начхим на подводной лодке кто такой
Флагманский химик флота.
Контр – адмирал СКАНЦЕВ…
Запахи коммунального жилья до сих пор хранятся в подкорке моего лишенного всяческих иллюзий головного мозга…
Буквально сегодня, волею судьбы побывал в одной из коммунальных квартир нашего многогранного мегаполиса, на Вознесенском проспекте и планово посетил общественный туалет…
Принимающая меня сторона долго и тщательно предупреждала меня о поджидающих меня неприятных запахах и нелицеприятных картинках…
Пробыл в туалете необходимое и достаточное время, и в очередной раз, поняв, что Питер и в вопросах социалистического общежития впереди планеты всей, вспомнил и рассказал хозяевам коммунальной квартиры забавную с моей точки зрения историю, произошедшую со мной ещё в первой жизни…
В 1983 году я был назначен старшим помощником командира большой океанской подводной лодки с тактическим номером Б – 435…
На дизельных подводных лодках, в отличие от атомных, нет, и никогда не было, офицера, исполняющего обязанности начальника химической службы подводной лодки…
И, соответственно, старпом дизельного монстра являлся, еще, и старшим химиком отвечающим «собственным задом» перед СТРАНОЙ за систематический контроль качества воздуха в отсеках…
Учитывая тогдашнюю собственную молодость и неуёмное желание в воинском звании капитана второго ранга служить в плавсоставе на адмиральской должности, что было в те годы абсолютно реально…
Легко и непринуждённо, при помощи подчинённых, сваял реальный отчёт по использованию средств регенерации и контрольных замерах процентного содержания кислорода, а также вредных примесей в отсеках подводной лодки без всяческих подсказок и купюр…
Через три недели из Штаба флота пришла фуга (фитиль) на трёх листах…
Сверху красовалась резолюция флагманского химика флота написанная хорошо поставленным почерком…
Как маленький штрих, поясняющий и проясняющий содеянное…
Предельно допустимые концентрации, например, по аммиаку на нашей отличной подводной лодке практически превышали, несмотря на ежемесячно проводимые партийные собрания, имеемые нормативы в шестьсот (. ) раз…
Но, главная фишка в том, что и сегодня в этом направлении (улучшения обитаемости наших подводных кораблей) ничего (ничегошеньки) не изменилось…
Так, что сами понимаете, общественный туалет коммунальной квартиры на проспекте Вознесенского СЕГОДНЯ меня ничем особенным не удивил…
11 фактов, которые мало кто знает о жизни на подводных лодках
Книги и фильмы нередко романтизируют жизнь на подводных лодках. Служба на подлодке демонстрируется как увлекательное путешествие или как захватывающие дух спецоперации прямо под носом у врагов. Но большинство людей понятия не имеют, с чем сталкиваются подводники, и, думаем, будет интересно узнать факты о жизни на подводных лодках.
1. Служба на подводной лодке — одна из самых сложных работ в мире
Если ты думаешь, что твой офис с опенспейсами — настоящий ад, то это даже близко не соответствует истине. Будучи на подлодке, тебе приходится неделями, а иногда и месяцами сидеть в закрытом пространстве в небольших помещениях, как правило, не более двух квадратных метров, без возможности выйти на поверхность. Прибавь сюда знание, что тебя со всех сторон окружает вода, и что над тобой десятки, а то и сотни метров не особо дружелюбного океана, и поймёшь, что это ничем не лучше добычи угля в шахте.
2. Освещение моделирует цикл дня и ночи
Так как подводники, по сути, находятся в огромной стальной бочке без окон, и неделями не видят белого света, у них, в замкнутых пространствах, начинается депрессия. Чтобы предотвратить это, на лодках монтируют цикличное освещение, которое моделирует смену дня и ночи. Причём для улучшения психического состояния моряков, применяют разноцветное освещение.
3. В подводной лодке очень шумно
В большинстве фильмов подводники буквально крадутся по отсекам, не издавая ни звука. Это действительно так, но только в случае учений или реальных боевых столкновений, когда любой шум может засечь эхолот противолодочных кораблей. В обычном режиме на лодке царит шум, который усиливается узкими вытянутыми помещениями. Да и можно понять подводников, не особо соблюдающих тишину, ведь в постоянном молчании они начали бы сходить с ума уже в первые недели дежурства.
