Воронкова старшая сестра о чем
Фем-взгляд на детскую повесть Л. Ф. Воронковой «Старшая сестра»
Авторка: Модистка Кэт
Советскую детскую повесть Л. Ф. Воронковой «Старшая сестра» можно назвать своего рода энциклопедией гендерных стереотипов для детей. Но это не просто какой-то перечень стереотипов, который более-менее присущ любой литературе о девочках. Не стоит забывать, что книгу писала женщина: она знала настоящую цену обеспеченного быта, «надежного тыла» мужчины. Воронковой достаточно было писать книгу правдиво, чтобы из оды традиционной семье она превратилась в довольно жуткое ее разоблачение.
Итак, живет в Москве начала 50-х семья: муж-рабочий, жена-домохозяйка, шестиклассница Зина (в то время это 12 лет), младшеклассник Антон, детсадовская Катя-Изюмка. У матери плохо с сердцем. Даже соседки замечают, что «давно уж бабонька припадала». Не замечает только муж. Потому что жена, видите ли, боится расстроить мужа. Если она будет меньше работать по дому, если пойдет к врачу, муж узнает, что она больна, и. расстроится! Огорчится, разволнуется, узнав, что жене нужно лечение и забота. А мужа огорчать нельзя. Таким образом, жена болеет на ногах.
Естественно, что? Естественно, мама трех детей умирает. Кстати, умирает героически. Муж приходит с работы. А ей совсем плохо, она прилегла. Но нельзя же мужу стол не накрыть. Встает, прикидывается, что здорова, подает ужин. Муж просит дать ему соль. Женщина тянется за солонкой и падает замертво! Прям ассоциация с погибающим бойцом, который из последних сил все же кидает гранату во вражеский танк. Умерла, блин, на боевом посту.
Перед смертью наша героиня успела сказать Зине свои последние слова. Итак, умирает от сердечного приступа мама. Перед ней стоит старшая дочь. Каковы, догадайтесь, два последних слова, которые выговорила мать? Два самых последних слова в жизни матери троих детей: «Береги отца». Двенадцатилетний ребенок должен беречь взрослого мужика.
Зина принимается беречь, т. е. вести хозяйство для трех человек: отца и двух маленьких детей. В образе жизни отца ничего не меняется, он по-прежнему приходит в чистую квартиру, где ему подают горячую еду.
Ах, да. Отца должно быть жалко. Со щемящей ноткой описывается, как отец собственноручно берется мыть посуду.
«Отец стоял возле кухонного стола и мыл тарелки. Выходило это у него очень неуклюже — вода плескалась и на стол, и на пол, и на брюки.
— Папочка, ну что это ты! — Зина слабо улыбнулась. — Я сама вымою, ты же не умеешь. Смотри, облился весь».
Беспомощность мужчины в быту — особеная лирическая фишка советской литературы. Любили там это дело, да еще чтоб поконтрастней, поконтрастней. Мужик обязательно маскулинный до изнеможения, с рабочими сильными руками, большой и неуклюжий. И вдруг с трогательной беззащитностью ходит с оторвавшейся пуговицей или, там, тарелку за собой не может помыть. Бедняга! Спасти-отогреть!
Скажете: кем надо быть, чтобы не суметь помыть посуду без специального обучения, а только налить луж и обрызгаться? Так, пусть. Но ведь и Зина берется за хозяйство, заранее ничего не умея. В повести изображено, как соседки учат ее впервые варить суп и помогают в хозяйстве. Зина — ребенок, но преодолевает неумение! Взрослый олух с драматической беспомощностью тонет в мойке с посудой.
Нет, отец пытается «помогать». Еще одна его «помощь» — после работы, по дороге домой, готов зайти в магазин. Только дочь должна ему написать список, что покупать. Ребенок должен составить ему список! Отец вообще в курсе, что его дети что-то едят? Хорошо, но ты же сам что-то ешь? Щи, например. Тогда сунь нос в холодильник и в кухонный шкаф: есть там капуста, лук, мясо, соль та же пресловутая? Нет, даже это слишком сложно.
Короче, дочь сказала отцу: не волнуйся, папа, я справлюсь. Он и рад. Действительно, зачем взрослому человеку учиться новому, становиться опорой, беспокоиться, когда можно поверить, что двенадцатилетний ребенок со всем справится? Папа может только почернеть лицом и погрустнеть, в этом выражается его забота о детях.
