мангазея это что такое
Призрак жизни: как возник и погиб первый русский город в Заполярье
Этот город сверкнул в русской истории XVII века, как яркая комета. От рождения до смерти Мангазеи прошло всего семь десятилетий — как раз одна человеческая жизнь. Первый русский город Заполярья, русский Клондайк, «золотая жила», к которой стремились лихие поморы, исчез с карты Сибири, превратившись в миф наподобие града Китежа. «Известия» — об удивительной и весьма поучительной судьбе легендарного города.
Карта севера Сибири начала XVII века с обозначенным городом Мангазея
Сибирский дуализм
Обычно думают, что освоение Сибири началось с похода Ермака, который в конце XVI века проложил путь за Урал. Но это не совсем так, а может быть, и совсем не так. С того момента, когда организованную купцами Строгановыми частную экспедицию казаков поддержали царевы стрельцы, действительно начинается продвижение в Сибирь на государственном уровне, но промыслами и торговлей за Уралом русские люди стали заниматься гораздо раньше. Причем проникали они достаточно далеко на восток, видимо, до Окской губы. Например, в новгородском документе рубежа XV–XVI веков «Сказание о человецех незнаемых в восточной стране и о языцех розных» сообщалось следующее:
«Сибирь в XVII веке: Сборник старинных русских статей о Сибири и прилежащих к ней землях»
«. за Югорскою землею над морем живут люди Самоедь, зовомы Могонзеи; а ядь их мясо оленье да рыба. Сия же люди не великы возрастом, плосковидны, носы малы, но резвы вельми и стрельцы скоры и горазды, а яздять на оленях и на собаках. А платие носят соболие и оленье, а товар их соболи»
Задолго до похода Ермака поморы уже прекрасно знали о богатствах низовьев рек Обь и Таз. Добирались они туда по «зырянскому пути», который также назывался «русский тёс» — направление было отмечено затесами на деревьях. Ходили и морским путем из основанного еще в 1498 годе в устье реки Печоры Пустозерского острога. В середине XVI века со слов русских моряков река Обь была отмечена на картах европейских географов, а в 1555 году английский мореплаватель Стивен Барроу слышал от поморов о морском пути в Обскую губу, как о деле давно и хорошо им известном. Знали о Мангазее и Строгановы. Служивший в Москве в начале XVI века и хорошо осведомленный о русских делах голландец Исаак Масса даже считал, что Строгановы разбогатели именно на торговле с народами, жившими в низовьях Оби («Сказания иностранных писателей о России», т. II, СПб.,1868). Известно, что приказчик Строгановых ездил в 1577 году в Мангазею сухим путем, а затем повторил это путешествие морем, причем, встретил там русских, отлично владевших языком местных народов, «знакомых с рекой Обью, так как посещали те места из года в год».
Существовал и еще один путь в Мангазею — речной. Пустозерцы поднимались по Печоре, а затем волоками проникали к устью Оби и вдоль морского берега в Таз и Мангазею. По пути они построили промысловые и торговые городки — Надымский в устье одноименной реки, Пантуев в устье Пура и несколько городков на реке Таз. Все это документально изучено еще в XIX веке и описано в работах замечательных русских и советских историков Сергея Федоровича Платонова, Юрия Владимировича Готье и Андрея Александровича Введенского, которые подробно занимались сибирской темой. Современные ученые считают, что первая поморская торговая фактория появилась в устье Таза уже в 1572 году.
Естественно, рано или поздно известия о сказочных богатствах Обской губы дошли и до Кремля. Есть летописное сообщение, что в начале 1598 года при царе Федоре Иоанновиче на основании этих сведений в «Мангазею и Енесею» был отправлен Федор Дьяков с товарищами «для проведывания этих стран и для обложения тамошних инородцев ясаком». Через год он вернулся и рассказал, что там давно объявились некие русские люди, которые уже собирают ясак от имени государя. Видимо, себе в карман. А вскоре в Кремле объявилась делегация кающихся пустозерских и вымячских купцов с челобитной, чтобы им позволили торговать в Мангазее и с обещанием платить все положенные подати в казну.