4. Единственной обоснованной причиной выхода экипажа на поверхность является опасность для жизни одного из подводников
Если думал, что жизнь подводников — это регулярное всплытие для пополнения провизии или для того, чтобы моряки могли развеяться, то ты ошибался. Единственная веская причина для всплытия на атомной подводной лодке — угроза жизни одному из членов экипажа. И угроза эта должна быть действительно серьёзной, так как на борту есть корабельный врач, который может справиться со многими проблемами, в том числе провести небольшую операцию.
Более того, на подводных лодках есть холодильные камеры, в которые, если произойдёт несчастный случай во время дежурства, отправят тело погибшего подводника до прибытия в порт.
5. Большая часть подводников не знает, где они, и не могут ни с кем связаться
Перед началом дежурства весь экипаж проходит инструктаж, где им описывается, по крайней мере, примерный маршрут. После отплытия из порта большинство рядовых подводников не в курсе, где они плывут, даже в какой части света они находятся. На борту нет ни телефонов, ни интернета, ни каких-либо других средств связи с землёй, так что, по сути, моряки пропадают с радаров на недели или даже месяцы.
6. Между членами экипажа постоянно случаются конфликты
Представь, что ты заперт в небольшом пространстве с десятками мужиков, которым некуда сублимировать свою энергию. Даже с учётом регулярных занятий, случаются конфликты, которые происходят из-за усталости, депрессии и давления, вызванного важностью выполняемой миссии. Просто вспомни, каким испытанием для многих людей стал карантин из-за коронавируса, когда выходить из дома можно было только за продуктами, и поймёшь, насколько сложно приходится подводникам.
7. Есть ограничения в потреблении воды
Какие ограничения, ведь подлодка плавает, как ни странно, под водой, и проблем с обеспечением этой жидкостью не должно быть? Не забывай, что подлодка бороздит солёные водоёмы, и морская вода не подходит для употребления внутрь. Поэтому у моряков есть ограничения в потреблении жидкости, как правило, не более суточной нормы для человека. Во время боевых дежурств это количество может сокращаться до 1 литра в день. Что касается бытовых нужд, то на них идёт забортная вода, проходящая определённую очистку. Она менее солёная, чем за бортом, но всё же не пресная.
8. Рацион однообразный и состоит из долго хранящихся продуктов
Раньше с этим у подводников было ещё хуже, но, с появлением холодильников и атомных реакторов, питающих эти прожорливые устройства электричеством, стало чуть лучше. На борт даже загружают фрукты и овощи, но большую часть рациона составляют консервированные продукты. Так как в режиме дежурства подъём на поверхность запрещён, судовому повару приходится готовить ограниченное количество блюд, которые не отличаются разнообразием.
9. В подводных лодках есть места для развлечения
Не думай, что подлодка — это огромная казарма, где с пробуждения и до сна моряки постоянно заняты работой. Нет, у них есть развлечения, причём разнообразные. Так, например, на некоторых лодках оборудуются даже спортивные залы, где можно выпустить пар, побив грушу или покачав железо. Также у них есть кают-компании, где моряки играют в настольные игры и просто общаются.
10. На подлодках дают вино
Выше мы сказали, что рацион подводников однообразен, но он всё равно лучше, чем у моряков на кораблях. Кроме того, каждый день вместе с едой моряки получают небольшое количество красного сухого вина, которое, как считается, улучшает пищеварение, а также увеличивает производство красных кровяных телец, что позволяет немного уменьшить влияние недостаточного уровня кислорода на борту.
11. Морякам приходится жить бок о бок с ядерным оружием
Как начхим море поджёг
В канун Дня защитника Отечества «ДВК-Медиа» собирает по редакции армейские байки. Очередная — о том, как едва не спалили военно-морскиую базу в Приморье.
На каждой подводной лодке есть начальник химической службы. Так уж сложилось, что все начхимы приходили на Тихоокеанский флот из Каспийского военного училища и все были немножко ненормальные. Без царя в голове, так сказать. Могли начудить так, что расхлёбывать приходилось всему экипажу. Как только на корабле появлялся новый начхим, старпом сразу брал этого спеца на заметку и следил за каждым его шагом.
