллюзия выбора, ощущение свободы, чувство превосходства и пр.
Недоверие и зависть, используемые демократией в качестве приоритетных источников социальной энергии, необходимым образом приводят к абсолютизации критики и повышению уровня тревожности. Хейтеры, тролли и примкнувшие к ним злые боты образовали визгливое большинство, вытеснив с доминирующих позиций некогда задававший совсем другой тон достопочтенный средний класс.
В добрые намерения публичных политиков теперь никто не верит, им завидуют и потому считают людьми порочными, лукавыми, а то и прямо мерзавцами. Знаменитые политографические сериалы от «Босса» до «Карточного домика» соответственно рисуют натуралистические картины мутных будней истеблишмента.
Мерзавцу нельзя дать зайти слишком далеко по той простой причине, что он мерзавец. А когда кругом (предположительно) одни мерзавцы, для сдерживания мерзавцев приходится использовать мерзавцев же. Клин клином, подлеца подлецом вышибают… Имеется широкий выбор подлецов и запутанные правила, призванные свести их борьбу между собой к более-менее ничейному результату. Так возникает благодетельная система сдержек и противовесов – динамическое равновесие низости, баланс жадности, гармония плутовства. Если же кто-то все-таки заигрывается и ведет себя дисгармонично, бдительное глубинное государство спешит на помощь и невидимой рукой утаскивает отступника на дно.
Ничего страшного в предложенном изображении западной демократии на самом деле нет, достаточно немного изменить угол зрения, и станет опять нестрашно. Но осадок остается, и западный житель начинает крутить головой в поисках иных образцов и способов существования. И видит Россию.
Наша система, как и вообще наше все, смотрится, конечно, не изящнее, зато честнее. И хотя далеко не для всех слово «честнее» является синонимом слова «лучше», оно не лишено притягательности.
Государство у нас не делится на глубинное и внешнее, оно строится целиком, всеми своими частями и проявлениями наружу. Самые брутальные конструкции его силового каркаса идут прямо по фасаду, не прикрытые какими-либо архитектурными излишествами. Бюрократия, даже когда хитрит, делает это не слишком тщательно, как бы исходя из того, что «все равно все всё понимают».
Высокое внутреннее напряжение, связанное с удержанием огромных неоднородных пространств, и постоянное пребывание в гуще геополитической борьбы делают военно-полицейские функции государства важнейшими и решающими. Их традиционно не прячут, а наоборот, демонстрируют, поскольку Россией никогда не правили купцы (почти никогда, исключения – несколько месяцев в 1917 году и несколько лет в 1990-х), считающие военное дело ниже торгового, и сопутствующие купцам либералы, учение которых строится на отрицании всего хоть сколько-нибудь «полицейского». Некому было драпировать правду иллюзиями, стыдливо задвигая на второй план и пряча поглубже имманентное свойство любого государства – быть орудием защиты и нападения.
Глубинного государства в России нет, оно все на виду, зато есть глубинный народ.
На глянцевой поверхности блистает элита, век за веком активно (надо отдать ей должное) вовлекающая народ в некоторые свои мероприятия – партийные cобрания, войны, выборы, экономические эксперименты. Народ в мероприятиях участвует, но несколько отстраненно, на поверхности не показывается, живя в собственной глубине совсем другой жизнью. Две национальные жизни, поверхностная и глубокая, иногда проживаются в противоположных направлениях, иногда в совпадающих, но никогда не сливаются в одну.
Глубинный народ всегда себе на уме, недосягаемый для социологических опросов, агитации, угроз и других способов прямого изучения и воздействия. Понимание, кто он, что думает и чего хочет, часто приходит внезапно и поздно, и не к тем, кто может что-то сделать.
Редкие обществоведы возьмутся точно определить, равен ли глубинный народ населению или он его часть, и если часть, то какая именно? В разные времена за него принимали то крестьян, то пролетариев, то беспартийных, то хипстеров, то бюджетников. Его «искали», в него «ходили». Называли богоносцем, и наоборот. Иногда решали, что он вымышлен и в реальности не существует, начинали какие-нибудь галопирующие реформы без оглядки на него, но быстро расшибали об него лоб, приходя к выводу, что «что-то все-таки есть». Он не раз отступал под напором своих или чужих захватчиков, но всегда возвращался.
Своей гигантской супермассой глубокий народ создает непреодолимую силу культурной гравитации, которая соединяет нацию и притягивает (придавливает) к земле (к родной земле) элиту, время от времени пытающуюся космополитически воспарить.
Народность, что бы это ни значило, предшествует государственности, предопределяет ее форму, ограничивает фантазии теоретиков, принуждает практиков к определенным поступкам. Она мощный аттрактор, к которому неизбежно приводят все без исключения политические траектории. Начать в России можно с чего угодно – с консерватизма, с социализма, с либерализма, но заканчивать придется приблизительно одним и тем же. То есть тем, что, собственно, и есть.
Умение слышать и понимать народ, видеть его насквозь, на всю глубину и действовать сообразно – уникальное и главное достоинство государства Путина. Оно адекватно народу, попутно ему, а значит, не подвержено разрушительным перегрузкам от встречных течений истории. Следовательно, оно эффективно и долговечно.
В новой системе все институты подчинены основной задаче – доверительному общению и взаимодействию верховного правителя с гражданами. Различные ветви власти сходятся к личности лидера, считаясь ценностью не сами по себе, а лишь в той степени, в какой обеспечивают с ним связь. Кроме них, в обход формальных структур и элитных групп работают неформальные способы коммуникации. А когда глупость, отсталость или коррупция создают помехи в линиях связи с людьми, принимаются энергичные меры для восстановления слышимости.
Перенятые у Запада многоуровневые политические учреждения у нас иногда считаются отчасти ритуальными, заведенными больше для того, чтобы было, «как у всех», чтобы отличия нашей политической культуры не так сильно бросались соседям в глаза, не раздражали и не пугали их. Они как выходная одежда, в которой идут к чужим, а у себя мы по-домашнему, каждый про себя знает, в чем.
По существу же общество доверяет только первому лицу. В гордости ли никогда никем не покоренного народа тут дело, в желании ли спрямить пути правде либо в чем-то ином, трудно сказать, но это факт, и факт не новый. Ново то, что государство данный факт не игнорирует, учитывает и из него исходит в начинаниях.
Было бы упрощением сводить тему к пресловутой «вере в доброго царя». Глубинный народ совсем не наивен и едва ли считает добродушие царским достоинством. Скорее он мог бы думать о правильном правителе то же, что Эйнштейн сказал о боге: «Изощрен, но не злонамерен».
Современная модель русского государства начинается с доверия и на доверии держится. В этом ее коренное отличие от модели западной, культивирующей недоверие и критику. И в этом ее сила.
У нашего нового государства в новом веке будет долгая и славная история. Оно не сломается. Будет поступать по-своему, получать и удерживать призовые места в высшей лиге геополитической борьбы. С этим рано или поздно придется смириться всем тем, кто требует, чтобы Россия «изменила поведение». Ведь это только кажется, что выбор у них есть.