На престоле уже был царь Борис Годунов, который рассудил, что пользы от купцов может быть больше, чем от их наказания. Он простил их, приказав впредь платить десятинную пошлину и не торговать «заповедными» (запрещенными) товарами. Одновременно он распорядился отправить в Обскую губу из Тобольска отряд под командованием князя Мирона Шаховского и стрелецкого головы Данилы Хрипунова с предписанием поставить острог, для того чтобы енисейскую и мангазейскую «самоядь» привести под государеву царскую руку и ясак с них ежегодно собирать. Отряд из ста человек добрался по Оби до Березова, где к нему присоединилось еще 50 казаков. Экспедиция вышла в Обскую губу, где немедленно попала в шторм. Кочи и лодки были разбиты, припасы намочены. А уже начались заморозки. Выручили дружественные «самоеды» — пригнали оленей и нарты. На них переложили груз, казаки сварганили лыжи и пошли берегом. Однако на пути отряд подвергся нападению «мангазейских самоедов» — 30 казаков погибли, князь Мирон был ранен. Остатки отряда добрались до Пантуева городка, где и зазимовали.
В следующем году поход подготовили более серьезно — построили 15 мореходных кочей, заготовили продовольствие, выделили две сотни человек. Руководили отрядом князь Василий Михайлович Рубец Масальский и воевода Савлук Пушкин. Вышли они из Тобольска весной 1601 года, как только спал снег, и к лету без приключений были возле впадения реки Мангазейки в Таз, где и приступили к сооружению острога. Возможно, чуть ранее туда пришли и перезимовавшие в Пантуевом городке остатки отряда Шаховского, либо они встретились по дороге.
Сохранился царский наказ воеводам Масальскому и Пушкину по поводу места основания новой крепости:
Г.Ф. Миллер, «История Сибири»
«Златокипящая» Мангазея
Неизвестно, заложен ли был острог на месте поморской фактории или воеводы присмотрели новый участок. В любом случае лето-осень 1601 года можно считать точной датой закладки города Мангазея. Название это происходит от самоназвания обитавшего здесь рода «самоедов» — Мангаси. Небольшую реку, впадавшую в этом месте в полноводный Таз, поморы сначала именовали Лососевая (в некоторых источниках Осетровая), а потом стали называть Мангазейка.
За несколько лет были построены стены крепости протяженностью 280 м с пятью башнями — четырьмя глухими угловыми и одной проездной Спасской, высотой до 12 м. В кремле появились две церкви — Троицкая и Успенская, воеводский двор, съезжая изба (канцелярия), таможенная изба, гостиный двор, тюрьма, торговая баня, амбары и лавки, дома для семей стрельцов и служилых казаков. Рядом расположился посад, отделенный от крепости 50-метровым свободным пространством. Здесь были еще две церкви, склады, лавки, кабаки, бани, купеческие дома — всего более сотни строений. Избы, естественно, были бревенчатые, улицы города тоже имели деревянные мостовые. Население города состояло из 1,2 тыс. постоянных жителей, летом же оно доходило 3–5 тыс. человек. Был контингент служилый — воевода и его помощники, голова и подъячий таможенные, два подъячих съезжей избы, палач, сторожа, толмачи, казаки и стрельцы. Это 100−150 человек. Остальные — купцы и приказчики, промысловики, ремесленники, скупщики, кабатчики, лавочники. Жили в городе и крещеные ненцы, большинство женского населения тоже было местного происхождения.