На одной из военно-морских баз в Приморье в бухте недалеко от нашей лодки стояли две аварийные, в том числе и та, на которой произошла печально известная авария в бухте Чажма. На обеих несла дежурство группа, которая следила за тем, чтобы лодки не утонули. Как-то раз с проверкой приехал командир дивизии. Заглянул он и на эти две аварийные лодки, где обнаружил, что дежурные бездельничают — в карты и нарды играют, рыбу ловят. В общем делают что угодно, кроме выполнения служебных обязанностей. Это страшно разозлило комдива, и он решил дать группе вводную задачу. Вызвал старшего и давай его распекать:
— Посмотри, что у тебя творится! Вокруг лодок мусор, мазут. Чтобы до обеда всё было убрано!
А старшим был как раз начальник химической службы. Выслушав командира, он привычно козырнул, ответил «есть» и отправился выполнять приказ. Недолго думая, начхим принёс какой-то баллон с адской горючей смесью, с помощью матросов полил ею мазутное поле, которое было размером с две футбольных площадки, и поджёг.
Сначала всё было под контролем. Пространство вокруг лодок горело ровным сильным пламенем, а матросы с помощью шлангов и помпы разбивали горящее поле на отдельные участки, стараясь, чтобы огонь не перекинулся на корпуса. Но к обеду ветер изменился, поддал жару и стал сносить горящую жидкость в бухту. А мы в это время на своей лодке грузили боезапас — принимали на борт боевые торпеды. Глядим, огонь, копоть, и всё это медленно, но верно дрейфует в нашу сторону. Мимо нас пролетели несколько пожарных машин, в акватории появился буксир, развернул свои брандспойты и направился в сторону пожара.
Никто сначала не понял, что случилось, но переполох был страшный. На тушение бросили все силы, какие только нашлись на базе. Постепенно огонь локализовали и справились с ним.
Когда о ЧП доложили комдиву, он опять приехал, устроил страшный разнос всем, кого нашёл на месте. Бедного начхима посадил в свою машину, отвёз в военный городок, где сразу же организовал партсобрание. Как только участники собрания узнали, в чём дело и кто автор происшествия, поднялось жуткое веселье. Для начальника химической службы всё закончилось выговором. А случай этот долго ещё вспоминали не только в нашей части, но и на других военно-морских базах.
kak_eto_sdelano
kak_eto_sdelanoКак это сделано, как это работает, как это устроено
Самое познавательное сообщество Живого Журнала
Матрос подводной лодки анонимно рассказал о том, что такое поцелуй кувалды, зачем закусывать вино воблой и почему некоторым подводникам приходится годами драить туалет.
С первой по четвёртую части — это так называемый БЧ-люкс. Они ходят чистенькие и опрятные. А БЧ5 — это «маслопупы», они там по колено в масле и воде, на них все трюмы, насосы и двигатели. После учебки идёт распределение на базы. Сейчас подлодки базируются либо на Севере, в Западной Лице, Гаджиево, Видяево, либо на Камчатке, город Вилючинск. Ещё одна база есть на Дальнем Востоке — её в народе называют Большой Камень или Техас. В Балтийском и Чёрном море атомных подводных лодок нет — только дизельные, то есть не боевые. Я же попал на Северный флот, в Западную Лицу.
Когда подводная лодка выходит первый раз в море, все моряки должны пройти обряд посвящения. У меня был минимальный: в плафон из каюты налили забортной воды, которую надо выпить. Вкус у неё жутко вяжущий и горький. Неоднократно были случаи, когда людей сразу тошнило. Тогда же вручили свидетельство, нарисованное от руки, что я теперь подводник. Ну а на некоторых лодках к этому обряду добавляется «поцелуй кувалды»: её подвешивают к потолку и, когда судно качает, матрос должен изловчиться и её поцеловать. Смысл последнего обряда от меня ускользает, но спорить здесь не принято, и это первое правило, которое выучиваешь, входя на борт.
Почти что на каждой подводной лодке есть два экипажа. Когда один уходит в отпуск (а они положены после каждой автономки), заступает другой. Сначала идёт отработка задач: например, погрузиться и выйти на связь с другой подлодкой, глубоководное погружение на максимальную глубину, учебные стрельбы, в том числе по надводным кораблям, если все упражнения штабом приняты — то лодка уходит на боевую службу. Автономка длится по-разному: самая короткая — 50 суток, самая длинная — 90.
Можно посчитать, что мы ежедневно возили с собой 800 Хиросим. Было ли мне страшно? Не знаю, нас учили, что боятся те, по кому мы можем выстрелить. А так я не задумывался о смерти, вы же каждый день не ходите и не думаете о пресловутом кирпиче, который может упасть на голову? Вот и я старался не думать.