Зине на выручку приходят друзья. В смысле, подруги. Обучение в нач. 50-х гг. еще раздельное, так что Зина учится в женской школе. Подруги, учительница, «гордая дворничиха Дарима» (мать-одиночка, очень позитивный и сильный персонаж), соседки берутся почистить картшку, сбегать за покупками и пр. Отец, как обычно, пребывает в состоянии «я ничего не замечаю».
Впрочем, со временем Зина прокачивает скилы хозяйки, сама разбирается, какие расходники покупать в магазине, прибирает, готовит, стирает. Но ведь она еще школьница. Все это Зина делает после школы. Девочка не успевает не только поиграть с подружками или порисовать (это ее любимое занятие), но и сделать уроки, и выспаться. Обессиленная Зина, бывшая «первая ученица в классе», скатывается на двойки. Отец, разумеется, не в курсе. Зина не говорит отцу, что ее дела плохи, потому что, как все мы помним, отца ни в коем случае нельзя огорчать! Ну, а сам он даже чисто логически не может сообразить, что дочь-школьница в одиночку тянет нагрузку, которую раньше тянула жена-домохозяйка. Это ж теорема Ферма, поди докумекай!
Соседка советует мужчине жениться второй раз, чтобы новая жена вела хозяйство. Но не забывайте, что книга вышла в 50-х. Отец — рабочий и коммунист. На голубом глазу он разражается идеологически правильной речью, что это при царе темный мужик-единоличник брал жену, как лошадь покупал: пахать не на ком. А он — сознательная личность, понимающая, что брак — это не наем в работницы, а товарищество и любовь. Ну что ты тут будешь делать?!
Зато отец выписывает из деревни свою маму. Маму-то, видимо, можно в работницы. Оказывается, это набожная, суровая женщина, которая начинает втирать Антону религиозную муть. В доме появляются иконы. На пасху бабка заставляет Зину идти в церковь святить для нее кулич. Хотя Зина и атеистка, но старших тоже слушаться надо, она идет. Однако в школе у Зины есть недоброжелательница, которая оклеветала ее на собрании, будто бы Зина предала пионерские убеждения. Тут на Зину все набросились: и учиться стала плохо, и докатилась до мракобесия, надо снять с нее пионерский галстук.
Наконец, Зина все-таки признается отцу. Тут отец снова включает режим «рабочего и коммуниста» и вообще становится похож на человека: «Нет, дочка, так не годится — всё на себя брать. Если друзья, так друзья: и радости пополам и горести пополам. А трудное дело в жизни встретится — решать вместе. Авось и я на что-нибудь тебе пригожусь!» Наверное, после этого что-то изменится? Отец, похоже, второй раз получил суровый урок: жена заплатила жизнью за его покой, дочь за его «надежный тыл» жертвует образованием и чуть не вылетела из пионеров.
Счастливый финал. Но в действительности есть еще продолжение под названием «Личное счастье». Мы увидим, что бабушка все же уехала, Зина по-прежнему ведет все хозяйство, «бережет отца», скрывая, что подросший Антон связался с хулиганами и докатился до воровства. Старшая сестра сама спасает брата. А в конце у бедной Зины намечается очень мутный жених, который явно положил глаз на ее хозяйственность. Конечно, он якобы положительный герой, но, ох, чую, не стать Зине художницей, как она мечтала.
К чему вся эта история? К тому, что в повести честно, без прикрас, со знанием дела показано, как горько, одиноко и тяжело было Зине. Как она выматывалась физически и морально по полной. Л. Воронкова не пыталась изобразить конфетную Золушку, которая радостно, с песней и даже пританцовывая, как в нашем старом фильме, драит полы, так что сразу видно — это не работа, а призвание. Л. Ф. Воронкова не стала скрывать, как хотелось Зине порисовать, пойти в поход; как она отдалялась от подруг, поскольку у нее не было времени вникать в их интересы; как трудно было постигать хозяйство, проблемы распределения времени, покупок с ограничением в деньгах, кучу этих секретов (что сколько варить, что как стирать) и пр. Именно поэтому мы видим лютый трэш. На самом деле традиционные отношения полов таковы, что стоит только не врать — и от трэша аж глаза слезятся.
Журнал Переплет
Семья и школа 1950-х. Повесть Л. Воронковой «Старшая сестра»
Начнем с красивой новогодней цитаты — прямо из Москвы декабря 1953 (или 1954) года:
«…Их влекла к себе всегда одна и та же обрамлённая огнями витрина. Достигнув её, они останавливались и с увлечением разглядывали волшебное царство, сверкающее за толстыми зеркальными стёклами.