План-макет древнего города Мангазеи, реконструированный по документам XVII века и на основании данных археологической разведки на побережье Тазовской губы. Мангазея — русский город XVII века, который был расположен на севере Западной Сибири, на реке Таз
Мангазею смело можно назвать cибирским Клондайком, не случайно в источниках ее часто называли «златокипящей». Только роль золота здесь играла «мягкая рухлядь» — пушнина. Ежегодно отсюда в европейскую Россию уходили тысячи шкурок соболя, черно-бурой лисы, бобра и другого зверя. Часть шла в виде собранного с местных племен ясака, другая от промыслов или в результате торговли с теми же местными охотниками. Ясак был вполне посильный — обычно две шкурки со взрослого мужчины, поэтому ненцы (их тогда называли «самоеды») относились к этому спокойно. Добывали они гораздо больше, и остаток меняли на привозимые товары и продукты. Купцы зарабатывали на скупке мехов и на снабжении городка необходимыми продуктами и товарами — сельским хозяйством в вечной мерзлоте заниматься было невозможно, поэтому мука, крупы, соль и прочие важнейшие продукты были привозными. В Мангазейской земле появились представители крупнейших северных торговых домов — «именитых гостей» Усовых, Ревякиных, Федотовых, Гусельниковых, Босовых и других.
Историк Петр Никитич Буцинский приводит такие подсчеты. В Москве шкурка «седого» соболя стоила от 5 до 20 рублей, чернобурка — до 100 рублей. Если охотник привозил товара, скажем, на 100 рублей, то:
П.Н. Буцинский, «К истории Сибири. Записки Императорского Харьковского университета»
«на вырученные деньги он мог купить по тогдашней средней цене: двадцать десятин земли (20 р.), прекрасную хату (10 р.), пять добрых лошадей (10 р.), десять штук рогатого скота (15 р.), два десятка овец (2 р.), несколько десятков штук разной домашней птицы (3 р.) — словом полное хозяйство. Если же имел право, то в Сибири мог еще купить пар пять рабов (20 р.)»
Поморы быстро освоили морские пути к Мангазее как от Пустозерска, так и от Архангельска, и основной товарооборот шел именно этим морским путем. Участвовали в нем и купцы других регионов — ярославские, вологодские, пермские. На юг к Тобольску отправлялись лишь казенные караваны с ясаком. Этот путь был очень опасным из-за тягот мореплавания в Обской губе, к тому же занимал куда больше времени — в среднем 13 недель против 5–7 через северный Мангазейский ход.
Материалы археологических раскопок в Мангазее (Государственный исторический музей)
Мангазея быстро стала не только крупнейшим торговым центром, но и опорной базой для освоения новых земель. Отсюда уходили отряды первопроходцев для обследования неизвестных территорий на Таймыре, в низовьях Енисея. Выходцами из Мангазеи была открыта Якутия и составлена первая карта реки Лены. Город рос, процветал и богател, что доказывают находки современных археологов — заморские ткани, монеты, тонкой работы шахматные фигуры и т.д. В Мангазее витал дух свободного предпринимательства, а сложившиеся рыночные отношения были выгодны всем и давали возможность городу безболезненно переживать трудные зимы. Правда, государевы воеводы и таможенники жаловались, что местные охотники лучшие шкуры продают, а на ясак отдают остатки, но это компенсировалось доходами от приезжающих купцов — каждый «гость» платил торговую пошлину, владельцы бань, трактиров и питейных изб — откупные, да и за вывозимый мех в казну шла десятина. Судя по документам Сибирского приказа, поступления от различных сборов из Мангазеи вдвое превышали ясачную дань с немногочисленного местного населения.
Под страхом смертной казни
Все изменилось после окончания Смуты и воцарения Романовых — в 1619 году вышел царский указ о полном запрете морской торговли между Архангельском и Мангазеей.
Инициатором столь странного решения выступил тобольский воевода князь Иван Семенович Куракин, который еще тремя годами ранее доносил царю Михаилу Федоровичу о желании иноземцев проникнуть в Мангазею и далее к Енисею. Сведения эти были бездоказательными, но в Кремле призадумались. Страна после смуты была ослаблена, к большой войне не готова. Сильный противник мог бы захватить богатые северные земли, другое дело, что желания такого иноземцы не проявляли. Конечно, их интересовала возможность попасть морем в Китай и Японию, но Северный морской путь будет покорен лишь в XX веке.