Экипаж подлодки круглосуточно несёт вахту в три смены по четыре часа. Каждая смена завтракает, обедает и ужинает отдельно, между собой практически не общаясь. Ну, кроме собраний и общих мероприятий — праздников, например, или соревнований. Из развлечений на лодке — турниры по шахматам и домино. Пробовали устраивать что-то спортивное вроде поднимания гири, отжимания от пола, но нам запретили из-за воздуха. Он в подлодке искусственный, с повышенным содержанием двуокиси углерода СО2, и физические нагрузки плохо влияли на сердце.
Ещё нам кино показывают. Когда не было всех этих планшетов и DVD-плееров, в общей комнате стоял плёночный кинопроектор. Крутили в основном что-то патриотическое или комедии. Вся эротика, конечно, была запрещена, но матросы выкручивались: нарезали самые откровенные моменты фильмов, где девушка раздевается, например, склеивали их в один и пускали по кругу.
Жить в замкнутом пространстве не так трудно, как кажется. Во многом потому, что ты всё время занят — восемь часов проводишь на вахте. Надо следить за показателями датчиков, пультом, делать записи — в общем, не отвлечёшься на посидеть и подумать о жизни. Каждый день примерно в 15:00 всех поднимают на «малую приборку». Все идут убирать какой-то участок. У кого-то это пульт управления, с которого надо смахнуть пыль, ну а у кого-то — гальюн (уборная для матросов в носовой части корабля. — Прим. ред.). Причём самое обидное — закреплённые за тобой участки не меняются всю службу, поэтому если уж начал драить туалет — драишь его до конца.
Что мне нравилось в плавании — так это отсутствие морской болезни. Лодку шатало только в надводном положении. Правда, по правилам лодка обязана всплывать раз в сутки, чтобы провести сеанс радиосвязи. Если подо льдами — то ищут полынью. Выйти подышать, конечно, нельзя, хотя случаи бывали.
За день кок должен не только девять раз наготовить на ораву в 100 голодных матросов, но и для каждой смены накрыть столы, потом собрать посуду и перемыть её. Но, надо заметить, подводников кормят очень хорошо. На завтрак обычно творог, мёд, варенье (иногда из лепестков розы или грецких орехов). На обед или ужин обязательно красная икра и балык из осетровых рыб. Каждый день подводнику положено 100 граммов сухого красного вина, шоколадка и вобла. Просто в самом начале, ещё в советские времена, когда говорили о том, чем подводникам поднимать аппетит, комиссия разделилась: они голосовали за пиво, другие — за вино. Выиграли последние, но вобла, которая шла в паре с пивом, в пайке почему-то осталась.
Экипаж состоит из офицеров, мичманов и матросов. Главный всё равно командир, хотя внутренняя иерархия тоже существует. Офицеры, например, кроме командира, называют друг друга только по имени-отчеству, ну и требуют к себе соответствующего обращения. А вообще субординация как в армии: начальник отдаёт приказание — подчинённый его выполняет без комментариев.
Устав — это библия, наше всё, считай. Правда, иногда до смешного доходит. Например, согласно ст. 33 Строевого устава российских военных сил, движение бегом начинается только по команде «бегом марш». И вот один раз замкомдива в море пошёл в гальюн, а там замок висит. Он в центральный пришёл и старпому приказывает: «Старпом, гальюн откройте». Старпом сидит спиной — не реагирует. Замкомдива не выдержал: «Старпом, принесите ключ бегом». А он продолжает сидеть как сидел. «Бегом, я Вам говорю! Вы что, не слышите меня? Бегом! Бл. Чего Вы ждёте?» Старпом закрыл устав, который он читал, кажется, всё свободное время, и говорит: «Я жду, товарищ капитан первого ранга, команду „марш“».
Командиры разные бывают, но все должны вызывать трепет. Священный. Ослушаться или перечить ему — получить выговор в личное дело как минимум. Самый колоритный начальник, который мне попадался, — капитан первого ранга Гапоненко. Было это в первый год службы. Только в Мотовский залив вышли, Гапоненко пропал из виду с флагманским киповцем (должность на лодке, слесарь КИПиА — Контрольно-измерительная аппаратура и автоматика) в своей каюте.