Во всё окно, до самого потолка, стояла там зелёная, живая ёлка, вся сверкающая серебряной мишурой и разноцветными огнями лампочек. А что же творилось под её распахнутыми лапчатыми ветками! Тут румяные куклы в синих и белых шапочках катались на санях с горки. Бежали на лыжах весёлые лыжники. Снегурочка в серебряной шубке кормила морковкой плюшевых зайцев. Красная Шапочка разговаривала с волком, а волк поблёскивал зелёными прозрачными глазами-пуговицами. Здесь, у ствола ёлки, стоял весёлый дед Мороз в красной с золотом шубе, с серебряной бородой и с большим мешком за плечами. Яркие парашюты спускались сверху, а над ними парили серебряные самолёты с красными звёздами на крыльях… И над всем этим сказочным миром висели неподвижные ватные снежинки, отливающие серебром, – словно и правда снег идёт, только снежинки летят так медленно, что не заметно, как они опускаются вниз».
Повесть «Старшая сестра» написана в 1955 году. Я прочитала ее впервые лет в 9-10, с тех пор перечитывала много раз, как и все книги, которые мне понравились. Оскар Уайльд сказал, что не бывает моральных или аморальных книг, бывают книги хорошо или плохо написанные. «Старшую сестру» я назову книгой, написанной хорошо. Легкий язык, бытовые подробности, отвлекающие от линии сюжета (без которых так легко обходятся шаблонные советские книги «для младшего и среднего школьного возраста»), не навешивание на героев ярлыков и как следствие – гуманистическое сочувствие всем… В общем, как говорил Сергей Довлатов – «в этой повести нет праведников и нет злодеев». Есть люди, которые живут в Москве в первой половине 1950-х.
Есть в повести формально положительная семья – Стрешневых (и примкнувшие в ним Рахимовы, Репкины…) и отрицательная семья – Белокуровых (и примкнувшие к ним Петушковы). Но на деле все не так просто, слава богу. Каждый участник повести вызывает вопросы. И это не от прозорливости читателя, а – по собственной воле автора, то и дело напрямую озадачивающей: «Шура Зыбина Кто она? Или очень добрый и спокойный человек, выросший в хорошей, доброй семье, или она просто равнодушное существо, ещё не понимающее настоящих привязанностей, не знающее огорчений?» Рабочие и инженеры, соседи и учителя – они живые люди, за жизнью которых мы подглядываем в книжную скважину.
Посмотрим поближе на семью главной героини – Зины Стрешневой:
Отец Зины – рабочий-вальцовщик, отец троих детей. Постоянно готовится к политзанятиям. Коммунист. Дружит с директором завода и главным инженером (про его дружбу с другими рабочими не указывается). Иногда ездит в отпуск (один, без семьи) к матери в колхоз. После смерти жены оказывается абсолютно неприспособленным к быту: «Отец стоял возле кухонного стола и мыл тарелки. Выходило это у него очень неуклюже — вода плескалась и на стол, и на пол, и на брюки..». Передает малолетних детей и заботы по хозяйству своей старшей дочери, тринадцатилетней Зине, сам продолжает жить как жил: отдыхать дома после работы, выступать на каких-то политсобраниях. Лишь через несколько месяцев после смерти жены решается вызвать на помощь свою мать. Между приехавшей бабушкой и детьми нарастает напряжение, закончившееся для Зины нервным срывом и конфликтом в классе. Тогда отец сообщает дочери, ослабевшей от непосильной ноши: «Предатели вот из таких людей и берутся, которые не умеют твёрдыми быть, не умеют быть принципиальными».
Мать Зины, посвятившая себя семье. Видимо, никогда не работала на производстве (что немного удивляет). Ладит с соседками по коммунальной квартире. К собственному здоровью относится несерьезно, что приводит к трагедии.
Бабушка Зины. Вроде бы отрицательный персонаж – поругивает покойную невестку, маму Зины, с которой при жизни они не сошлись характерами, учит внуков корыстолюбию и лицемерию, да еще и религиозна и может совратить детей коммуниста на путь «отсталых людей». При этом бабушка – общительная, неглупая (речь ее для колхозницы из глухой деревни связная и даже образная: она говорит о своем возвращении в Москву как о переезде « из земли Халдейской в землю Ханаанскую »). Хорошая хозяйка; полностью берет на себя уход за тремя внуками, прощает сыну его равнодушие. Две комнаты в коммуналке для нее кажутся уютной и теплой квартирой по сравнению с собственным домом в колхозе. А уж как ей нравится питание в Москве по сравнению с послевоенной деревней! И зарплата сына-рабочего, на которую кормятся пять ртов, кажется ей богатством!