Переписка между Тобольском, Казанью и Москвой шла несколько лет. Мангазейские купцы и воеводы тоже участвовали в ней, пытаясь доказать выгодность поморской торговли. Но чиновничьи доводы оказались сильнее коммерческой логики или победило традиционное «как бы чего не вышло». Окружение Романовых плохо понимало суть происходящего, а людей, знакомых с сибирскими проблемами, за годы Смуты во власти не осталось. В итоге в Москве решили предоставить принятие решения самому Куракину, хотя в Смуту он выступал на стороне Сизигмунда III и в Сибирь был отправлен в почетную ссылку. В грамоте, написанной от имени молодого царя, говорилось:
«А во всем мы в том морском Мангазейском ходу положили то дело на тебя, боярина нашего, на князя Ивана Семеновича: и ты бы всякое наше дело делал в Сибири, смотря по тамошнему делу, как бы нашему делу было прибыльнее и порухи некоторые в нашем деле не было»
В итоге в 1619 году вышел царский указ о полном запрещении морской торговли между Архангельском (и Пустозерском) и Мангазеей под страхом смертной казни. Для обеспечения указа предлагалось поставить заставу на Ямале, возле волока у реки Мутной.
Существовала ли опасность иностранного вторжения в сибирские земли — бог весть. Иноземные купцы отлично зарабатывали, скупая пушнину в Архангельске, где она всё равно была многократно дешевле, чем в Европе. Торговля приносила огромные барыши, и лезть в труднодоступные земли им никакого резона не было. А ряд попыток, закончившихся трагедией, — гибель экспедиций Хью Уиллоуби и Виллема Баренца — охладил пыл даже самых отчаянных авантюристов. Зато теперь весь пушной товарооборот шел через Тобольск, а значит, местные чиновники получили источник для обогащения. Еще одна причина, побудившая закрыть Мангазейский ход, могла заключаться в том, что после Смуты в России осталось много людей, стремившихся по тем или иным причинам избежать общения с властью: должников, дворян и казаков, воевавших на проигравшей стороне, или беглых крепостных крестьян. Практически неконтролируемый властями северный ход мог дать им возможность раствориться в бескрайней Сибири.
Обувь и инструменты сапожника из раскопок в Мангазее
Заставу на реке Мутной приказали организовать мангазейскому воеводе, но он это поручение проигнорировал. Потом это попытались сделать посланные из Тобольска казаки, но не смогли — зимовка на Ямале оказалась слишком тяжким испытанием. Впрочем, этого и не требовалось — торговля через Мангазейский ход постепенно замерла. В 1630-е годы в «отписке» сибирского воеводы в Москву говорилось, что «в Тобольску знатцов, кто б водяной путь старой дороги из Мангазеи рекою Тазом на Зеленую и на Мутную реку да на Карскую губу и большим морем к Арханьилскому городу и на Пустоозеро подлинно знал, нет, роспросить некого».
Осень Мангазеи
Без участия поморов жизнь в Мангазее стала меняться, а привычный товарооборот был нарушен. Хотя по-прежнему били зверя, собирали ясак, торговали шкурами, но уже в основном под контролем государевым. А как только свободная поморская торговля сошла на нет, сразу возникла проблема со снабжением. Раньше всё доставляли поморы — промысловики заказывали поставки заранее, а воеводы оплачивали припасы для своих людей из доходов от таможенных, ясачных и прочих сборов. Всем было выгодно, конкуренция позволяла искать баланс цен. Но у сибирских купцов, видимо, не было возможности или резона привозить в Мангазею съестные припасы. Да и дорога от Тобольска гораздо дольше и опаснее. А «служилых» и их семьи нужно было кормить. Властям приходится организовывать хлебные караваны, которые регулярно терпели бедствие из-за встречного ветра в Обской губе. Казенное снабжение оказалось менее эффективным и надежным в сравнении со свободным рынком, и в еще недавно цветущей Мангазее регулярно стал возникать голод.