Дней пять пили не просыхая, на шестой день Гапоненко вдруг поднимается в центральный в куртке-канадке и валенках: «Давайте, говорит, всплывайте, покурим». Покурили. Он спустился вниз, осмотрелся: «Чем это вы тут занимаетесь, а?» Говорим, учебные маневры отрабатываем, вот надо скооперироваться с соседней лодкой, 685-й бортовой. Он вдруг сам пролез за пульт, взял микрофон и вышел в эфир. «685-й бортовой, я 681-й бортовой, прошу исполнить „слово“ (а слово на морском языке означает застопорить ход, остановиться)».
Повисла смущённая тишина. Тут радист, полумёртвый от страха, бледнеет ещё сильнее и шепчет: «Товарищ капитан первого ранга, прошу прощения, я ошибся, нам нужен 683-й бортовой, а 685-й бортовой — это самолёт». Гапоненко пульт разбил, выдохнул: «Ну вы и мудаки тут все», — ушёл обратно в каюту и до всплытия больше не появлялся.
Жми на кнопку, чтобы подписаться на «Как это сделано»!
Если у вас есть производство или сервис, о котором вы хотите рассказать нашим читателям, пишите Аслану (shauey@yandex.ru) и мы сделаем самый лучший репортаж, который увидят не только читатели сообщества, но и сайта Как это сделано
Подписывайтесь также на наши группы в фейсбуке, вконтакте, одноклассниках и в гугл+плюс, где будут выкладываться самое интересное из сообщества, плюс материалы, которых нет здесь и видео о том, как устроены вещи в нашем мире.
Жми на иконку и подписывайся!
Огонь, вода и поцелуи взасос
Морские приключения начальника химической службы
Об авторе: Владимир Алексеевич Ульянич – капитан 1 ранга в отставке.
Работы и заботы химической службы на корабле бывают весьма затейливыми. Фото РИА Новости
Служба на флоте – это не только тяготы, которые нужно стойко переносить. Но и смешные истории, которые мы помним до сих пор, хотя давно уже на пенсии. Несколько таких историй, связанных с моим другом Сергеем Леонидовичем Юровским, я и хочу поведать.
Сказка о рыбаке и вахте
Командир тяжелого авианосного крейсера «Минск» доходчиво излагал кандидатам в вахтенные офицеры, какие честь и ответственность их ожидают после сдачи зачетов и получения допуска к самостоятельному несению вахты.
Начальник химической службы Сергей Юровский не проникся. Рассказы командира о каком-то легендарном химике – командире атомохода, о лучшем вахтенном офицере – начальнике химслужбы «Киев» – действия на него не возымели.
– Вводная: я временно сошел на берег. По главной базе объявлен сигнал «Ветер-раз», – держа паузу, командир выбирал жертву. – Вы – вахтенный офицер. Ваши действия?
– Докладываю… сообщаю… предпринимаю…
– Сдать вахту! Следующий…
Наконец очередь дошла до начхима:
– Сдаю вахту, товарищ командир!
Перешли к следующему эпизоду: сдаче зачетов по «Международным правилам по предупреждению столкновений судов в море» (МППСС-72). Если бы не эти правила, начхим и не артачился бы. Но столько текста он и в стихах бы не выучил наизусть. А здесь вдобавок к непонятной и неподъемной прозе по каким-то картинкам нужно было определять класс судна, его размеры, действия. И никому дела нет, что он не Вольф Мессинг, а химик обыкновенный. Поднятая командиром очередная карточка с кружочками разных цветов напоминала химику: «он» подкрадывается…
– Рыбак, товарищ командир!
– Штанга, Сергей Леонидович.
Через некоторое время новая картинка смотрела на начхима круглым отверстием вороненого ствола. Но моряки не сдаются:
– Рыбак, товарищ командир!
Прослушав круг ответов коллег, Сергей стоически вынес пытку очередной карточкой и выдал «на-гора» проверенную временем фразу:
– Рыбак, товарищ командир!
И по реакции командира с удивлением смекнул, что не промахнулся.
– Вот видишь, Сергей Леонидович, можешь когда захочешь. А что, кстати, рыбак делает?
– Рыбу ловит, товарищ командир!
Химик расстроился даже, увидев лицо экзаменующего. Но виду не подал и держался молодцом. Откуда ему было различить нюансы промыслового лова рыбы сетями или тралами, опасности для судоходства и прочие детали?