Многое можно увидеть в зарисовках из школьной жизни Зины (она учится в школе для девочек, следовательно, действие происходит не позже 1953-1954 учебного года). Учителя, как говорит нам автор, тоже бывают разные. Даже если они вроде бы настоящие проводники линии партии. Учительница русского языка равнодушна к своим ученицам, да и в других вопросах она оказывается поверхностной (и это подчеркивается). Хорошо, что есть мудрые, душевные директор Марья Васильевна (типаж — выжившая в 1937 году директор школы Алевтина из «Детей Арбата» Рыбакова) и классная руководительница, любимая девочками Елена Петровна.
К сожалению, автор не может удержаться, чтобы не притянуть за уши злободневную мораль. Обманывать нельзя, потому что «ты обманешь свою пионерскую организацию». Помогать другу нужно, потому что ты пионер. Дикое назидание Зине от любимой учительницы, когда стало известно, что девочка не «по-пионерски» пошла в церковь святить кулич в угоду своей бабушке: «Павлику Морозову было нелегко идти против своего отца, но он не уступил, не сдался. Умер, но пионерской совести своей не уронил!»
Вообще к месту и не к месту упоминаемые «пионеры», «коммунисты», «задача партии», «политинформация» кажутся добавленными в текст для антуража, для лучшего воссоздания исторической действительности. Хотя действительность весьма успешно воссоздается и без этого: лучшая подруга Зины покупает ей на день рождения «беленький кружевной воротничок, за которым ездила в большой универмаг». Отец дарит «хорошие акварельные краски, большой набор. И тут же две новые, ещё нетронутые кисточки настоящие акварельные краски!» Эх, бедно живут люди в столице, в Москве! И то — по сравнению с только что отгремевшей войной – конечно, «жить стало лучше, жить стало веселее». Женщины в простых рабочих семьях могут не работать, дети ходят в музеи…
Но, читая о школьном судилище над Зиной после доноса на нее подружкой-одноклассницей и видя реакцию взрослых на это безобразие, понимаешь – товарищ Сталин умер (по всей видимости, за полгода до описываемых в книге событий), но его черная тень еще накрывает советских людей от мала до велика.
Ладно, будем считать перегибами на местах. Ведь даже ненормально развитая в повести тема борьбы с религией, автор не скрывает – это борьба тех, кто хочет бороться.
По сравнению с натужным богоборчеством и борьбой за принципы так просто и человечно рассказывает автор про горе девочки Зины после смерти матери, ее отчаяние, попытки полноценно вести хозяйство, ее усталость и замотанность… А ведь в душе у нее и любовь к природе, и страсть к рисованию, и умение помогать, и лояльность или, если говорить языком повести, непринципиальность: когда девочка-подросток готова стерпеть, промолчать, простить, поверить… И то, что автор не отворачивается от своей героини, подтверждает мысль, о которой в начале книги задумалась Фатьма, подружка Зины: клятвы – не главное. Главное – быть настоящими, не советскими и не антисоветскими, а – людьми.
Рецензия на книгу «Старшая сестра»
Лучшая цена:
600
«А придя домой, записала в свою книжечку слова Марьи Васильевны: «Руководя людьми, надо поглубже заглядывать в их душу и прежде всего помнить, что каждый из них – живой человек…»»
«Старшая сестра» Любовь Воронкова
Настолько противоречивой, непонятной в силу давно ушедшего времени, других моральных и житейских ценностей; странной от того, что «общественное» иногда ставится в разы выше «личного»; что жить надо «не хуже, чем у людей» стала для меня эта повесть, что я растерялась.
Похвалить её может и хотелось бы, ведь есть за что, хотя бы за мужество Зины Стрешневой, потерявшей мать, и взявшей на свои плечи заботу об отце и младшем брате с сестрой. Попытаться понять заботы, враз обрушившиеся на 12-летнюю Зину нереально — раньше всё хозяйство вела мама, а теперь всё, в меру своих сил, делает Зина. Эта сторона книги мне понравилась, и автор показала её отлично, читая, проникаешься состраданием к главной героине, и задумываешься, каково это, так рано потерять маму? И понимаешь, что мам, да и вообще всех родных, надо беречь и ценить, не потом когда-нибудь, а сейчас, пока мы живы, и можем позвонить или приехать друг к другу. Я не пойму никогда, что значит быть старшей сестрой, у меня нет ни младших братьев, ни сестёр, я могу только догадываться, какая это ответственность — быть старшей, и служить примером для других.