Да еще на рубеже 1630-х годов начались внутренние распри: рассорились два мангазейских воеводы — Андрей Палицын и Григорий Кокорев. Сначала писали друг на друга жалобы, но потом дошло до настоящей войны: один со своими людьми заперся в крепости, другой сел в посаде. Крепость осадили, там люди стали умирать от голода. Но у осажденных были пушки, и они стали палить по домам и кочам промышленников. Немало людей погибло, прежде чем воевод отозвали. Впрочем, это был лишь эпизод, и, скорее всего, корни его тоже лежали в истощении «кормовой базы» начальства.
Беднели не только люди, но и леса. Пушного зверя изрядно выбили, местные охотники и русские промысловики стали уходить дальше на восток. Мангазея пустела и слабела. Уже в 1650-е годы воеводы просили разрешения оставить город на реке Таз и перебраться на восток, к Енисею. Лишь в 1672 году, после многолетней переписки, в Москве их услышали, и небольшой отряд остававшихся служилых людей перебрался в Новую Мангазею. Сегодня это город Туруханск у впадения реки Тунгуски в Енисей.
«Тахаравы харад» — «Разрушенный город»
Мангазея на 200 лет погрузилась в небытие. В России о ней почти забыли, а местные жители называли это место «Тахаравы харад» — «Разрушенный город». Но в середине XIX века, когда историки всерьез занялись изучением архива Сибирского приказа, стало очевидно, что это не легенда наподобие града Китежа, а вполне реальное поселение. Правда, некоторое время оно было как бы виртуальным, поскольку добраться до него было чрезвычайно сложно.
Первым на руины Мангазеи наткнулся исследователь Севера Юрий Иванович Кушелевский в 1862 году. «Я видел очень заметные следы некогда существовавших зданий города Мангазеи, а у обрушившегося берега реки Таз нависший над водой огромной величины гроб из лиственных досок», — писал он. В 1900 году здесь побывал русский путешественник В.О. Маркграф, исследовавший земли по Оби и Енисею. В письме Географическому обществу, которое финансировало его экспедицию, он сообщал: «На месте, где значится «часовня», из высокого берега, подмываемого рекою, обнажаются бревна подвальных построек некогда бывшего здесь города Мангазеи. У подошвы берега жители находят изредка металлические предметы».
В августе 1914 года биолог из Омска И.Н. Шухов составил первый план городища, точнее, видимой его части. Это свидетельство оказалось весьма ценным, поскольку река постоянно подмывала крутой берег и остатки городища постепенно уходили в воду. Следующее поколение ученых уже не могло увидеть некоторые постройки, но они сохранились на плане Шухова.
Фрагмент шахматной доски, шахматные фигуры и шашки, Россия (Мангазея), XVII век (1601–1672)
В 1946 году Арктический научно-исследовательский институт направил в низовье Оби и Таза специальную археологическую экспедицию в составе четырех человек под руководством В.Н. Чернецова. Прибыли они на место в сентябре и до зимы успели лишь описать памятник и собрать подъемный материал. В числе доставленных в Санкт-Петербургский (тогда Ленинградский) Музей Арктики находок были кости домашних животных (коровы и свиньи), керамика, железные предметы — ножи, гвозди, сапожные подковы, петли от котла, часть двери, засовы. Были найдены фрагменты оловянного бокала, обломок китайского фарфорового сосуда, разноцветное стекло, фаянс, русские деньги времен Ивана IV, Михаила и Алексея Романовых и монеты нюрнбергской чеканки, свинцовые пули и предметы одежды, удивительным образом сохранившиеся благодаря вечной мерзлоте.
Находки дали основание Чернецову сделать вывод о том, что Мангазея не являлась лишь военным форпостом. «Это было прочно обжитое место, — писал он, — где русские стремились создать привычный для них уклад хозяйства. Мангазея жила не только привозными товарами, хотя основной удельный вес в Мангазее имела всё же торговля с поразительно широким для своего времени и места размахом».