– Итак, пошли по последнему кругу. Сосредоточьтесь, товарищи офицеры…
Но мысли всех уже были сосредоточены на одном: неужели опять…
Рев простуженных бизонов поглотил остатки гениального рефрена. В голосе командира не зазвучали стальные струны. Он как-то по-отечески закончил истязание:
– Ну, почему опять рыбак, Сережа?!
– А они для меня все рыбаки, товарищ командир…
– …столовая личного состава № 3: кинофильм «В двадцать шестого не стрелять»…
– «Ты-дыщ. щщ», – в динамике раздался акцентированный звук, в его многократном эхе послышались отдаленные голоса: «… мать… мать…». И трансляция выключилась.
– Пришили комиссара! – изощрялось застольное сообщество. – Он, по всей вероятности, и был тем «двадцать шестым».
Дежурный, кстати говоря, учился в Баку, на родине легендарных 26 комиссаров.
В дверь каюты кто-то грохнул «с ноги», а не постучал интеллигентно «дай… дай… за-ку-рить», как было принято. Заполнивший все каютное пространство начхим Юровский с пистолетом и повязкой дежурного, не проронив ни слова, налил полстакана «чистого» и залпом выпил.
Стало не до шуток. Во-первых, он еще не сдал дежурство по крейсеру. Во-вторых, публично заявил на днях, что до прихода в главную базу «ни грамма в рот». Сообщество спрятало языки. Когда начхим успокоился, то все рассказал сам.
От плана немедленно выстрелить себе в висок дежурный почти сразу отказался, так как не увидел кровищи, хлещущей из-под ладони, зажимавшей рану. Да и глаза пострадавшего не выглядели остекленевшими. С радостным облегчением оба поняли, что в комиссарский лоб попала гильза. А что же пуля? Она пробила жестяную рубашку внутренней поверхности дверцы сейфа и осталась там.
Хлорируйте, химик, хлорируйте!
Не посвященные в планы высшего командования члены экипажа «Минска» ни сном ни духом не ведали, что являются участниками грандиозного биологического эксперимента. То есть помимо своей воли и без премиальных исполняют роль собак Павлова. Эксперимент ставился сразу на людях.
Учитывая трудности маневренного базирования, решено было поить экипаж опресненной водой. Из нее же готовили пищу. Испарители были в исправности, воды хватало. На борту находились представители военной науки, которые и были идеологами этого безобразия.
Поначалу не очень-то и обращали внимание на некоторые неудобства. Подумаешь, вода невкусная (а когда она была вкусной на корабле?). Подумаешь, шихта для восполнения минеральных солей не растворяется, а выпадает в осадок и хрустит на зубах.
Но один отрицательный момент волновал многих: эта вода категорически отказывалась растворять спирт. «Шильная» и водная фракции мирно сосуществовали не пересекаясь, что разрушало застольные ритуалы. Со временем интеллигентное помешивание прозрачной жидкости в стакане ножом или чайной ложечкой стало привычным атрибутом каютных ужинов и аперитивов.
Через два-три месяца употребления опресненной воды у многих членов команды начались проблемы: десны опухали, корни зубов оголялись, зубы шатались. Корабельный стоматолог колол прямо в десны какой-то жуткий коктейль с алоэ. Шишка после укола не рассасывалась. Но эти страдания посетят многих в конце перехода, а пока мы, здоровые и счастливые, бороздили Средиземное море.
– Спасибо, штурман, в точку вывел. РТС и БЧ-4 молодцы – целеуказание и связь на высоте.
Был даже редкий комплимент в адрес механиков:
– Куда б мы без хода и «холода»?
На руке химика фантазия командира засушила весла. Но только на мгновение.
– И тебе, начхим, спасибо, что во время стрельбы универсальную систему водяной защиты не включил.
Обиды приходят и уходят, а дела стоят. Спать уже не мог, захотелось позаниматься чем-нибудь своим – химическим.
– Пойду-ка я сам лично произведу замеры уровня радиоактивности забортной воды.
Один замер, другой, третий… Что это? Не может быть. Еще замер… Может! Стрелка прибора настойчиво отклонялась вправо от показаний обычного радиационного фона. Кильватерный след атомной подводной лодки? А может, просто прибор сломался? Да какая на хрен разница? Событие состоялось, и его суть должна быть немедленно доложена командиру.
Начхим нашел командира в настроении хуже не придумаешь. Несколько минут назад начальник медслужбы доложил о наличии в питьевой воде каких-то кишечных палочек.