Но и поругать книгу хочется, за то, что это общественное, жизнь с оглядкой на других, становилась порой краеугольным камнем в повести и затмевала собой всё. И от этого общественного, от жизни с оглядкой на других, порой совершенно чужих тебе людей (соседи, случайные прохожие на улице) я терялась и не понимала, как так можно было жить. Умом-то я понимала, что так тогда жили, мне не раз рассказывала о своей ранней школьной жизни мама, я примерно понимала, что по-разному, но я человек современный, живущий в другую эпоху, совершенно другое поколение и мне многие вещи в повести «Старшая сестра» резали глаза, выражаясь фигурально.
Многое мне казалось диким и столь чуждым, вот, к примеру, Зина, по настойчивой просьбе своей бабушки, понесла в церковь освящать кулич, а для пионерки такое поведение недопустимо — как же, она предала идеалы красного галстука, идеалы Ильича, идеалы красного знамени! Позор! Требуем исключить Зину из совета, вынести ей обвинительный приговор, галстук она носить недостойна. Позор и ещё раз позор! Вот когда общественное становится сильнее личного, вот когда оправдательные слова одной из одноклассниц, что бабушка заставила, не действуют и класс, когда-то смотревший на Зину, как на равную себе, смотрит как на изгоя. Мне сейчас подобное кажется мелочью, да верь, ты или нет, твоё право, тебя просто попросили (хотя в случае с бабушкой это отдельный разговор) и всё, причём тут позор перед классом? Вот она, разница между поколениями, разница в том, что тогда религию называли «опиумом для народа», верить в Бога, как скажет папа-Стрешнев, можно, но «портить моих детей я не дам, они будут коммунистами, как и я». А тогда, тогда поступок Зины посчитали чудовищным, и совершенно забыли о том, что она, Зина, всего лишь девочка, человек, как и все.
С этой разницей в идеалах, в различии ценностей и была для меня главная трудность с книгой Любови Воронковой «Старшая сестра», когда одно возмущало и повергало в шок, а другое открывало глаза на многие, понятные и сейчас, вещи (дружба, семья, ответственность), и все эти противоречия никак не хотели улечься в моей голове. Когда я искала другие книги о советских ребятах, и вспомнила только две: любимую с детства историю «Много дней впереди» Алексея Белянинова о мальчике из Москвы, оказавшемся в Якутии, и вторую, тоже из детства, «Чук и Гек». В первой речь идёт про школьников, но там никто не говорит, что он или она опозорил красный галстук, никто не выносит провинности человека на всеобщее обсуждение и моральное закидывание камнями, а во второй и вовсе не идёт речь про школу, просто про жизнь ребят. Но эти две книги, прочитанные и перечитанные не раз в детстве, до сих пор являются для меня эталонами историй о советских школьниках и вообще о детях и детстве.
И вот помня их, и сравнивая с ними повесть Л. Воронковой, я понимаю, что мой мир, вернее не мир даже, а моё представление о советских детях пошатнулось, и башня наклонилась вниз. И, кажется, то ли я выросла не с теми книгами, то ли не с теми историями, которые мне не раз рассказывала мама. Противоречивые эмоции чуть ли не раздирали меня на части…
Пишу, и понимаю, что всё вышеизложенное сумбурно, по-хорошему, стоило бы бóльшую часть текста стереть и начать писать рецензию заново, да только это будет уже не то, не те мысли, не те ощущения, и не те слова.
Пишу, и думаю, что, наверное, никогда больше я не рискну познакомиться с книгами про советских ребят, я уже буду мысленно настраивать себя на то, что их чувства, их мысли и действия неискренни, не такие, как я привыкла, и я не могу, да и не хочу их понимать.
«Много дней впереди» всё так же будет у меня в любимых книгах о детстве, об отваге и мужестве и принятии взрослых решений. И эталоном будет, вот только я с ней ничего сравнивать не буду, дабы не огорчаться…
Над повестью «Старшая сестра», будь она немного другой, я бы призадумалась, и попыталась лучше понять себя и ту, давно ушедшую эпоху, но мне совершенно не хочется этого делать по причинам, которые я попыталась отразить в своей рецензии.