В 1970-е годы в Мангазее работала экспедиция профессора М.И. Белова, которая собрала большой объем материала о жизни заполярного города. Собственно, работа этой экспедиции обеспечила прорыв в знаниях о «сибирском Эльдорадо». В XXI веке работы на этом совершенно уникальном памятнике возобновились, их ведет НПО «Северная Археология». Возможно вскоре ученым удастся пролить свет на некоторые темные пока страницы ранних этапов освоения Сибири русскими поселенцами.
Легенда Заполярья — исчезнувший город Мангазея
В конце XVI века отряд Ермака прорубил для Руси дверь в Сибирь, и с тех пор суровые края за Уралом упорно осваивались небольшими, но стойкими отрядами добытчиков, ставивших остроги и продвигавшихся всё дальше на восток. По историческим меркам это движение заняло не столь уж много времени: первые казаки схлестнулись с сибирскими татарами Кучума на Туре весной 1582 года, а к началу XVIII столетия русские закрепили за собой Камчатку. Многих манили богатства новой земли, и в первую очередь — пушнина.
Ряд городов, основанных во время этого продвижения, благополучно стоят и поныне — Тюмень, Красноярск, Тобольск, Якутск. Когда-то они были передовыми фортами служилых и промышленных людей, уходивших всё дальше за «меховым Эльдорадо». Однако много поселений постигла участь шахтёрских городков времён американской золотой лихорадки: получив пятнадцать минут славы, они приходили в запустение, когда ресурсы окрестных краёв оказывались исчерпаны.
Мангазея
В XVII веке на Оби возник один из самых крупных таких городов. Он просуществовал чуть более 70 лет, но вошёл в легенды, стал первым заполярным городом Сибири, символом Ямала, и в целом его история оказалась короткой, но яркой. В свирепых морозных краях, населённых воинственными племенами, выросла быстро ставшая знаменитой Мангазея.
О существовании страны за Уралом русские знали задолго до экспедиции Ермака. Более того, сложилось несколько устойчивых маршрутов в Сибирь. Один из путей вёл через бассейн Северной Двины, Мезень и Печору. Другой вариант предполагал путешествие от Камы через Урал.
Самый экстремальный маршрут разработали поморы. На кочах — судах, приспособленных для плавания во льдах они шли по Северному Ледовитому океану, пробираясь к Ямалу. Ямал пересекали волоком и по мелким рекам, а оттуда выходили в Обскую губу, она же Мангазейское море. «Море» тут едва ли преувеличение — это пресноводный залив шириной до 80 и длиной в 800 километров, причём от него отходит трёхсоткилометровое ответвление к востоку — Тазовская губа.
Поморский коч
Мангазейский путь был маршрутом для самых отчаянных мореходов, а кости тех, кому не повезло, навеки становились достоянием океана. Одно из озёр на ямальском переволоке носит название, которое с языка аборигенов переводится как «озеро погибших русских». Так что о регулярных безопасных путешествиях не приходилось и думать. Кроме того, отсутствовал даже намёк на какую-то базу в конце пути, где можно было отдохнуть, отремонтировать суда. Фактически, до Обской губы и обратно кочи проделывали один длинный путь.
Мехов в устье Оби хватало, но вот о постоянной фактории мечтать не приходилось: слишком сложно было снабжать её всем необходимым в таких условиях. Всё изменилось в конце XVI века. Русские разгромили рыхлую «империю» Кучума, и вскоре в Сибирь хлынули служилые и промышленные люди. Первые экспедиции выходили на бассейн Иртыша, первый русский город в Сибири — Тюмень, так что Обь была первой в очереди на колонизацию.