– Опять эта вода! – погруженный в эти невеселые мысли, прямо на ходу, не останавливаясь, кэп слушал возбужденный доклад догнавшего его химика.
– Товарищ. командир. вода… обычный уровень… превышение… – долетавшие вразнобой слова заставили командира остановиться.
– Я в курсе, мне уже доложили. Что могу сказать: хлорируйте, начхим, хлорируйте!
О флотской когнитивной лингвистике
Жизнь на «Минске» остановилась. На палубе шло делегатское комсомольское собрание. Остальные комсомольцы в кубриках под надзором командиров внимали мыслям докладчика через динамики «боевой трансляции». Сидящим на палубе трудно было под палящим солнцем. Не легче было и в кубриках: вид коек, запах жилого помещения, звук вытяжной вентиляции навевали то блаженное состояние, которое, как известно, сокращает службу.
Но тяжелее всего было докладчику. Не его это дело – выступать на собраниях, но он остался за командира. Ему неимоверно грустно было говорить в микрофон без оборотов старпомовского сленга, выработанного многими поколениями. Комсомольцам было еще грустнее. Они знали, что старпом, дорвавшийся до микрофона, неохотно с ним раскланивается.
Комсомольцы уже были разогреты вступительным словом заместителя командира по политчасти. Еще висели в воздухе перлы зама, особую пикантность которым придавал его белорусский акцент, где буквы «e» и «и» произносились как «э» и «ы»:
– ГыдромэтеоУролог Грыжин своей нэосторожностью обгадил всю пэрэдовую БэЧэ-1. В БэЧэ-4 матросам ночью вставляют между пальцев ног бумагу и поджигают – делают так называемый «велосипэд». Раньше так делали хвашысты, а тепер – комсомольцы. Комсомолец Матюкаев своим повэдением сидит на лезвии брытвы, свесив ноги в хужую сторону. А ты, Манукян, ведешь себя, как хорек – прыгнул в воду и молчишь…
Старпом, продолжая читать строчки доклада, подсунутого комсомольским секретарем, порою спотыкался на неровных строчках с пропусками букв (новую машинку достать бы в канцелярию):
– В комсомольской организации нашего крейсера случаИ пьянства НЕТ… (ни хера себе нет?! – подумал, но не сказал старпом), продолжаю: случаЕВ пьянства НЕТ… – перевернул листок, – ДА…
Секретарь, испепеленный старпомовским взглядом, что-то шептал на ухо докладчику и пальцем истерично елозил по неровным строчкам. Поднятая вверх правая бровь старпома и омерзительный взгляд в сторону секретаря доказывали бесперспективность его потуг. Но злополучная фраза наконец-то была осилена:
– …случаИ пьянства НЕТ-НЕТ ДА и происходят.
Не переставая бубнить, старпом понимал, что обмишурился. Он налил из графина воду и привычным движением накрыл стакан ладонью. Уязвленное самолюбие требовало сатисфакции. И вот замелькали спасительные строки: «Не все ладится в комсомольской организации химической службы…»
А начальник химслужбы, пребывавший на границе комсомольского возраста, сидел в своей каюте в компании двух очаровательных контрагентш, недавно прибывших на крейсер. Он потчевал их полусухим шампанским из граненых стаканов, слегка обезображенных отпечатками предыдущих «шильных» пользователей. На сакраментальный вопрос: «А что вы делаете сегодня вечером?» – от одной из дам уже был получен положительный ответ. И только слова старпома, доносящиеся из динамиков, несколько отвлекали начхима от обдумывания нюансов предстоящего времяпрепровождения.
И вдруг что-то произошло. Восприятие мира распалось. В оглушительной тишине начхим видел ужас в глазах дам; видел, как ухоженные тонкие пальчики брезгливо отодвигали стаканы с шампанским. И только затем, с некоторой задержкой, он начал воспринимать слова старпома, изрыгаемые динамиками корабельной трансляции. Оторвавшаяся от бумажки старпомовская речь вновь обрела крылья, и теперь никакая сила в мире не могла ее остановить:
– А что там еще может ладиться в этой… долбаной химической службе, если ее начальник… ежедневно. целует матросов в …опу. взасос. широко раздвинув ягодицы.
Что было дальше, понятно, а поэтому – неинтересно. Дело было в начале 90-х годов прошлого столетия, когда люди свято верили каждому слову радио, каждой букве газетной строки. А суды еще не принимали иски по защите чести и достоинства.
Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.