Поставила оценку «5», но это той части, в которой Зина Стрешнева показана старшей сестрой, я её глубоко уважаю на стойкость и смелость, а вот той части про жизнь пионеров мне хочется поставить «2», да и то — с натяжкой, опять же, по причинам, отражённым в рецензии. Противоречиво? Я прекрасно это осознаю, и вполне допускаю, что кто-то скажет, что я не права, и затеет спор о давно ушедших временах. Остановитесь! Ведь рецензия, да и книга, не об этом, она о школьниках, о наших родителях, их детстве, вот об этом и можно поговорить, согласны?
Прочитала повесть, и отметила её галочкой, что ознакомилась, что приняла к сведению те вещи, о которых в ней говорится, но глубоко она меня не затронула.
Воронкова старшая сестра о чем
«Старшая сестра». Любовь Воронкова
Автор: Добродушная Ведьма
Специально для сайта Хобби-Ленд
Книга эта у меня в детстве и отрочестве относилась к разряду любимых, даже и во взрослые годы иногда перечитывала некие эпизоды, хотя теперь, конечно, понимаю, насколько это произведение было наивным, прямолинейным и пропитанным советской идеологией 60-х годов, когда и была написана повесть, но иначе, конечно, и быть не могло, учитывая эпоху…
В центре произведения находится Зина Стрешнева – хорошая, правильная девочка из такой же хорошей, правильной семьи, отец – рабочий, мама – домохозяйка. Зина является образцовой пионеркой и всячески старается действительно выполнять все, что от нее требуют в школе и дома, у нее, как и у ее одноклассниц, нет никаких сомнений в том, что взрослые могут быть в чем-то неправы. Новая одноклассница Тамара Белокурова предлагает Зине дать клятву о вечной дружбе, Зиночка наша с восторгом соглашается и обижается на Фатьму, с которой они дружат с первого класса, но вот она клясться отказывается. Конечно, речь идет о детях, и часто они дают друг другу подобные клятвы, которые вскоре благополучно забываются, ничего удивительного…
В первых главах повести Зина, верная своему слову, всячески помогает «разгильдяйке» Тамаре, которая плохо учится, опаздывает в школу, не желает участвовать в пионерской работе – в общем, Тамара тут представлена в качестве антагониста всем этим «образцовым пионеркам», которые временами, конечно, раздражали этой своей правильностью и стремлением выполнять все распоряжения учителей и родителей, слабо верю, чтобы подростки могли быть такими…
Но вот внезапно умирает мама Зины. И именно в это время на помощь девочке бросается в первую очередь Фатьма, другие одноклассницы также постоянно бывают у осиротевших детей Стрешневых (у Зины еще имеются младшие брат и сестра, Антон и Катя-Изюмка), а Тамара так ни разу и не заходит, все так и ограничивается ее громкими обещаниями. Совершенно ясно, что хочет сказать автор: дети, не верьте красивым словам, они далеко не означают того, что человек действительно станет вам настоящим другом, что и происходит в случае Зины и Тамары.
Позднее возникает и другая проблема – к Стрешневым приезжает из деревни бабушка, чтобы заботиться о ребятах, и она тут же принимается учить их молитвам и соблюдению религиозных обрядов, что глубоко возмущает пионерку Зину и ее отца-коммуниста, это все тоже в духе времени… В итоге бабушка все же вынуждает внучку пойти на Пасху в церковь освятить кулич, а Зину, как назло, именно в этот момент видит Тамара, которая в очередной раз поступает ну совершенно не по-дружески – сообщает всему отряду, и с бедной Зины едва не снимают галстук, что, конечно, девочка переживает очень тяжело и болезненно, ведь она не представляет себе жизни без этой пионерской организации…
В общем, здесь все предельно ясно, автор четко объясняет, что Тамару испортила ее мать – бездельница, живущая на иждивении своего мужа, главного инженера, и относящаяся к окружающим людям высокомерно и презрительно, хотя писательница подчеркивает ее необразованность, малограмотность, недалекость, но понятно, почему Тамара выросла такой «неправильной» и выбивается из общего строя. Это, конечно, книга для пионеров, и сегодня она уже явно устарела, не думаю, что кто-то из нынешних шестиклассников стал бы читать, но определенные идеи в ней есть, хотя и выраженные слишком откровенно и даже немного примитивно.