Тюмень / Николаас Витсен
Реки для русских были ключевой транспортной артерией в течение всей сибирской конкисты: крупный поток — это и ориентир, и дорога, которую не надо прокладывать в непроходимых лесах, не говоря о том, что лодки повышали на порядок объём перевозимого груза. Так что в конце XVI века русские двинулись по Оби, застраивая побережье крепостями, в частности, там были заложены Берёзов и Обдорск. А оттуда по меркам Сибири оставалось шаг шагнуть и до Обской губы.
В 1600 году из Тобольска вышла экспедиция в 150 служилых людей под началом воевод Мирона Шаховского и Данилы Хрипунова. Обская губа, до которой они сплавились без особых приключений, тут же показала характер: шторм побил кочи и баржи. Скверное начало не обескуражило воевод, было решено требовать у местных самоедов доставки экспедиции к месту назначения оленями. По дороге, однако, самоеды атаковали путешественников и сильно их потрепали, и остатки отряда отступили на отобранных оленях.
Тем не менее, видимо, какая-то часть пострадавшего отряда всё же дошла до Тазовской губы, и на берегу выросло укрепление — Мангазея. Вскоре рядом с острогом возвели и город. Известно имя градостроителя — это некто Давыд Жеребцов. В крепость отправился отряд в 300 служилых людей — крупное войско по меркам времени и места. Работа спорилась, и к 1603 году в Мангазее уже появились гостиный двор и церковь с попом.
Мангазея превратилась в Клондайк. Золота там, правда, не было, зато вокруг простиралась огромная страна, полная соболей. Основная масса жителей разъезжалась по окрестностям, простиравшимся на многие сотни километров. Гарнизон крепости был небольшим, всего несколько десятков стрельцов. Однако в городке постоянно толклись сотни, а то и тысячи промышленных людей. Кто-то уезжал добывать зверя, кто-то возвращался и заседал в кабаках.
Город быстро рос, за промышленными людьми приезжали и ремесленники — от портных до резчиков по кости. В городе можно было встретить и купцов из центральной России, и беглых крестьян. В городе, само собой, функционировала съезжая изба (канцелярия), таможня, тюрьма, склады, торговые лавки, крепость с несколькими башнями. Интересно, что всё это пространство застраивалось в соответствии с аккуратной планировкой.
У аборигенов вовсю скупались меха, отряды казаков доходили из Мангазеи даже до Вилюя. В качестве валюты использовались металлические изделия, бисер, мелкие монеты. Морской ход резко оживился: несмотря на весь риск, доставка товаров, в которых остро нуждались на месте (от свинца до хлеба), и обратный перевоз мамонтовой кости и «мягкой рухляди» — соболей и песцов стала доступней. Мангазея получила прозвание «златокипящей». Как такового золота там не водилось, но вот золота «мягкого» — с избытком. В год из города вывозилось по 30 тысяч соболей.
Кабак не являлся единственным развлечением жителей. Позднейшие раскопки обнаружили и остатки книг, и превосходно сработанные, украшенные шахматные доски. Довольно многие в городе были грамотны, что не диво для торговой фактории. Археологи часто находили предметы с вырезанными на них именами владельцев. Мангазея вовсе не была просто перевалочным пунктом: в городе жили женщины и дети, обыватели заводили животных и вели хозяйство близ стен. Вообще, животноводство, конечно, учитывало местную специфику: Мангазея была типичным старорусским городом, но вот ездить по окрестностям жители предпочитали на собаках или оленях.
Увы, стремительно взлетев, Мангазея быстро пала. Причин тому оказалось несколько. Во-первых, приполярная зона — не слишком продуктивное место как таковое. Мангазейцы разъезжались на сотни вёрст от города по очевидной причине: слишком быстро пропадал пушной зверь из ближних окрестностей. Для местных племён соболь не имел особого значения как объект охоты, поэтому в северной Сибири популяция этого зверя была огромной и соболей хватило на десятилетия. Однако рано или поздно пушной зверь должен был иссякнуть, что и произошло. Во-вторых, Мангазея пала жертвой бюрократических игр внутри самой Сибири.
Карта Тобольска, 1700 год
В Тобольске тамошние воеводы без энтузиазма глядели на север, где из их рук уплывали огромные прибыли, поэтому из Тобольска принялись строчить жалобы в Москву, требуя закрыть Мангазейский морской ход. Обоснование выглядело своеобразно: предполагалось, что таким способом в Сибирь могут проникать европейцы. Угроза выглядела сомнительной. Для англичан или шведов путешествие через Ямал становилось вовсе бессмысленным: слишком далеко, рискованно и дорого.
Однако тобольские воеводы добились своего: в 1619 году на Ямале появились стрелецкие заставы, разворачивавшие всех, пытавшихся преодолеть переволок. Предполагалось развернуть торговые потоки на города южной Сибири. Однако проблемы наложились одна на другую: Мангазея и так в перспективе беднела, а теперь ещё и добавлялись административные барьеры.
В Мангазее начались внутренние неурядицы. В 1628 году двое воевод не поделили полномочия и устроили настоящую междоусобицу: горожане держали собственный гарнизон в осаде, причём и те, и другие имели пушки. Бардак внутри города, административные трудности, оскудение земли. К тому же, южнее быстро разрастался Туруханск, он же Новая Мангазея. Центр пушного промысла смещался, и за ним уходили люди. Мангазея начала увядать, но ещё жила по инерции от пушного бума.
Туруханск (Новая Мангазея) / Николаас Витсен
Даже пожар 1642 года, когда городок полностью сгорел и в огне погиб среди прочего городской архив, не добил её окончательно, как и серия кораблекрушений, из-за которых возникли перебои с хлебом. Несколько сот промысловиков зимовали в городе и в 1650-е годы, так что Мангазея оставалась значительным центром по сибирским меркам, но это уже была лишь тень бума начала столетия. Город катился к окончательному упадку медленно, но неуклонно.
В 1672 году вышел официальный указ царя Алексея Михайловича об упразднении города. Стрелецкий гарнизон снялся и ушёл в Туруханск. Вскоре Мангазею покинули последние люди. Одна из последних челобитных указывает, что в некогда ломившемся от богатства городке осталось лишь 14 мужчин да некоторое количество женщин и детей. Тогда же закрылись и мангазейские церкви.
Путешественник середины XIX столетия как-то обратил внимание на торчащий гроб из берега реки Таз. Река подмывала остатки города, и из-под земли виднелись обломки самых разных предметов и сооружений. Ещё в начале ХХ века там, где стояла Мангазея, были видны остатки крепостных сооружений, а в конце 40-х годов город-призрак начали изучать профессиональные археологи. Настоящий прорыв произошёл на рубеже 60-70 годов прошлого века. Археологическая экспедиция из Ленинграда четыре года раскапывала Златокипящую.
Место раскопок Мангазеи
Вообще, ценность Мангазеи для археологии оказалась велика: благодаря вечной мерзлоте многие находки, которые иначе рассыпались бы в прах, отлично сохранились. Нашёлся и литейный двор с домом мастера, а в нём — богатая домашняя утварь, включающая даже китайские фарфоровые чашки. Не менее интересными оказались печати. Их в городе нашли много и среди прочих — Амстердамского торгового дома. Голландцы заходили в Архангельск, может быть, кто-то добрался и за Ямал, а возможно, это просто свидетельство вывоза части мехов на экспорт в Голландию. К находкам этого рода относится также полуталер середины XVI века.
Одна из находок исполнена мрачного величия. Под полом церкви было обнаружено захоронение целой семьи. На основании архивных данных существует предположение, что это могила воеводы Григория Теряева, его жены и детей. Они погибли во время голода 1640-х годов, пытаясь добраться до Мангазеи с караваном зерна.
Исчезнувший город Крайнего Севера — это не просто очередное поселение. Сначала Мангазея стала плацдармом для движения русских в глубину Сибири, а затем подарила настоящий клад археологам и впечатляющую историю потомкам.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов